Возвышенное и земное - Дэвид Вейс

Леопольд Моцарт (кстати, как явствует из свидетельства о крещении, его полное имя было Иоганн Георг Леопольд), сын аугсбургского переплетчика, был первым наставником и учителем своего сына и первым композитором – заметим попутно, чрезвычайно плодовитым, – манере которого начал подражать Вольфганг. Справедливость требует отметить, что довольно скоро они поменялись ролями, и отец оказался под сильным влиянием сына, ярчайшая творческая индивидуальность которого проявилась необычайно рано.

Поясним сказанное нами ранее о различных «манерах», усваивавшихся Вольфгангом. Важно помнить, что на протяжении очень долгого времени музыка носила, если можно так выразиться, «прикладной» характер. Католическая церковь требовала инструментально-вокальных произведений для сопровождения богослужебных обрядов. Так возникало неисчислимое количество месс, мелодии которых должны были укладываться в рамки грегорианского (плавного, не допускавшего скачков) cantus planus, пения, погружавшего слушателей в молитвенное настроение. Этой цели отвечали и другие жанры церковной музыки. Для балов и светских увеселений также требовалась музыка. В отличие от церковной она была оживленной, радостной, носила как бы декоративный характер.

Зарождение оперного жанра сильно изменило положение вещей. Мастера музыкально-сценического творчества уже ощущали и воплощали неизмеримые богатства человеческих чувств и переживаний. Впрочем, и в духовной музыке также наблюдалось стремление к расширению эмоциональной образности, что дало, например, основания церкви объявить «Высокую мессу» Баха «непригодной для литургии».

Но в музыке XVIII века созревали и другие жанры, прежде всего сонатно-симфонический, предпосылки которого возникали еще до появления первых сонат и симфоний. «Манера Телемана», в которой импровизировал чудо-ребоенок, уже таила в себе некую взрывчатую силу, которой композитора научил так же, как и некоторых своих сыновей и любимого ученика Кребса (1690-1762), великий Бах. «Манера» эта заключалась в том, что во второй части менуэта – жанра вполне «благонадежного» – наступало свободное развитие темы первой части, а это уже давало некоторую возможность того эмоционального обогащения музыки, к которому на протяжении всей своей жизни стремился Моцарт.

И различные «манеры» многих других композиторов восходили к гениальному баховскому принципу варьирования (а затем и разработки тем), так или иначе развивавшемуся в творчество отдельных мастеров. Из жанра клавичембальных «упражнений» Доменико Скарлатти (1685-1757), сына создателя неаполитанской оперы Алессандро Скарлатти, выросла постепенно одночастная соната Скарлатти, написавшего в этом жанре около 600 произведений, поныне сохранивших свою жизненность. Название «соната» Скарлатти применял не в том смысле, который пришел позже, но он смело пользовался полифоническими приемами, контрастами двух тем, самыми разнообразными видами клавирной техники, и, конечно, именно он заложил основы многочастной сонаты моцартовской эпохи.

Необходимо упомянуть еще нескольких мастеров, сыгравших роль в становлении Моцарта-музыканта. Это – зальцбургский (с 1763 г.) композитор и первоклассный органист Иоганн Михаэль Гайдн (1737-1806), младший брат уже упоминавшегося великого мастера венской школы, особенно много работавший в области церковной музыки. Каковы бы ни были его личные качества, упоминаемые Вейсом, общение с этим, несомненно, незаурядным музыкантом принесло свои плоды для Моцарта в зальцбургский период его жизни. И крайне важными были для него связи со славянскими музыкантами. Трудно сказать, в какой степени Моцарт мог в детском возрасте, будучи в Брно и Оломоуце, познакомиться с моравской песенностью, но в Италии он, начиная с 1770 г., встречался с «божественным чехом» – Йозефом Мысливечком (за рубежом он был известен как Венаторини, 1737-1781), был знаком с достижениями яро-мержицкой и мангеймской школ, много работавших в области сонатно-симфонической музыки и музыкально-сценического искусства.

Если добавить, что Моцарт слушал в Париже наиболее выдающихся композиторов и клавесинистов, причем великий Рамо, как подчеркивает Вейс в соответствии с действительностью, отнесся к нему с отеческой благожелательностью, то можно сделать вывод, что уже в очень гоном возрасте Моцарт глубоко изучил музыкальную литературу и исполнительское искусство, включая сценические произведения, пение и инструментальную музыку. Он в совершенстве знал традиционные нормы церковной музыки, хотя и не питал к ней склонности, и уже в детские годы начал постигать безграничные возможности звучания органа. Напомним, что Бах в свое время проделал пешком долгий путь из Арнштадта до Любека, чтобы послушать игру Дитриха Букстехуде, который сотрясал своды храма так, что оттуда, как утверждали прихожане, с ужасом вылетали нечистые духи, застревая в окнах собора… Вслед за Букстехуде и Бахом Моцарт стал одним из величайших мастеров клавирной, а затем и органной игры.

