Лунная трилогия: На серебряной планете. Древняя Земля. Победоносец - Ежи Жулавский

А Крохабенна уже стоял на верхней ступени паперти, на том самом месте, где вчера впервые услышал весть о прибытии Победоносца. Нынче весть стала явью. Диковинный, непостижимый пришелец близился, чуть ли не на руках несомый обезумевшим от радости народом, видимый издалека, громадный, светлый, лучезарный.

Первосвященник насупил брови. На лице явилась суровая, непреклонная, упрямая дерзость. Он оперся обеими руками о костяной посох и замер в ожидании, окруженный городскими и храмовыми чинами, изумляя и возмущая народ, который полагал, что первосвященнику пристало бы спуститься и смиренно поклониться Победоносцу у подножия паперти.

— Крохабенна! Крохабенна! — настойчиво кликали снизу.

Но Крохабенна даже не дрогнул. Он смотрел прямо перед собой из-под седых кустистых бровей, и лишь по мере того, как призывы делались требовательны, по мере того, как в них стала звучать ярость, на губах первосвященника все явственней проступала высокомерная, язвительная усмешка.

— Крохабенна! Ступай вниз и поклонись Победоносцу, которого я привел!

Перед стариком вырос Элем в алом облачении, надетом еще вчера. Не иначе как повелительным жестом указывал Элем на площадь, где кишел народ.

— Ко мне обращаются «ваше высочество», — ответил старик. — Я первосвященник, повелевающий всему народу лунному!

Черные глаза монаха полыхнули лютой яростью.

— Ты уже никто! — выкрикнул он. — Отныне здесь повелевает Победоносец и те, кто ему служит!

— Пока я не отрекся, я остаюсь, кем был, — отчеканил Крохабенна. — И пока Победоносец твой не взошел еще на паперть, я успею приказать, чтобы тебя заковали в цепи и бросили в темницу вместе с твоими пустосвятами, которые нарушили обет и без моего позволения покинули Полярную страну.

Элем побагровел, на висках вздулись синие жилки.

— Я ни в чьих позволениях не нуждаюсь! — задыхаясь от бешенства, выкрикнул он. — И никому здесь не подлежу! Не то, что ты, любому шерну холоп на подхвате!

А Победоносец уже поднимался на паперть. И Крохабенна, не отвечая на брань, отстранил монаха рукой и выпрямился лицом к лицу с диковинным пришельцем.

Марк остановился несколькими ступеньками ниже, посмотрел на старика, счастливо и светло улыбнулся и приветственно протянул руку. Но старик не улыбнулся в ответ, руки не подал, даже не кивнул, хотя все вокруг него попадали ниц.

Несколько мгновений Крохабенна в упор глядел на пришельца и наконец заговорил:

— Здравствуй, кто бы ты ни был, приведенный сюда волей народа!

— Я сам пришел, по собственной воле, — ответил Марк. И вдруг понял: шутки кончились.

Крохабенна едва заметно склонил голову:

— По мне, так тебя сюда привела воля народа, который семь веков ждал Победоносца и ныне назвал тебя этим именем.

— Я еще не Победоносец, но, видя, что тут у вас творится, хотел бы стать им.

— Ты уже Победоносец, о владыка! — вмешался Элем. — Ты стал Победоносцем, едва стопы твои коснулись Луны!

Крохабенна нахмурился и, словно речей соперника не было, продолжил:

— А у тебя и нет другого выхода, раз уж ты явился и разрушил то, что разрушил.

Марк хотел ответить, но старик первосвященник поднял руку, как бы повелевая молчать.

— Не ведаю, откуда ты прибыл, как прибыл и зачем прибыл, — продолжал он свое. — Но вижу, что ты удался ростом и, наверное, силой тоже. Верши отныне то, что нам не по силам было вершить, если таково твое желание. И если ты впрямь прибыл с Земли, если правда, что семьсот лет назад похожий на тебя человек переселил сюда людское племя с той великой звезды, где людям, как твердит молва, жилось полегче, то знай: отныне долг твой — искупить вопиющую к небу вину своего предшественника, избавить нас от бед, на которые мы обречены, вот уж скоро восьмой век пойдет. До сего дня нас поддерживала надежда на пришествие Победоносца. В этом самом храме, у порога которого я тебя приветствую, я всякий день ободрял народ словами об этом пришествии. Помни: отныне у народа нет надежды, поскольку ты взялся воплотить ее в явь.

Далеко не все расслышали слова Крохабенны. Но кто расслышал, встретили непонятные, явно еретические речи святейшего владыки громким ропотом, однако тот и бровью не повел. Речи, которые еще вчера ему самому показались бы устрашающими до непроизносимости, ныне выговаривались четко и ясно. На удивление народу, которому он постоянно внушал благодарность Старому Человеку за то, что привел людей на Луну, и на удивление, казалось бы, тому самому Победоносцу, о котором всякий день возвещал, что явится он во славе, а все вокруг, радуясь сердцем, склонятся перед ним до земли.

— Не ведаю, воистину ли так было обещано, — чеканил он, и голос его звенел и наливался силой, сотрясая крохотную грудь. — Не ведаю, именно ли ты был обещан, хотя все наши книги говорят о таком обещании, но зрю: вот ты пришел. И поэтому говорю тебе еще раз: ты обязан совершить то, о чем от великих скорбей мечтали мы все эти века. А если тебя на это не достанет — воистину, и для нас и для самого тебя было бы лучше, чтобы нога твоя вовек на Луну не ступила, ибо пребудешь от нас в отчаянье проклят.

В толпе раздались голоса, полные страха и возмущения. Кое-кто испугался, что всемогущий Победоносец не сходя с места выместит на народе кощунственные речи первосвященника. Либо Крохабенна сошел с ума, либо сам себя приговорил к смерти такими речами, толковала толпа и призывала Элема отобрать у первосвященника державный клобук, ввести Победоносца во храм. Старик с достоинством выждал, пока возмущение притихло, и снова заговорил, обращаясь к Победоносцу:

— Я сорок четвертый и, как видно, последний первосвященник, который правил всем народом лунным. Я направлял его, ободрял и порицал, когда было за что, как мои деды и прадеды, пока он бедствовал и надеялся. Нынче этот народ провозглашает тебя, диковинного пришельца, тем самым Победоносцем, на которого уповал, а мне говорит, что кончены труды мои тяжкие. И пора мне, потому что моя сила убывает, потому что не знаю, что дальше делать. Полагаю свой сан и власть на пороге храма сего и последним первосвященническим словом упраздняю прежнюю веру, которая по сей день ободряла и поддерживала нас. Возведи новую своими делами. Видит Бог, иначе я не могу.

С этими словами он поднял руки, чтобы снять первосвященнический клобук.

Марк торопливо шагнул к нему и схватил за руку.

— Не надо! — воскликнул Марк. — Оставайся, кем был, правь, как прежде правил! Я тебя понял, мы же с тобой будем друзья, мы будем как братья!..

Крохабенна мягко вывел руку из пальцев Марка:

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});