Рейтинговые книги
Читем онлайн Педагогические поэмы. «Флаги на башнях», «Марш 30 года», «ФД-1» - Антон Макаренко

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 165 166 167 168 169 170 171 172 173 ... 176

– Вы как? Обедать привыкли?

Пацаны неловко улыбаются.

– Два дня ничего не ели.

– Ну, это ты, положим, врешь, а обедать все-таки пойдем.

Для них уже заведен постоянный стол, который после обеда внимательно осматривается ДЧСК, не осталась ли на нем «блондинка».

Вечером в совет командиров их вводят поодиночке.

Коммунары их видят насквозь и обычно долго не возятся.

– Это свой… В какой отряд?

– Давайте мне, что ли, – говорит Долинный.

– Забирай, сейчас же к Кольке тащи!..

Долинный поднимается с места.

– Вот твой командир, понимаешь?

– А как же… командир, знаю.

Но бывают случаи и неясные.

Посредине нашего тесного временного кабинета, заставленного неразвешанными портретами и зеркалами, вертится малорослый пацанок. Матерчатый козырек светлой кепки оторван, но у него умненькое лицо, бледное, но умытое. Он не знает, в какую сторону повернуться лицом командиры со всех сторон, а с разных краев кабинета на него сморят явные начальники: Швед – председатель, я – тоже как будто важное лицо, а сбоку Крейцер, случайно попавший на заседание.

Швед энергично приступает к делу:

– Ну, рассказывай, откуда ты взялся.

– Откуда я взялся? – несмело переспрашивает пацан. – Я родился…

– Ну, это понятно, что родился, а дальше что было?

– Дальше? Папа и мама умерли, а я жил я дяди. Дядя меня выгнал, говорил, иди, сам проживешь… Ну… я и жил.

Остановка.

– Где же ты жил?

– Жил… у тетки, а потом тетка уехала в Ростов, а я жил в экономии… там, в экономии заработал четыре рубля, четыре рубля заработал, пошел в Харьков, хотел поступить в авторемонтную школу, так сказали – маленький…

– На улице, что ли, жил в Харькове?

– На улице жил три недели…

Пацан говорит дохлым дискантом и чисто по-русски, ни одного блатного слова.

Командиры вопрошают его наперебой:

– А что ты ел?

– А я покупал.

– Все на четыре рубля?

– На четыре рубля… я еще зарабатывал, – говорит пацан совсем шепотом.

– Как зарабатывал?

– Папиросы продавал.

– Ну, разве на этом деле много заработаешь?

– А я продавал разве коробками? Я по штукам. По пять копеек штука продавал.

Из противоположного угла кабинета:

– Где же ты брал папиросы?

Пацан поворачивается в противоположную сторону.

– Покупал.

– Почем?

– А по рублю тридцать.

Каплуновский серьезно и несмело произнесет:

– Чистый убыток входит…

Все смеются…

Швед говорит:

– Ты все это наврал… Ты, наверное, прямо от мамы.

Пацан в слезы:

– Примите, честное слово, у меня никого нет… Я жил у тетки, а тетка говорит: пойди погуляй, а я пришел, а хозяйка говорит: твоя уехала с новым мужем в Ростов…

– С каким новым мужем?

– А я не знаю…

– Это было в каком городе?

– В Таганроге…

– Ну?

– Уехала с новым мужем и больше не приедет, а ты, говорит, иди. Так я приехал в Харьков…

– С кем?

– Там мальчики ехали…

– Это они тебе такое пальто обменяли?

– Угу. Один говорит: давай твой пиджачок…

– Сколько дней был в Харькове, говори правду!..

– Вчера приехал, а тут на вокзале мальчики говорят, в коммуне этого… как его…

– Дзержинского?

– Угу… так говорят принимают, так я и пришел, тут еще один мальчик пришел… Колесников его фамилия… он там стоит.

– Ну, хорошо. Сколько двенадцать на двенадцать? Ты учился? В какой группе?

– Учился в пятой группе…

Со всех сторон один и тот же вопрос:

– А кто ж тебя учил? Где ты учился?

Но Крейцер останавливает командиров:

– Да бросьте, мучители, вам не все равно!.. Пускай говорит, сколько двенадцать на двенадцать…

– Сто четыре, – улыбнулся более мажорно пацан.

– Та-а-ак. А кто такой Дзержинский?

Молчание.

– А Ворошилов кто?

– Ворошилов?.. Главный… этот… вот, как генерал…

– Главный, значит?

– Угу…

Теперь уже и Крейцер заливается хохотом, покрывая басовым восторгом смех командиров.

Пацан молчит.

– Ну что? – обращается Швед к совету.

– Принять, – говорит Крейцер.

– Голосую. Кто за?

Не успели принять этого, врывается в совет Синенький.

– Там еще один, из Одессы, приехал…

– Ну, чего ты, как угорелый… давай его сюда!..

Входит. Длиннейшая шинелишка. Заплаканные глаза.

– Рассказывай.

Начинает рассказывать быстро, видно, что заранее обдуманную речь произносит:

– Я жил в одном дворе в Одессе, где вы останавливались. Просил вот их, – показывает на меня глазами, – отец у меня пьет, безработный, и каждый день бьет и бьет. Я и приехал…

– Где взял денег на дорогу?

Сначала деньги взяты у отца. Потом выясняется, что деньги украдены у соседей.

– Для чего ты украл?

– А я раньше поехал без денег, это, как его…

– Зайцем?

