Воздушный штрафбат. В небе заградотрядов нет… - Антон Кротков

– Может тебе всё-таки не стоит туда ходить? Артур уже доказал, что способен на любую низость.

– Нет, пойду! – отрезал Нефёдов и ободряюще подмигнул своей спутнице. – Надеюсь, тебя устроит заочное извинение этого «богочеловека»?

Ольга осознала свою наивность и глупость, едва поняла, что это Нефёдова ведут под руки через двор. Правая часть лица юноши превратилась в сплошную гематому, его рубашка и куртка были забрызганы кровью.

Увидев подругу, в печальных глазах которой стоят слёзы, а с побелевших губ готовы сорваться слова жалости, Борис неожиданно улыбнулся ей и принялся рассказывать анекдот:

– Девушка спрашивает знакомого парня, у которого вместо рожи окровавленная каша: «Что с тобой случилось, милый?». А он ей философски так отвечает: «Вначале было слово…».

Тэсс постаралась не задавать глупых вопросов, хотя в её голове как раз крутились подобные фразы: «Что случилось?», да «Почему ты меня не послушал?».

Вместо этого Ольга решила взять дело в свои руки. Она примерно уже знала от Нефёдова ситуацию в его приёмной семье, и потому велела его друзьям вести пострадавшего к ней домой.

Мать Ольги оказалась женщиной понятливой, с крепкими нервами.

– Его, что – сшиб грузовик? – довольно хладнокровно поинтересовалась она у дочери, когда обнаружила в своей прихожей окровавленного парня.

– Нет, мама, его избили… из-за меня.

– Понятно, – одобрительно кивнула высокая статная дама и принялась своими сильными музыкальными пальцами ощупывать голову Нефёдова; затем она внимательно заглянула в глаза пострадавшему, после чего заключила:

– Сильный отёк лица, скорее всего сотрясение мозга, но кости черепа целы и это обнадёживает. Ну-ка, господа секунданты, несите вашего бретёра59 на топчан в кабинет моего мужа. Это прямо по коридору, последняя дверь направо. Оленька, готовь таз и бинты. А я позвоню Берту Гансовичу. Так звали старого доктора – друга семьи Тэсс.

На топчане Бориса снова стало тяжело рвать, у него раскалывалась от боли голова.

Вскоре явился седенький доктор в каракулевой шапке-«пирожке», золотых очках, драповом пальто и в длинном черном старомодном сюртуке, застегнутом на все пуговицы. Такие «мухоморы», не смотря на свой заплесневелый облик, обычно хорошо знали своё дело. И на счастье Нефёдова в Москве конца НЭПа60 ещё остались подобные частнопрактикующие доктора старой школы. С его появлением Ольга немного успокоилась, так как почувствовала, что отныне Борис находиться в надёжных руках.

Войдя в комнату, где лежал больной, доктор снял сюртук, оставшись в одном жилете, и засучил по локоть рукава белой шёлковой рубашки.

– Ну-с, сударь мой, – странно захихикал старичок, присаживаясь на стул возле кровати Нефёдова, – могу вас успокоить: дело ограничиться моими визитами – судя по вашему геройскому виду, священник вам на этот раз не понадобиться.

Доктор вытащил из принесённого с собой потёртого саквояжа инструменты и приступил к делу. Прищурив один глаз и, оттопырив нижнюю губу, он сосредоточенно осмотрел Нефёдова, послушал с помощью специальной трубы его сердце, посчитал пульс; снова заглянул в глаза пациенту и ощупал голову, после чего сделал укол…

Перед тем как уйти доктор взглянул поверх очков на молодого человека своими мудрыми стариковскими глазами и, немного подумав, сказал:

– Не сочтите за грубость, голубчик, но я бы посоветовал вам жениться, как можно раньше. У людей вашего телесного и духовного склада есть слишком много шансов уйти в лучший мир в цветущем возрасте, не оставив после себя потомства. Так то вот-с…

***

В Ольгином доме Борис оказался окружён такой заботой, что первое время сильно смущался и никак не мог привыкнуть, что все тут к нему относятся, словно к родному сыну. Мать Ольги сразу же позвонила Фальманам и сообщила, что с их приёмным сыном случился несчастный случай, но, мол, к счастью всё обошлось. Она также сумела легко решить вопрос с Яковом Давыдовичем, чтобы мальчик наблюдался опытным врачом у неё на квартире.

Пока Нефёдов мучался от рвоты и сильных головных болей, у его кровати постоянно находилась заботливая сиделка – мать и дочь поочерёдно меняли молодому человеку повязки, поили больного чаем, следили, чтобы в указанное доктором время он не забывал принимать прописанные микстуры.

