Кортни. 1-13 (СИ) - Смит Уилбур

Через некоторое время по крутому склону к ним поднялся еще один молодой шейх.

– Именем Аллаха и Непобедимого Махди, неверные выслали вперед отряд разведчиков из шести человек. Они осмотрели через свои длинные очки пальмовую рощу у колодцев и ускакали обратно. Как вы и приказывали, милостивый эмир, мы позволил им беспрепятственно покинуть ущелье.

Спустя час после восхода солнца принесли последнее донесение, и отряд дервишей занял заранее подготовленные места.

– А что делают неверные? – поинтересовался Салид хриплым старческим голосом.

– Они еще не убрали лагерь. – Разведчик указал на вход в узкое ущелье.

Салид протянул Осману локоть, и недавний кровный враг помог старику подняться. Его суставы были поражены артритом, но в седле он скакал и размахивал клинком, как молодой и полный сил воин. Сторонясь открытого пространства, чтобы не обнаружить свой силуэт на фоне светлеющего утреннего неба, Осман подвел старого эмира к краю скалистого выступа, и они посмотрели вниз.

Лагерь неверных был как на ладони и располагался в двух милях. Вчера вечером солдаты долго сооружали по его периметру оборонительный вал из острых камней и колючих кустарников. Как обычно, лагерь неверных был выстроен в форме квадрата, в каждом из четырех углов которого стояли пулеметы «норденфелт». Такая диспозиция позволяла вести прицельный огонь по всем направлениям.

– Что это за машины? – спросил Салид, никогда еще не воевавший с франками. Он хорошо знал турков, которых рубил сотнями, но эти рослые люди с красными лицами были явно из другого племени. Старый эмир понятия не имел, кто они такие и как будут себя вести.

– Это такие большие ружья, которые выпускают много пуль, – пояснил Осман. – Они могут покрыть трупами огромное поле и выкашивают людей, словно коса весеннюю траву, пока не нагреются и не заглохнут. Чтобы насытить их прожорливые глотки, может потребоваться много трупов.

Салид подавился смехом:

– Мы их вдоволь накормим сегодня. – И широко повел рукой. – Праздник готов, осталось лишь дождаться почетных гостей.

На первый взгляд холмы, долины и ущелья казались совершенно безлюдными, на самом же деле их заполняли десятки тысяч людей и лошадей, терпеливо ждущих своего часа, как охотники в засаде.

– Чем сейчас занимаются неверные? – полюбопытствовал Салид, переводя взгляд на лагерь противника.

– Готовятся к нашей атаке.

– Они знают, что мы здесь и ждем их? – удивился старик. – Откуда им это известно?

– В наших рядах оказался их шпион, офицер ференги. Умный и ловкий неверный. Он говорит на нашем языке и выдает себя за сына пророка. От самого Бербера он ехал на север с нашими войсками. А значит, успел пересчитать наших воинов, выяснил все наши планы и сбежал в лагерь неверных.

– Как его зовут? И откуда ты так много о нем знаешь?

– Его зовут Абадан Риджи. Он ранил меня в битве при Эль-Обейде и чуть было не отправил к праотцам. Он мой кровный враг.

– Почему же ты до сих пор не убил его? – искренне удивился Салид.

– Он скользкий, как речной ил, – сказал Осман, – и уже дважды ускользал от меня, буквально просачиваясь сквозь пальцы. Но это было вчера, а сегодня совсем другое дело, и нам придется сосчитать своих погибших до захода солнца.

– Сегодня днем неверные могут не решиться на сражение, – предположил Салид.

– Смотри! – воскликнул Осман, передавая старику подзорную трубу. Старый эмир повернул ее к себе противоположным концом и долго смотрел с умным видом. Осман понимал, что старик ничего не смыслит в игрушках неверных, поэтому решил сам рассказать ему о происходящем, чтобы не смущать старика. – Видишь, как их квартирмейстеры идут вдоль шеренги и раздают солдатам дополнительные патроны?

– Боже мой, ты прав, – кивнул Салид, глядя совсем в другую сторону.

– А вон там они устанавливают пулеметы.

– Именем священного Махди, это верно. – Салид так рьяно приложился к бронзовому корпусу подзорной трубы, что ударил себя в бровь и потер ее ладонью.

– А чуть дальше один неверный сел на лошадь, и мы слышим звук походной трубы.

На этот раз Салид обратился в нужную сторону и наконец-то увидел все, о чем говорил ему Осман, хотя по-прежнему смотрел с другого конца.

