Русская душа и нерусская власть - Миронова Татьяна

Слово холоп (холпъ) находится в теснейшем родстве со словами холка и холостой, происходит от глагола холить, что исконно означало «стричь очень коротко». Обычай острижения волос у мальчика – это древний обряд посвящения подростка в юноши. И потому слово холоп было обозначением юноши – младшего члена рода, используемого в работниках.

Наилучшими работниками у славян были молодые – младшие в роду. Как известно из древних рукописных книг, русские люди делили свои возрасты по седмицам – семилетьям: «До семи лет – младенец, до двух седмиц лет (то есть до четырнадцати) – отроча, до трех седмиц лет (значит, до двадцати одного года) – отрок, до четырех седмиц лет (это до двадцативосьмилетия) – юноша, до восьми седмиц лет (до пятидесяти шести) – муж, и оттоле старец». Вот и выходит, что слово отрок обозначало подростка от четырнадцати лет до двадцати одного года, младшего в роду и семье, но которого уже можно было использовать для работы.

Слово раб (по-древнерусски оно звучало как роб) показывает, что это термин для младшего члена семьи, используемого в работе. Слово ребенок, имеющее истоки в древнем понятии робя-робенок-ребенок, сохранило значение «очень маленький член рода и семьи».

Слова холоп, отрок, раб исконно означали своих, членов своего рода и своей семьи, используемых в работниках. Раб или по-древнерусски – роб был самый младший по возрасту работник, от него произошло слово ребенок; отрок – тоже семейный работник, только постарше, с четырнадцати лет до двадцати одного года, и, наконец, холоп – самый старший по возрасту работник в семье, но не достигший двадцати восьми лет.

Вот и выходит, что рабства в понимании других индоевропейских народов у славян и русских не было. Русские использовали труд младших членов рода, сначала это были младшие по возрасту, потом – по социальному статусу. Но в любом случае это были не пленные, не чужаки, не инородцы. Это были свои. Причем издеваться над рабами и холопами, обессиливать их неподъемным трудом так, как это делали в других землях и странах другие народы, русским не дозволяло как раз то, что это были свои.

Такой взгляд на подневольный труд и на работников сохранялся у русских на протяжении всей истории, он не меняется и по сию пору, потому что заложен в родном языке. На Руси никогда не было рабовладельческого строя, который пережили все иные цивилизации, лишь русские избежали эпохи рабовладения, что до сих пор вызывает изумление историков и подчас объясняется отсталостью развития русской государственности. Да и крепостное право никогда не было подлинным рабством в России. Крестьяне чаще всего оставались крепкими земле, но не лично помещику. Злоупотребления, такие как история с Салтычихой, жестко наказывались и вызывали бурю негодования в общественном сознании. Но если своих, русских, дозволялось использовать в подневольном труде, это коренилось в исконно заложенных правилах отношений в семье и роду, то эксплуатация инородцев как рабов была просто невозможна.

Со временем слово раб в русском языковом сознании приобрело новые оттенки – безволия, бессилия сдавшегося перед обстоятельствами жизни человека. Слово холоп стало обозначать полную внутреннюю несвободу. А слово отрок сегодня именует лишь юный возраст.

Языковая установка русского языка – не искать себе работников среди чужих – сказалась на нашем отношении к другим народам. На протяжении всей русской истории мы не рассматривали инородцев как объект завоевания, как источник рабской рабочей силы. Работников славяне, русские искали внутри своего рода, внутри своего племени. Чужие племена для этих целей нам никогда не были нужны. Зато ныне, когда русский народ ослабел и истощился, мы узнали, что такое рабство. Узнали на собственной шкуре. Другие народы, в языках которых раб означает иноплеменник, чужак, которого не жалко, показали русским, да и другим славянам все ужасы рабского состояния. Рабство в чеченском и дагестанском плену, подневольный труд на азербайджанских плантациях и фермах у нас же в России, продажа сотнями тысяч наших русских девушек в израильские бордели, вывоз детей на органы в Западную Европу и Америку, – это делается представителями тех народов, для которых раб – чужеродец и чужеземец, человек, с которым можно делать все, что хочешь, человек, которого не жалко.

