Дитя Всех святых. Перстень с волком - Жан-Франсуа Намьяс

Но в данный момент у Адама имелись задачи поважней. Жизнь короля в опасности. Если Генрих V погибнет, судьба сражения окажется решена…

Гильом де Танкарвиль поднялся. После того как он рухнул на землю, по нему промчались тысячи наступавших рыцарей, его помяли так, что на нем места живого не было. К тому же с ног до головы он был покрыт грязью и походил на огромную грязную свинью.

Танкарвиль издал зычный крик:

— Пить!

Он отвязал кубок из чистого золота, знак отличия главного управляющего винными погребами Франции, который висел у него на шее. Кубок тоже оказался грязным и помятым: в него нельзя было наливать вино. Требовался кусок чистой ткани, чтобы вытереть сосуд, но вокруг была одна лишь грязь.

Танкарвиль долго шарил глазами вокруг, прежде чем заметил труп солдата, одежда которого была не слишком испачкана. Это был один из английских королевских стражников, который украсил себя проклятым лжегербом короля, где смешивались английские леопарды и французские лилии.

Танкарвиль рассмеялся:

— То, что надо!

И, не обращая внимания на яростную битву, клубившуюся вокруг, он тщательно вытер свой кубок. Когда главный управляющий королевскими погребами приподнял сосуд, тот сиял. Тогда Танкарвиль взял флягу и до краев наполнил кубок алым меркюре.

Он не стал пить сразу. «Прежде чем вино пить, надо его увидеть», — так говорил он своему крестнику. Он поднес кубок к лицу и долго всматривался в его содержимое.

Каким прекрасным был этот красный цвет! Красный, как рубин, красный, как кровь, — кровь Рено, которая уже пролилась, его собственная кровь, которая несколько мгновений спустя смешается с грязью… Именно поэтому красное вино Танкарвиль всегда предпочитал белому, ведь оно было того же цвета, что и жидкость, которая заставляет биться человеческое сердце.

Сердце Танкарвиля сильно колотилось в груди. Это были его последние толчки; он прекрасно знал его, свое старое сердце, и хотел, чтобы эти последние удары стали оглушительными, грохочущими, словно фанфары, — прощальные фанфары его жизни.

Гильом де Танкарвиль обнажил меч, который тоже был весь в грязи. Он пылко произнес:

— Вино зеркала!

Выпил одним глотком и увидел…

С тех пор как Танкарвилю пришлось покинуть свою позицию, он перестал обращать внимание на то, что происходит вокруг. Но случай привел его в самое пекло битвы. Вон тот рыцарь в великолепном облачении, в шлеме, на котором сияет золотая корона, украшенная драгоценными камнями, — это же сам английский король!.. И Танкарвиль направился к нему.

Находясь в самом центре рукопашной схватки, Генрих V не поверил своим глазам. На него надвигалось нечто непонятное. Это был рыцарь, такой огромный и чумазый, что его можно было принять за бесформенное, заляпанное грязью животное, вылезшее из своего логова. Но эта грязная туша держала в руках кубок из чистого золота и время от времени воздевала его, подобно тому, как священник поднимает чашу в момент приношения даров.

Существо надвигалось прямо на короля тяжелым, но уверенным шагом. Когда оно оказалось совсем близко, Генрих V ударил его изо всех сил. Гильом де Танкарвиль тяжело повалился на колени. Он прошептал:

— Меч короля!

И в рот ему хлынул поток крови, крови, к которой примешивалось вино зеркала…

Сам не зная об этом, он подверг английского суверена смертельной опасности. Пока король разил страшилище мечом, он не заметил приближающегося герцога д'Алансона, который нанес ему ужасный удар. Генрих V вновь упал на землю, оглушенный, и опять телохранители пришли ему на помощь.

Герцога д'Алансона осадили со всех сторон. Беспощадные удары сыпались на него один за другим. Одним из самых озлобленных нападавших был Адам Безотцовщина. Человека, который осмелился ударить короля, необходимо убить! Убить любой ценой!

Герцог понял, что силы неравны, и он вот-вот упадет. Он поднял забрало, чтобы его узнали, и, бросив на землю меч, произнес:

— Я Алансон.

Но Адам и его спутники не слушали. Совершив подобное святотатство, человек, кто бы он ни был, не заслуживает пощады. Один за другим они наносили чудовищные удары, пока герцог не превратился в окровавленный кусок плоти.

Смерть герцога д'Алансона решила исход сражения. Именно он воодушевлял сражающихся и возглавил контратаку, которая могла бы стать решающей. Теперь, когда его больше не было в живых, каждый почувствовал себя покинутым. Чтобы избежать неминуемой гибели, рыцари стали сдаваться тысячами.

Начиналось самое страшное. Группа английских всадников ураганом понеслась к Генриху V:

— Государь, французы атакуют в Мезонселе! Они собираются захватить нас с тыла!

Английский король мог в случае необходимости проявить жестокость. Он быстро оценил ситуацию: его пехотинцы и лучники, которые до сих пор не двигались с места, теперь могли, в свою очередь, тоже вступить в сражение. Началась бы полная неразбериха, и пленные французские рыцари могли бы воспользоваться ситуацией, чтобы вновь завладеть своим оружием. Следовало исключить хотя бы эту опасность. Генрих собрал своих глашатаев и велел передать в войска такое послание:

— Приказываю под страхом смерти: убить всех пленников, кроме принцев!

Глашатаи разнесли приказ по равнине, но вскоре они вернулись обратно, чтобы передать королю:

— Государь, те, кто взял пленников, отказываются повиноваться. Они рассчитывают получить хороший выкуп.

Генрих V побледнел. Впервые его осмелились ослушаться. Однако даже сейчас обычное хладнокровие не изменило ему. Он обратился к самым преданным среди преданных — к своей личной гвардии.

— Я поручаю это задание вам. Возьмите оружия, сколько надо, и вперед.

Без единого слова стражники в кольчугах с леопардами и геральдическими лилиями бросились выполнять приказание. До сих пор сражение было жестоким. Но с этой минуты оно обернулось настоящим кошмаром.

Несколько сотен английских пехотинцев были вооружены булавами, то есть древками длиной приблизительно в метр с насаженными на них металлическим цилиндром с шипами. Стражники выхватили их из рук пехотинцев и рассыпались по равнине.

Вскоре повсюду можно было наблюдать невыносимое зрелище: люди короля заставляли пленных рыцарей опускаться на колени, срывали с них шлемы, на несколько минут оставляли так стоять с обнаженной головой и сложенными руками, чтобы те успели помолиться, после чего раскраивали им голову одним ударом. Впитавшая в себя много крови, земля узкой долины оказалась забрызгана мозгами.

Шарль де Вивре стоял рядом с герцогом Орлеанским. Королевский страж приблизился к последнему и узнал его; он поклонился: герцог Орлеанский входил в число тех немногих пленников, которых приказано было пощадить.