Певец Волги Д. В. Садовников - Дмитрий Николаевич Садовников

class="p">(«Красива Волга мне родная»)

Красива Волга мне родная,

Когда весеннею порой,

Луга и нивы затопляя.

Бежит шумливою волной.

И остров, камень изумрудный,

В лазури быстротечных вод,

Вассал, покорный Волге чудной,

Покров свой зимний отдает.

Свободно ветер Волгой ходит,

Косным вздувает паруса,

Поверхность рябью ей поводит…

Вдруг буря… Волжская краса

Начнет заигрывать с волнами;

Валы саженные встают,

Шумят, бегут и все растут

И плоский берег перед вами

Блестящей пылью обдают…

Потом за опаденьем вод

Весной река кишит народом;

За пароходом пароход —

Один, другой с тяжелой баржей…

И шум и крик… Грузят суда;

Не устающий никогда

Плывет рыбак за толстой каржей,

Которая на лоне вод —

То пропадает, то встает…

Вода сошла, и остров тот,

Что под водой весной скрывался, —

Как феникс — над лазурью вод

Вставал и в зелень одевался…

И Волга лентою обычной

Меж берегами потекла;

И шириною безграничной

Не поражала, но была

Еще прекраснее: налево

Все тот же синий ряд холмов,

А там луга, и для посева

Поля, кой-где клочок лесов;

Направо тоже горы были, —

Свидетели давнишних дел,

Старинной, пережитой были,

Когда на Волге Стенька пел,

И кровь лилась, и Русь когда

Была слаба и молода…

Жегулевские клады

(«Души человека бесценнейший клад»)

Души человека бесценнейший клад

В свободе, желаньи и силе.

Клады эти здесь на вершинах лежат

В большой известковой могиле.

За них-то на Волге в былые года

Сходилися люди и бились;

За эти клады поднималась вражда

И крови потоки струились.

Другие клады показались в горах;

Былое ушло безвозвратно…

И только по кручам на голых местах.

Как будто кровавые пятна.

Но это не кровь, — то нагие хребты,

Обмытые влагой стремнины,

Богатую кладь выдвигает — пласты

Цветной и уступчивой глины.

ПРЕДАНИЯ И ЛЕГЕНДЫ ПОВОЛЖЬЯ

1–8. Про Стеньку Разина

 НЕКОТОРОМ царстве, в некотором государстве, именно в том, в котором мы живем; не далеко было дело от Чечни, близь речки Дону, в тридцати-пяти верстах от Азовского моря, жил в одном селе крестьянин, по прозванью Фомин, а по имени Василий Михайлов. Не старше он был тридцати-восьми годов, народился у него сын, назвали его Михаил. Воспитал он его до шести лет. В одно время в прекрасное он поехал на работу, взял и сына с собой. Напала на них небольшая шайка разбойников, мать с отцом убили, а Михайлу с собой взяли. Привозят они его в свой дом, отдают его атаману. Атаман у них был старик девяноста-пяти лет. Принял он этого Михайлу на место своего дитя, стал его воспитывать и научать своему ремеслу, в три страны велел ему ходить, а в четвертую не велел.

Прошло три месяца, атаман Роман вздумал Михаиле имя переменить, собрал шайку, чтобы окрестить его, и назвали его Степаном.

— Ну, топерь ты, мой сын Степан, слушай меня! Вот те шашку и ружье, занимайся охотой, дикой птицею двуногой и с руками и с буйной головой!

Степан вышел со двора и вздумал об родной стороне: «Где-то мамынька моя и родимый тятенька? В поле на меже свою голову скоромили, и я-то, Михайло, остался у разбойников в руках».

Сам заплакал и пошел в ту сторону, куды атаман велел. Вышел на большую поляну, вдруг, увидел себе добычу, лет семнадцати девицу. Он подошел к ней, сказал;

— Здравствуй, красная девица!. Что ты время так ведешь? Сколько я шел и думал, такой добычи мне не попадалось. Ты — пе́рва встреча!

Девка взглянула, испугалась такого вьюноши: увидела у него в руках востру саблю, за плечом — ружье. Стенька снял шапку, перекрестился, вынул шашку из ножны и сказал:

— Дай бог по́мочь мне и булатному ножу!

Возвилася могучая рука с вострою шашкой кверху; снял Стенька голову с красной девушки, положил ее в платок и понес к атаману.

— Здравствуй, тятенька! Ходил я на охоту, убил птичку небольшую. Извольте посмотреть.

Атаман выходя, взглянул на платок; на нем окровелённая голова, красовитое лице.

— Вот, Стеня, люблю за то!

Поцеловал его в голову.

— Я тебя награждаю своим вострым булатом; с ним я ездил семьдесят-пять лет, а топерь ко мне кончина приходит.

Атаман вскоре крепко заболел; собралась в дом его вся шайка. Он своим подданным и говорит;

— Ну, братцы вы мои, выбирайте кого знате, а я вам не слуга.

Вдруг вышел из лесу невысокий старичек, левым глазом он кривой, правым часто подми́гыват. Взглянули на него разбойники и в голос закричали:

— Подойди, старик, сюда!

Он подошел, смеется и говорит:

— Ну, чего вам от меня нужно?

— Ну, старичек, рассуди нам дела: нас вот двенадцать человек; кто из нас будет атаманом?

И он им ответил:

— Вы не выберете из себя. Я — сам главный атаман из такой-то шайки; мои подданные ездили на разбой, плохо сделали, уплощали: перевязали, в казамат посадили. Мне старику владать топерь таким домом не́чего, я и пришел к вам.

Все разбойники вскричали:

— Как? Мы тебя, старик, не знаем!

— Что вы, братцы, неужто вы Василья Савельича не зна́те?

— А вот-вот! Вот нам и атаман! Пущай нами владает!

У них есаул был из татар, повернулся и пошел. Пришел к старому атаману и говорит:

— Мы нашли себе атамана, Василья Савельича.

Атаман говорит едва, едва, только намекает:

— Пошли, мол, его сюда.

Василий Савельич пришел к старику, взял его за правую руку и сказал:

— Прощай!

Тот промолвил одно слово:

— Прими мого сына, Степана по прозванью! Вот еще скажу тебе: в три стороны своих посылай, а в эту вот сторону ни по́ногу не шагай!

После того умер атаман. Коронили его, все запели вечну память.

Стал Василий своими подданными командовать и Степана научать.

— Ну, теперича я тебе, Стенюшка, отец и мать. Слушай меня, что я