Черный человек - Василий Головачев

– Что тебе здесь надо, сейфмен? – повторил здоровяк ласково, с нехорошей ухмылкой.

Дикая слепящая ярость поднялась из глубин души хирурга, ударила в голову, затопила сознание. Превратившись в ураган, он в два движения вытолкал парней из комнаты и сказал, не повышая голоса, но так, что услышали все:

– Если через две минуты вы не обеспечите тишину и не покинете этот дом, клянусь адом, я заставлю вас это сделать!

Толпа девушек и парней в ультрамодной – шевелящейся, меняющей цвет, форму, плотность и прозрачность – одежде вдруг попятилась, послышались испуганные возгласы и вскрики: видимо, «тигрозавр» все-таки выглянул из Мальгина, как тот ни сдерживался, и тогда Клим превратил «зверя» в язык пламени, ударивший из его глаз и обжегший лица и руки компании.

Клим выждал паузу, глядя на ошеломленного, потиравшего плечо черноволосого здоровяка, и вошел в комнату, сразу же переключив внимание на предстоящее дело. Шум за дверью постепенно ослабел, стих, музыка умолкла, наступила блаженная тишина.

Сначала Мальгин сделал Купаве укол кардиовалида для стимуляции уставшей сердечной мышцы, уложил ее поудобней, чтобы не стеснялось дыхание, закрепил датчики на теле от аппаратов контроля. С изумлением поймал себя на том, что шепчет вслух: потерпи, моя бесценная, потерпи, дивная и нежная, потерпи, пленительная, неожиданная… Открытие вызвало легкую горькую усмешку: вряд ли он смог бы повторить эти слова Купаве, будь она в сознании.

Спохватившись, обыскал квартиру в поисках дочери, но не нашел. Видимо, Купава оставила ее у матери (у своей или матери Даниила). Ладно, отыщется, не это сейчас главное.

Закрепил на голове Купавы свой эмкан, подсоединил его ко второму, проверив прохождение сигнала. «Домовой» квартиры не имел выхода на консорт-линию, и канал связи с Гиппократом, вернее, два – операционный, от эмкана хирурга, и аппаратный, от системы контроля за состоянием Купавы, – пришлось пробивать через общую спутниковую трансляцию, что ограничивало чистоту приема, но тут уж, как говорится, что имеем, то имеем.

Проверив контакт с инком института (Гиппократ ответил тут же, готовый оказать любую помощь «в пределах компетенции», как он любил говорить), Мальгин устроился в пенокресле и расслабился, готовясь к прямому включению режима «один на один», что не рекомендовалось делать без машинного контакта никому, будь он даже хирургом экстра-класса.

Мобилизация и настройка организма заняли около четырех минут.

Если бы кто-нибудь со стороны увидел Мальгина, он надолго запомнил бы эту картину: лицо и пальцы рук хирурга светились, волосы стояли дыбом и потрескивали электрическими искорками, грудь вздымалась высоко и часто, а сердце работало в таком темпе, что его стук слышался на расстоянии!

– Зондирование пассивное – альфа!

– Готов, – раздался сквозь шуршание фона в голове Мальгина голос Гиппократа. – Имя пациента?

– Купава Шаламова.

Тишина, пульсирующий фоновый шелест.

– Диагноз?

– Специфический делирий.[126]

– Причина?

– Базз[127], ви-нарко, кортикомузыкальный сексоклип.

– Но ведь это ведет к распаду сознания, речи и памяти, к расторможенности животных влечений, выработке паранойяльной системы…

– Знаю, предупреждения излишни. Будь готов к параллели, придется идти за барьер дифференциальной амнезии, и без твоей памяти не обойтись. Слушай и молчи, пока не позову.

Клим «отключил» все органы чувств, способные помешать сосредоточению и работе мозга в режиме «пси-осмоса», в том числе и зрение, проверил, под рукой ли аптечка «Скорой помощи» и принесенная с собой аппаратура, поймал знакомый, тихий пси-вызов, похожий на детский лепет, полуплач-полусмех, звон капели и шелест листвы, прошептал беззвучно: погоди, кто бы ты ни был, я очень занят, – и обрушил на голову внутренний мир Купавы.

Если бы не подготовка, воля и колоссальный опыт пси-зондирования, он мгновенно был бы оглушен пси-шумом расторможенной деятельности коры головного мозга Купавы, но и ему пришлось туго в сражении с ураганом спутанных чувств женщины, с кипящим водоворотом основных биоритмов и стеной субъективного семантического пространства, не пропускающей пришельца.

Сознание его раздвоилось. Одной «половиной» он видел себя деталью пейзажа и ощущал действующим лицом фантомного сюжета, рожденного фантазией Купавы, иллюзорной реализацией ее потребностей; другой, обросшей десятками тончайших игл-щупалец – сгустков пси-поля, которые служили одновременно тончайшими хирургическими скальпелями, блуждал по коре мозга и активным зонам, каждым «щупальцем» точно находя на теле поврежденного аксона точки оперативного вмешательства. Стирание информации – это разрушение метастабильных ионных цепочек (биоэлектрических экссудатов) и нейронных связей, и управлять этим сверхтонким процессом способен только компьютер с колоссальным быстродействием, но Мальгин недаром носил звание мастера-хирурга высочайшей квалификации, он мог работать и без компьютерного усиления. Однако прошло немало времени (по внутренним часам), прежде чем Мальгину удалось преодолеть несколько слоев бесформенных тающих видений и выбраться к более или менее упорядоченному, осмысленному внутреннему миру Купавы, созданному ее расстроенным воображением…

Серая, нескончаемая, выжженная неведомым огнем пустыня с черными полями сажи и пепла, с редкими струйками дыма…

Серое мутное небо с застывшими мохнатыми, черными и багровыми облаками…

Черная неподвижная река – не то мазут, не то асфальт…

Мертвое спокойствие.

Мертвая тишина.

Ночь отравленной души…

– Где мы?

– Подкорка височной доли два, уровень сознания, – просочился в голову бестелесный пси-голос Гиппократа. – Порог димидиат серв. Эффект иллюзорного бытия. Полная потеря ориентации, утрата жизненных реалий. Коррекции не поддается. Необходима немедленная операция в условиях института!

– Без советов, Умник! – огрызнулся Мальгин, примериваясь второй, «хирургической» половиной сознания к безошибочному пси-уколу. – Как физика?

– Тургор падает, дыхание слабое, поверхностное, пульс нитевидный. Прогноз остановки сердца – две-три минуты.

– Успею. Зондирование активное, выпад альфа! – Мгновенно вспотев, Мальгин сделал гигантское усилие и рассеял микроскопическое, в несколько нанометров[128], скопление «шлаковых» нейроструктур, созданных влиянием наркоклипа.

Вторая «половина» сознания сначала ничего не заметила, пейзаж перед глазами хирурга не изменился, но затем проявились последствия операции: тела своего Мальгин не чувствовал, хотя и управлял им, как летательным аппаратом; в настоящий момент он висел над рекой неподвижно и вдруг испытал ощущение полета – серо-черная равнина «внизу» побежала назад, открывая новые и новые пространства. Внезапно она налилась багровым свечением, с гулом содрогнулась, выгибаясь куполом, потом прогнулась, как резиновая, несколько раз дернулась и затихла. Тронулась река, потекла, зарябила мелкими волнами, но вскоре остановилась, застыла, в пустыню снова вернулась тишина. Сердце… один удар сердца в десять секунд… Мальгин положил руку на левую грудь Купавы и дважды с силой нажал. Один удар сердца в десять секунд – это граница жизни. Ну же, давай!

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});