– Зайцем, а меня на третьей станции высадили, так я и вернулся, а потом взял эти деньги… на дорогу.

Коммунары вспоминают, что видели этого мальчишку в Одессе, он занимался кражей арбузов с подвод… Коммунары говорят:

– Пацан балованный, а потом папа у него есть… Пускай в Одессу едет, дать денег на дорогу…

Сопин другого мнения:

– Вот, что он не беспризорный, так это что ж? Он, конечно, ночует дома, а днем, так он все равно арбузы таскает, так это разве не беспризорный? А ночью, конечно, ночует… А что? Принять. Он, конечно… и так и так. Две должности занимает…

Большинство за отправку в Одессу.

– Завтра поедешь, – говорит Швед, – дадут тебе билет…

Одессит громко ревет и срывает с себя рубашку…

– Не поеду, все равно не поеду, смотрите, как бьет… вот!.. вот!..

Кое-кто и синякам не верит.

– Да это не папаша, это кондуктор.

И вдруг горячую речь произносит Синенький, торчащий до сих пор в кабинете:

– Мы знаем, пацан этот хороший… А мы знаем, как отец его бил, и тогда все видели!.. А что он украл, так что, он не на что-нибудь, а на дорогу, а к отцу он все равно не поедет. Надо принять, потому что пропал он тогда совсем!..

И таки добился своего одессит – приняли. Крейцер махнул рукой:

– Правильно, правильно сделали, что приняли…

Наконец, и третий в сегодняшнем совете – Колесников. Этого сразу видно. Его физиономия свидетельствует о породе, слагающейся обыкновенно на Тверских, Ришельевских и улицах Руставели.

– Сколько времени на улице?

– Три года.

Колесникову уже лет шестнадцать, он держится в совете прямо и видно старается не оскандалиться.

Крейцер по неопытности задает вопрос, который в подобном случае никогда не зададут коммунары:

– Чем жил на улице?

– Чем жил? – добродушно серьезен кандидат. – Да так, как придется.

– Красть приходилось?

– Да так вообще. Разное бывало. Ну, на благбазе не без этого… Но только в редких случаях…

Командиры улыбаются, улыбается и Колесников – через одну минуту новый член пятнадцатого отряда.

А в один из вечеров две небольшие девочки, у каждой аккуратный сверсток, и сами они аккуратистки, видно. Совета командиров в этот вечер не ожидалось, а в кабинете, по обыкновению, народ.

Спрашиваю:

– Чего вам?

– Примите нас в коммуну.

– Откуда же вы?

– Из Сочи.

– Откуда?

– Из Сочи приехали.

Мы все удивлены, переспрашиваем. Действительно, приехали из Сочи.

– Как же вы приехали?

– Нас посадил начальник станции.

– А билет?

– Мы собрали пятьдесят рублей. Мы жили у людей с ребенками… А Настя и говорит: поедем, так мы и поехали…

– Пятьдесят рублей?

– Нам хозяева были должны, мы долго не брали денег, а как коммунары жили в Сочи, так мы и сказали хозяину, что поедем…

– Что за хозяева?

– Ее не пускали, а мои – хорошие, сказали «поезжайте» и даже попросили начальника станции…

– А назад как поедете? – спрашивает Камардинов.

– Не знаем.

Мы молчим, пораженные этим происшествием. А они стоят рядом и молча моргают глазами.

Пришлось трубить совет. В совете смеющееся удивление. Сопин предлагает:

– За их боевой подвиг – принять!

Так и сделали.

Но были и отказы. Вваливается в кабинет бородатый парень и сразу усаживается на стул:

– Примите в коммуну.

– А сколько вам лет?

– Семнадцать.

– В каком году родились?

– В тысяча девятьсот девятом.

– Уходите.

– Что?

– Уходите!

– Других можно, а я что ж…

И уходит, цепляясь за дверь…

25

Симфония Шуберта

Ужин, как обычно, был в шесть часов.

За ужином секретарь совета бригадиров Виктор Торский прочитал приказ:

«Несмотря на героическую штурмовую работу колонистских бригад, остается еще много дела. Поэтому совет бригадиров постановил: сегодня время с восьми часов вечера до трех часов ночи считается как рабочий день с перерывом на обед в одиннадцать часов. Рапорты бригадиров – в три часа пятнадцать минут, спать – в три двадцать. Завтра встать в девять, построиться к первомайскому параду в десять часов.

Заведующий колонией – Захаров,ССК – Торский»

Производственный корпус новенький, двухэтажный, с балконом… На свежеокрашенном полу ничего нет, кроме блеска, у порога распростертый мешок приглашает вытирать ноги. Под левой стеной выровнялись в длинной шеренге токарные «красные пролетарии», а справа во всю длину цеха протянулись солидные фрезерные «цинциннати» и «вандереры», перемежаемые высокими худыми сверлильными станками. А между этими рядами разместилась сложная семья зуборезных и долбежных станков. Четыре ряда фонарей, еще без абажуров, заливают ровным светом стены, потолки и станки. Колонисты по одному, по два пробираются на балкон и любуются этим великолепным итогом многолетних своих трудов – новым советским заводом, настоящим заводом, который завтра будет торжественно открыт.

1 ... 165 166 167 168 169 170 171 172 173 ... 176
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Педагогические поэмы. «Флаги на башнях», «Марш 30 года», «ФД-1» - Антон Макаренко бесплатно.
Похожие на Педагогические поэмы. «Флаги на башнях», «Марш 30 года», «ФД-1» - Антон Макаренко книги

Оставить комментарий