4

История музыкального искусства не знает примеров столь раннего овладения всеми видами профессиональных навыков, которое можно было бы сравнить с творческим созреванием Моцарта и которое, чаще всего объясняют уникальной, гениальной одаренностью, принесшей Вольфгангу, когда он был еще подростком, академические дипломы и связанный с возведением в дворянское достоинство орден Золотой шпоры. Не лишено интереса то обстоятельство, что этим орденом наградил юного композитора папа Клемент XIV Гапганелли, прославившийся буллой, которая объявляла орден иезуитов распущенным и, по словам папы, тем самым обрекала на смерть его самого. Предсказание это сбылось с поразительной быстротой.

В свои отроческие годы Моцарт с необыкновенным совершенством сочинял оперы, оркестровые произведения, камерные ансамбли, клавирные и вокальные пьесы, дирижировал, пел, играл на многих инструментах, по праву мог быть назван первым клавесинистом и замечательнейшим органистом Европы, – словом, он овладел всеми областями музыкального искусства. Но было ли это только проявлением несравненного, стихийного гения? Не забудем, что к тому времени, когда Моцарт появился в мире, уже совершил свой великий творческий подвиг Иоганн Себастьян Бах, открывший неисчерпаемые творческие возможности многоголосной музыки «свободного стиля», Клаудио Монтеверди и Алессандро Скарлатти утвердили молниеносно завоевывавший суверенные права в музыкальном искусстве оперный жанр, вехами на пути развития которого явились флорентийская «камерата», венецианская, неаполитанская, французская школы. Стремительно развивалась усилиями австрийских, чешских и немецких мастеров сонатно-симфоническая форма. Бесконечно разнообразными делались музыкальные жанры, выдвигались новые имена композиторов, исполнителей.

Для того чтобы разобраться в этом небывалом изобилии, нельзя было дать увлечь себя тому или иному потоку. Нужен был громадный, эмоционально-чуткий и вместе с тем критический интеллект, который мог стать в центре эпохи, оценить ее достижения и устремления и, более того, определить пути грядущего развития мирового музыкального искусства. Трудно поверить, что эту задачу решил зальцбургский подросток, уже в детские годы ошеломивший своим искусством Австрию, Италию, Францию и Англию. И каковы бы ни были происки завистников Моцарта, мы вспоминаем о том, с каким выражением устремлялись на него старческие глаза Рамо и как Гайдн, великий предшественник Моцарта, который не был пи зазнавшимся вельможей, ни, подобно Сальери, ловким интриганом и карьеристом, клялся отцу Вольфганга «как перед богом и как честный человек», что юноша, скромно именовавший себя его учеником, – величайший композитор мира.

Такое определение предполагает не одну только гениальную одаренность. Вспомним, что писал в своем дневнике незадолго до смерти Шопена его единственный французский друг Эжен Делакруа: «Наука, как ее понимают и представляют себе люди, подобные Шопену, есть не что иное, как само искусство, и наоборот, искусство совсем не то, чем считает его невежда, т. е. некое вдохновение, которое приходит неизвестно откуда, движется случайно и изображает только внешнюю оболочку вещей. Это – сам разум, увенчанный гением, но следующий неизбежным путем, установленным высшими законами».

«Разум, увенчанный гением» – можно ли себе представить более точное определение творческой личности Моцарта? Десять лет спустя тот же Делакруа пришел к выводу: «Написать картину – значит обладать искусством довести ее от наброска до законченного состояния. Это одновременно и наука п искусство; чтобы проявить тут подлинное умение, необходим долгий опыт».

Моцарт с непостижимой быстротой прошел все стадии этого опыта, вплоть до утверждения нового направления, которое поистине может считаться историческим рубежом музыкального искусства, да, видимо, не только музыкального, ибо, например, Бернард Шоу в своих критических статьях, изобилующих афористическими определениями, не только заметил, что моцартовская «Фиалочка» является истоком песенного творчества Шуберта, Мендельсона и Шумапа («Music in London», I, 295), но и назвал моцартовскою Дон-Жуана «первым байроническим героем в музыке» («London Music», 190).