Опознание невозможно - Ридли Пирсон

— Никогда не видел ничего подобного. — Потом поправился: — Если не считать дома Энрайт.

— Хуже, чем в большинстве случаев? — Болдт попытался внести ясность.

— Намного. Даже больше, чем намного.

— Что именно я должен искать? — спросил Болдт.

— Большая часть сейчас уже внизу, — ответил Баган. — Большая часть остатков попадает в погреб, — пояснил он. — Все сваливается туда, как в корзину: дерево, стекло, плитка, электропроводка, изоляция. — Он посветил фонарем в дыру. Гарман поднял голову, взглянул на них и вернулся к своей работе. — Видите, чего не хватает? — спросил Баган у Болдта. — Раковин. Унитазов. То же самое, что и в доме Энрайт. А я скажу вам, где они: они вон там, внизу, расплавились подчистую, следовательно, мы имеем дело с температурой свыше двух или даже трех тысяч градусов по Фаренгейту, что само по себе возводит этого малыша в отдельный класс. Прибавьте еще тот факт, что соседние здания не загорелись, потому что дом сгорел дьявольски быстро, — и вы получите сбитого с толку пожарного инспектора.

— Получается, все улики там, внизу? — поинтересовался Болдт.

— Да и там их осталось немного. Почти все здесь, в центре, просто испарилось. — Баган повторил, желая подчеркнуть значение своих слов: — Испарилось.

Над головой появился новый вертолет, устремив слепящий столб света в пепелище. Лицо у Багана было перепачкано сажей, глаза покраснели. Внезапно в воздухе появился новый, но странно знакомый запах, и Болдт нервно огляделся по сторонам.

— В чем дело? — спросил Баган, уловив волнение Болдта.

— Здесь тело, — мрачно ответил Болдт.

До них доносился шум уличного движения, треск приемопередатчиков, да время от времени окрестности оглашались ревом вертолета над головой. Где-то вдалеке слышался сердитый собачий лай.

Баган провел рукавом по лицу, стирая пот и пачкая его еще больше.

— Вы уверены в этом?

— Уверен, — ответил Болдт. Его охватила паника. Соседи, которых успели опросить к этому моменту, не могли с уверенностью сказать, что к началу пожара в доме кто-то был. — Может, это животное. Может, это не человек. — Хотя он подозревал, что это именно человек. Запах волнами наплывал снизу. Неужели только копам из отдела по расследованию убийств знаком этот запах? У него не было никакого желания оказаться рядом, когда обнаружится поджаренное тело. Однажды он видел такое на вскрытии. Одного раза было достаточно.

Он протянул руку и схватил Багана за плечо, сказав:

— Если вам все равно, то кто-то должен произвести поиск по периметру, прежде чем его затопчут окончательно. Обертки от жевательной резинки, леденцов, пробки от бутылок, зубочистки, клочья одежды…

— Согласен. — Баган показал вниз. — В любом случае главные события разворачиваются там. Очаг возгорания находился в самом центре сооружения. Пожарники не хотят, чтобы мы путались под ногами.

— Мы начнем каждый со своей стороны, а потом поменяемся местами. — Когда они вышли из здания и добрались до земли и грязи, Болдт почувствовал себя в своей стихии. — Все глаза на землю, — проинструктировал он напарника. — И широко раскрыты.

Уяснив, что нужно Болдту, Баган заметил:

— Все, что находилось в такой близости от сооружения, сгорело в огне. Так что здесь мы не найдем никаких оберток от жевательной резинки. В толк не возьму, зачем нам шататься по пепелищу, ожидая, пока пожарный инспектор пошевелит своей задницей.

Болдт поморщился и глянул вниз, в черную дыру, где Гарман и второй инспектор исследовали мусор. Он подумал, что все здесь слишком сильно перегорело, чтобы найти тело, а без тела не будет и дела об убийстве. Никакого расследования. Его отделу еще предстояло заниматься поножовщиной на Пилл-хилл, а также утоплением поблизости от Шилсхоула. Его нос учуял то, чего не видели глаза. Может быть, тело, запах которого он почувствовал, так и не будет найдено.

Трава вокруг фундамента дома почернела от жара, а земля под ней набухла от воды из пожарных шлангов. Болдт искал пробки от бутылок, сигаретные окурки — все, что могло навести их на подозреваемого. Двигаясь вокруг бетонного фундамента сожженного дома, он пытался восстановить картину преступления. Ходили мистические истории о полицейских, которые якобы «видели» преступление — то есть могли мысленно видеть убийство. Болдт таким даром не обладал. Но при случае он мог восстановить методологию преступления по обнаруженным фактам. В редких случаях его воображение подчиняло его себе и ошеломляло, заставляя выступать в роли зрителя разыгрываемого преступления. И сегодня вечером, в самом начале октября, произошел как раз такой случай.

