Коромысло Дьявола - Иван Катавасов

Помнится, дело было жарким утром верхом на мерине Карамазе…

«Достоевский, из рака ноги!» — только и успел подумать Филипп, прежде чем погрузиться в ту безотрадную натуралистическую визионику, «ети ее по кумполу».

Оно как раз оказалось тем первым видением, каким рыцарю Филиппу стало дозволено не делиться с прецептором и арматором, согласно орденским правилам для неофитов шестого круга посвящения.

«А надо было бы, сударь мой, рассказать им и показать. Для пользы дела. Втроем-то соображать легче. Во, где гордыня неофитская!..»

Воспользовавшись уроками прецептора Павла, рыцарь Филипп отсек излишнюю детализацию и благополучно добрался до финального эпизода, где адепт Рандольфо вошел в банковское хранилище. Далее по сюжету им вдвоем предстояло сесть спиной к видеокамере, достать меч Регул, по-арматорски извлечь из него два изумруда-апотропея. Словно бы прощаясь, долго смотреть на них или размышлять о чем-то постороннем…

Теперь же вроде бы ниотколь всплывает общее воспоминание о том, как примерно 60 лет тому назад синьор Альберини запер на ключ банковскую ячейку и вышел на улицу. Там он подозвал такси, распорядился ехать в направлении римского Колизея и расслабился на заднем сиденье.

«Ага! Правильно, что аккуратно мы с Никой вскрывали ячейку, сейчас узнаем, куда от нее ключик наш прославленный дедуля спрятал, заховал…»

Вдруг сверхчеткое эйдетическое изображение перед мысленным взором Филиппа Ирнеева словно подернулось подслеповатой дымкой, обесцветилось тусклыми реальными полутонами. Тотчас Рандольфо Альберини как бы приобрел дикую близорукость и дальтонизм.

Двойное или даже тройное зрение, если учесть дополнительную оптическую реальность компьютера, потому что сию же секунду Филипп попытался избавиться от меморизированной эйдетики, вообще вывело его восприятие из фокусировки.

Кто куда смотрел и кто чего видел, несколько секунд Филипп не мог ни понять, ни разобрать… Всяческие виды от первого и от третьего лица физически, «из рака ноги!», интерферировали, оптически шли противными пятнами и полосами, гнусно расплывавшимися перед глазами.

Как только изображение опять вошло в фокус, рыцарь Филипп ошеломленно осознал: он, «мадре миа!» от третьего лица адепта Рандольфо рассматривает в четкой апперцепции совершенно иное окружение.

«Ну дела!!! Видение внутри видения… Господи, помилуй мя, грешного!»

Новое изображение ничего общего не имеет с городскими улицами, прохожими, автомобилями образца середины прошлого века. Куда-то подевался и салон древнего «фиата» вместе с болтливым романским таксистом…

«Оба-на! Оба-два и ать-два оба провалились в третье видение. Позвольте, но откуда рыцарю Рандольфо знать прецептора Павла?..»

Рыцарь-зелот Павел Булавин в окровавленных лохмотьях какой-то полувоенной формы ночью скрытно перемещается по немыслимо грязной улице. Кругом какие-то гнилые заборы, темные деревянные хибары, халупы. Гниль, плесень, жирно чавкающая липкая черная грязь…

Свернув в переулок, он лоб в лоб столкнулся с двумя хмырями в вонючих овчинных колпаках с плоским верхом и драных суконных балахонах. У обоих через плечо странные длинные посохи-винтовки стволом вниз.

Две слившиеся воедино револьверные вспышки на мгновение высветили красные пентаграммы на головных уборах колдунов. Стрелял рыцарь Павел мастерски, всадил каждому обалдую по пуле в глазницу, не повредив черепов. Хоть сейчас отделяй от хребтин и готовь к ритуалу.

«Тьфу! Какие тут тебе колдуны?!! Это же эти, как их? Ага! Красноармейцы… Нет… это все же парочка сильных ведьмаков…»

Неимоверными усилиями Филипп выбирался, почти выдрался из видения, засосавшего его будто в болото. Внутри отвратной визионики он безусловно остался, но наконец-то обрел нормальное восприятие от третьего лица. «Если что-либо в таком пакостном визионерстве можно считать воспринимаемой нормой!»

Тем временем рыцарь Павел быстро нахлобучил овчинный колпак-папаху, влез в балахон-шинель и замертво повалился между двумя трупами. Следом за ним ворвавшийся в переулок конный разъезд проскакал по мертвым телам. Под хруст костей и мокрое хлюпанье раздавленной человеческой плоти под лошадиными копытами.

Один из всадников, облаченный в коричневые кожаные штаны, в тужурку такого же цвета подсохшего дерьма и кожаную фуражку с красной звездой-пентаграммой вернулся, спешился, посветил тусклым электрическим фонариком на лица, залитые кровью. Потом матерно с богохульствами выругался и поскакал вдогонку товарищам, снова сунув черный маузер в желтый деревянный футляр на боку.

Павел Булавин беззвучно довернул корпус, гибко приподнялся и, не разгибаясь, бросился между раздвинувшихся словно сами по себе досками в глухом высоком заборе. Так же согнувшись, нырнул в окошко полуподвального помещения старинного двухэтажного кирпичного дома.

«Превосходно, Пал Семеныч!»

На время будущий прецептор рыцаря Филиппа оказался в безопасности. Потому что у дальней подвальной стены матово светилась точка доступа в транспортал…

Инквизитор Филипп отрешенно оглядел грязный темный переулок, обшарпанные строения, лачуги из битого кирпича, обмазанные глиной бревенчатые хижины, направо и налево… Возвел глаза к звездному небу, позволяющему ему видеть и ориентироваться астрономически во времени и пространстве.

«1918-го лета Господня… где-то на краю Европы… юг России… Ростов?.. Тихорецкая?.. Нет. Екатеринодар. Примерно последние числа марта…»

Точная календарная дата инквизитору безразлична. Точно так же, как и переименования произведенные большевиками или впоследствии возвращение городам справедливо исторических имен. В политической истории он остается всего лишь бесстрастным наблюдателем. Кто одержит победу под Екатеринодаром, белые или красные, его не волнует.

«Не находит духовная инквизиция оснований для озабоченности оными мирскими смутами и междоусобиями. Ежели тех и других раторборствовавших секуляров исторически смыло и затопило потоком непрерывного времени, отпущенного им свыше. Прошлые мирские злодеяния и преступления революции и контрреволюции не подлежат нашему рассмотрению…

Инквизитор правомерно действует исключительно в настоящем времени…»

Предписанная орденскими наставлениями катехизма возымела теургический результат и когнитивный эффект. В ипостаси безучастного инквизитора Филипп полностью избавился от всеохватного воздействия на его чувства ниспосланного ему экстраординарного видения. В прошлом ли оно свершилось или же как ныне происходит в остановленные прерывистые мгновения…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});