Таким образом, на какое-то время сирота оказался в центре всеобщего внимания и любви. И мать Ольги – Екатерина Алексеевна и её отец – Фома Ильич отнеслись к новому обитателю своей квартиры с большой теплотой. Им пришёлся по душе открытый жизнерадостный нрав юноши. Ну и конечно, свою роль сыграли обстоятельства, при которых Борька получил свои ранения. Ведь он пострадал за честь их дочери.

– В нашем роду все женщины хотя бы раз в своей жизни бывали причиной для дуэли, – шутливо рассказывала Борису Ольгина матушка. К этому времени юноше стало значительно лучше, и он вместе со всеми домочадцами проводил вечера в удобном кресле в уютной гостиной.

– Когда я училась на втором курсе Смольного института, мой будущий муж стрелялся из-за меня с одним подпоручиком. Кажется, тот служил в артиллерии, хотя, обычно артиллеристы, головы которых не так горячи, ибо постоянно охлаждаются сухой математической диетой, не столь драчливы. Но то ли этот подпоручик действительно был так сильно в меня влюблён, то ли ему наскучила его баллистика с механикой, но он всерьёз потребовал от студента удовлетворения и слышать не хотел о примирении.

Голос Екатерины Алексеевны звучал удивительно мелодично. Временами, по ходу рассказа, она заливалась звонким смехом, ослепительно улыбаясь. Это была женщина той благородной красоты, которая не меркнет с годами, а лишь придаёт своей обладательнице царственного блеска. Даже в свои сорок лет Екатерина Алексеевна могла бы непринуждённо царствовать в аристократических салонах и кружить головы блестящим гвардейцам в мазурочном вихре бальных залов. Но в нынешние времена, когда законодателями мод являлись почти поголовно страдающие отсутствием вкуса жёны кремлёвских выскочек, с такой внешностью безопаснее всего было пребывать в ранге скромной домохозяйки.

– Служанка одной моей подруги заранее узнала о готовящейся дуэли, – продолжала свой рассказ хозяйка дома, – и конечно она из любопытства поехала посмотреть на сиё редкое зрелище, а потом через мою приятельницу этот рассказ дошёл до меня. Стрелялись они естественно на Чёрной речке. Где же ещё?! Ведь там дрались Пушкин и Дантес. Подпоручик прибыл минута в минуту с секундантом и врачом. Господин же студент нанял какого-то пьяного извозчика и тот завёз его в сугробы и высадил в полутора верстах от нужного места. По дороге бедолага потерял калошу. Он так и предстал перед затянутым в парадный мундир побледневшим подпоручиком – в одной галоше и в плохоньком пальтишке.

По рассказу Екатерины Алексеевны пистолет в руке её будущего мужа разорвался при выстреле. То ли неопытные секунданты положили в него слишком большой заряд пороха, то ли купленный в лавке антиквара дуэльный набор за давностью лет утратил работоспособность. Студенту наспех перебинтовали платком руку, после чего подпоручик подошёл вплотную к барьеру и долго целился.

– Артиллерист бы отменный стрелок и обязательно убил бы меня с такого расстояния наповал, – вступил в разговор Фома Ильич, – если бы не медальон, который за несколько дней до этого подарила мне Катенька.

Фома Ильич снял с шеи и продемонстрировал Нефёдову повреждённый пулей медальон с написанным маслом портретом юной девицы. Девушка на миниатюрном портрете была как две капли воды похожа на Ольгу.

– Я не знал тогда, что по законам дуэли полагалось предварительно снять с себя все посторонние предметы, – благодушно продолжал Фома Ильич. – Когда же секунданты сообщили мне об этом, я тотчас выразил готовность предоставить своему противнику повторный выстрел. Но он оказался человеком не только благородным, но и милосердным. Мы отметили счастливое окончание нашего поединка в ресторане и впоследствии стали друзьями.

– Правда на следующий день у Фомы началось заражение крови из-за несвоевременно оказанной хирургической помощи, и ему чуть не отняли руку, – вновь подхватила нить повествования хозяйка. – Но именно благодаря этому увечью его не взяли в армию в 1914 году. А тот подпоручик погиб в первый же год… где-то в Пруссии. Нелепо погиб. Его полк в полный рост пошёл в атаку на немецкие пулемёты и почти полностью был выкошен неприятельским огнём…

Глава 9

В 1931 году в семье Фальманов произошла трагедия. В приступе тяжёлой депрессии после затяжной ссоры с мужем Маргарита Павловна выстрелила в Якова Давыдовича из его наградного «Браунинга».