Он поднял голову, и внезапно перед ним встал несгоревший дом — дом, которого он никогда не видел. Он был крыт коричневой кровельной дранкой, и белая краска вокруг окон уже облупилась. Это было незатейливое двухэтажное сооружение. Дымовой трубы не было, и над крышей торчала только старая телевизионная антенна, погнувшаяся и проржавевшая, давно уступившая свое место кабельной системе. Он увидел лестницу, прислоненную к стене дома, и спину мужчины, карабкающегося по этой лестнице.

Позади него рявкнула сирена, и Болдт потерял свое видение. Он огляделся вокруг, осознавая окружающее, подобно только что проснувшемуся человеку. Этими галлюцинациями он никогда не делился ни с кем, даже с Лиз. Отчасти его нежелание объяснялось неловкостью и возможным непониманием, отчасти суеверием — он не хотел, чтобы что-то могло помешать его способности время от времени провидеть происходящее.

По прошлому опыту он знал, что ему нельзя сейчас трогаться с места. Из разговоров с Дафной он уяснил, что обычно причиной таких вот моментов яркого «воображения» служило какое-либо наблюдение, звук, запах; что подобные раздражители действовали на его подсознание. Он понял, что именно такой раздражитель находился совсем рядом с ним или сразу же позади. Сначала он прислушался к носящимся в воздухе звукам. Потом обратил внимание на окружающие его запахи гари. И все это время внимательно обшаривал глазами местность.

Ответ лежал у его ног, и это был не запах и не звук. Двойной отпечаток в грязи. Два прямоугольных следа на черной траве. Рядом с правым отпечатком в траве виднелись какие-то голубые блестки. Он нагнулся и принялся изучать это место, но с разочарованием понял, что перед ним всего лишь следы от лестницы. Пожарники, подумал он. Ножки лестницы примерно на пару дюймов ушли в грязь и дерн, оставив после себя четкие отпечатки в форме шеврона.

Болдт немедленно зарисовал свою находку и, подняв голову, увидел, что Баган стоит рядом.

— Нашли что-то? — спросил Баган.

Болдт показал:

— Насколько я понимаю, пожарники использовали лестницы, чтобы тушить пожар?

— Ни за что. Слишком жарко. Кроме того, — сказал он, указывая на участок перед отпечатками, — стены здесь уже не было, ее уничтожил огонь. Так что прислонять лестницу было не к чему.

И снова Болдт взглянул туда, где должна была находиться стена, и снова у него возникло видение человека, поднимающегося по лестнице. Он не поленился оградить это место полицейской лентой, прежде чем продолжить свои поиски вокруг фундамента. К тому времени, когда они закончили, его заинтересовали только следы лестницы.

Болдт позвонил в офис и попросил Берни Лофгрина, старшего техника службы идентификации, прислать кого-нибудь, чтобы снять гипсовые отпечатки и сфотографировать следы лестницы, а также взять образцы цветных блесток рядом. Внутри него нарастало возбуждение. Улики, найденные на месте преступления, любые улики, имеют решающее значение для раскрытия дела. На два пожара больше, чем нужно, подумал он. Больше их не будет, пообещал он себе.

И только когда поздно ночью Болдт переступил порог собственного дома, обнаружилась вторая улика с места преступления. Он провел на пожарище еще много времени, наблюдая за сбором улик, и, естественно, оказался рядом, когда в подвале, под перевернутой ванной, обнаружили обугленные останки тела. Выемка останков была проведена очень тщательно. Дикси лично прибыл на место, чтобы оказать помощь, и Болдт оценил эту услугу. Пол и возраст жертвы установить не удалось. Оставалось только ожидать вскрытия, которое должно было состояться на следующий день.

Но, лишь вернувшись домой, Болдт споткнулся — причем в буквальном смысле — об эту дополнительную улику, поскольку, стоило ему войти внутрь, как его башмаки прилипли к полу кухни. Они прилипли, и Болдт рухнул головой вперед, словно пьяница, всю ночь шлявшийся по барам.

Он стянул их с себя и уже почти дотронулся до плавящегося резинового каблука, но успел вовремя отдернуть руку. Того, что могло запросто расплавить толстую подошву типа «Вибрам», лучше было не касаться голыми руками. Болдт задумался над тем, случилось ли подобное с другими следователями. Или только он один оказался там в гражданской обуви?