– Да пребудет священное имя Махди в веках, ты прав! Он скачет в военном облачении.

Эмиры наблюдали, как британцы оставили лагерь и направились к горловине ущелья, сохраняя строгое построение. Они ехали быстро, не встречая на своем пути препятствий, а их сомкнутые ряды и строгая дисциплина поражали даже таких видавших виды воинов, как Осман и Салид.

– Для них нет пути назад, – решительно заметил Осман. – Они должны либо пробиться с боем до колодцев, либо погибнуть в знойной пустыне, как это случилось со многими их предшественниками.

– Я не позволю им умереть в пустыне, – торжественно объявил Салид. – Они погибнут здесь, от меча… Обними меня, мой любимый кровный враг, – мягко сказал он Осману. – Я стар и немощен, а сегодня, кажется, вполне подходящий день для смерти.

Осман обнял старика и поцеловал его в обветренную морщинистую щеку.

– Если тебе суждено умереть именно сегодня, то лучше сделать это с мечом в руке.

Они спустились по склону холма, где оруженосцы уже ждали их с готовыми к бою скакунами.

Пенрод смотрел на острые выступы ущелья, возвышавшиеся по обеим сторонам от них, голые и иссушенные, как скалистые врата преисподней. Едва они въехали в узкий проход, черные вершины сомкнулись над ними. Солдаты двигались строгим боевым порядком, теснясь друг к другу. Пенрод пристально осмотрел окрестности. Там не было никаких признаков жизни, но он знал, что это иллюзия.

– Осман Аталан здесь, – тихо сказал он, повернувшись к Якубу.

– Да, Абадан Риджи, – улыбнулся тот, искоса взглянув на скалу. – Он здесь. Я чувствую, как воздух наполнился приятным запахом смерти. – И глубоко вдохнул. – Я люблю его даже больше, чем самый приятный аромат любимой.

– Только ты, похотливый и кровожадный Якуб, способен соединить в своих мыслях любовь и сражение.

– Да, эфенди, потому что на самом деле это одно и то же.

Они спускались вниз по узкому проходу, и Пенрод всем своим естеством ощущал волнующий прилив страха и возбуждения. Он взглянул на честные, открытые лица окружавших его людей и испытал особое чувство гордости, что является полноправным членом этого достойного сообщества. Тихие приказы отдавались на ласкающем слух родном языке, хотя и с такими разными акцентами, что порой казались совершенно разными наречьями. Здесь можно было услышать звуки Шотландского нагорья, западной части страны, Уэльса и Изумрудного острова, Йорка и Кента, кокни, а также изысканные тягучие акценты Итона и Харроу.

– Они будут ждать нас у выхода из ущелья, – сказал Якуб. – Осман и Салид хотят вывести своих всадников на простор.

– Салид – эмир твоего племени, поэтому ты должен хорошо знать его предпочтения и привычки.

– Он был моим эмиром, – грустно заметил Якуб. – Я ходил с ним в боевые походы и ел у его костра. До того самого дня, когда его старший сын надругался над моей маленькой сестренкой. И тогда я схватил кинжал и наказал их обоих, потому что именно она соблазнила его. С тех пор между мной и Салидом существует кровная вражда. Если он не убьет меня первым, я непременно убью его.

– О, терпеливый и мстительный Якуб, это может произойти уже сегодня.

Они ехали по узкому проходу в окружении черных базальтовых скал, похожих на усыпанную острыми клыками пасть огромного чудовища. На вершинах холмов по-прежнему не было признаков жизни, ни единой птички или газели. Труба известила об остановке, и колонна замерла. Сержанты тут же бросились в первые шеренги, восстанавливая боевой порядок.

– Сомкнуть ряды справа! – прозвучала команда.

– Соблюдать дистанцию!

– Выровнять ряды слева!

В течение нескольких минут плотность боевого строя была полностью восстановлена. Оба фланга плотно сомкнули ряды, а в лучах солнца засверкали острые штыки винтовок. Лица изнывающих от зноя солдат покрылись крупными каплями пота, но никто из них не посмел прикоснуться к флягам, поскольку без соответствующего приказа это было равносильно военному преступлению и наказывалось по условиям военного времени. С высоты своего верблюда Пенрод внимательно осмотрел пустое пространство впереди. За холмами открывалась широкая равнина, покрытая толстым слоем кварцевых отложений и усеянная небольшими, потемневшими на палящем солнце кустарниками. На другом конце этой безжизненной поверхности виднелась темная полоска пальмовой рощи, которая, казалось, давно закостенела от старости.