Могут спросить: да разве сами русские не занимаются сейчас тем же, разве по примеру иных народов нет у нас русских хозяев борделей, русских плантаторов, русских коммерсантов, торгующих детьми? Есть, конечно. Но во все времена, и нынешнее время не исключение, они назывались выродками и извергами. Выродками – потому что вырождались, переставали принадлежать роду русскому, отказываясь от русских правил жизни. Извергами – потому что русские роды и семьи извергали подобную нежить из своей среды. И сейчас, несмотря на натиск чужих обычаев и иноплеменных правил жизни, мы, русские, никогда не примем их за новые законы русской жизни. Те же, кто предал правила русской жизни, навсегда останутся для нас выродками и извергами.

Миф о русских завоевателях

Мы уже устали слышать о том, что русские – «мертвый народ», как самоуверенно говорят о нас на востоке, что русские – «народ, утративший волю к жизни», как горделиво считают на Западе, что русские – «окончательно покоренный народ», так презрительно усмехаются в Израиле… А, может, так и есть? Может быть, мы действительно мертвый народ, ибо только у мертвого народа нет желания рождать детей. С 2001 по 2009 год, по данным Роскомстата, количество детей в России от нуля до 14 лет уменьшилось на семь миллионов душ. Может, мы и вправду утратили волю к жизни, ведь по числу самоубийств занимаем позорные первые строки в перечне других государств. И, наверное, Израиль правильно считает нас покоренным народом, поскольку, численно преобладая в собственной стране, составляя 85 процентов населения в собственной стране, созданной и укрепленной руками русского народа, мы уже боимся выговорить слово русский, а за книги, такие как «Иго иудейское», за фильмы, как, например, «Россия с ножом в спине», поднимающие русский вопрос, нас бросают в тюрьмы, сами же книги и фильмы запрещают при нашей безропотности?..

Способны ли еще русские хоть на что-нибудь, и, непонятно, как мы прежде воевали, а ведь победоносно воевали, триумфально побеждали, из века в век отвоевывали свободу, независимость, наказывали захватчиков и оккупантов. Так что же сейчас-то с нами творится, почему так много русских, готовых принять для себя и то, что они мертвы, и то, что они утратили волю к жизни, и что покорены окончательно?

Осознание войны – это когда русский человек в массе своей начинает понимать, что против него ведут войну. И вот такое осознание приходит не сразу и не вдруг.

Наше представление о войне в корне отличается от понятия войны в других языках. По-английски слово «война» war происходит от глагола ware, что значит «торговать», и английские войны велись и ведутся ради торговли и барышей, это войны ради прибылей. По-немецки слово война der Krieg происходит от глагола kriegen, означающего добывать, захватывать. Германские народы воевали ради захвата чужих территорий. А что значит война по-русски?

Слово война имеет тот же корень, что и слово вина. По-русски для того, чтобы вести войну, нужно понять, кто виноват в развязывании войны. Нужно найти виноватого. И только тогда, когда русские люди находят виноватого в войне, вот тогда – берегись! Русский мужик долго запрягает, да быстро ездит. Не про войну ли эта поговорка? Тем, кто сомневается в истинности этого утверждения, предлагаю вспомнить историю нашего Отечества.

Давали ли русские кому-либо молниеносный отпор? Нет, собирались долго, податливо отступали до самой столицы, как в 1812 году, а то и до Волги откатывались, как в 1941 году, а бывало, что и по триста лет терпели иго, как при монголо-татарах. Виноватого в каждой новой войне русскому человеку надо было не только увидеть, но и осознать его вину. Сделать это было не просто, ведь далеко не всегда враг открыто нападает и крушит. Таково свойство русского языкового сознания. Наш язык оставил нам завет наших предков – вести войны справедливые, оборонительные, поднимать оружие лишь против тех, кто действительно виноват перед нами. Зато вслушайтесь в звучание военных терминов по-русски – все они по смыслу своему нацелены на победу, на непременное поражение противника. Битва, это когда мы бьем врага, рать – это когда мы яростно устремляемся на врага (реть по-древнерусски – стремление), сражение – это когда врага разим, то есть убиваем насмерть. Таковы языковые смыслы военных слов, таков и русский на войне. Он весь устремлен к победе, потому что война для него всегда справедлива, на войне он наказывает виноватого в пришедшей на Русь беде. Потому и добивается победы! Ведь победа – это то, что приходит после беды, что перебарывает беду.