Том 2. Валтасар ; Таис ; Харчевня Королевы Гусиные Лапы ; Суждения господина Жерома Куаньяра ; Перламутровый ларец - Анатоль Франс

Тем временем спутники Матери богов жадно ели и пили, и из темного кабачка, вместе с запахом жаркого, доносились непристойные шутки и разнузданный, пьяный хохот.

Они пили, ссорились, потом уснули и проспали самое жаркое время дня, а в час, когда улицы становятся особенно многолюдными, они вместе с осликом и богиней вышли на городскую площадь и стали приманивать народ, играя на флейтах. Вокруг них собрались любопытные, среди которых была и Таис. Когда народу набралось побольше, бродячие жрецы стали плясать.

Под звуки пронзительной и однообразной музыки они бросались из стороны в сторону, как бы в бреду. Вскоре они побросали митры на землю, и движения их участились. Запрокинув голову, изогнув шею, они били в цимбалы. Танцующие, словно припадочные, высовывали язык и покусывали его. Они размахивали мечами, наносили себе длинные раны на руках и на ногах. Звук инструментов все усиливается, и ритм все ускоряется, мешаясь с диким воем. Кровь брызжет и струится, и теперь уже виден только вихрь безобразных красных фигур, кружащихся на обагренной земле.

Обступившие беснующихся рабы, матросы и рыбаки рукоплещут. В этом кровавом месиве им чудятся жрецы-акробаты, возрождающие нечистые жертвоприношения Атиса и корибантов; они испускают вопли ужаса и восторга. Но неистовство жрецов постепенно ослабевает и замирает. Они останавливаются. И один из них, весь окровавленный, с деревянной чашей в руке, начинает собирать подаяние для братьев, во имя Матери богов. Он обходит собравшихся и получает оболы, драхмы, винные ягоды, сыр, вино. Растерянная, дрожащая Таис, чувствуя себя во власти какого-то неведомого бога, провожает жреца глазами по всему кругу. Когда он приближается к ней, она вдыхает запах пота и теплой крови. А когда рука, исполосованная зияющими ранами, протягивается к ней, она срывает с шеи голубой амулетик и бросает его в чашу.

С этого дня в глубине ее души навсегда запечатлелось чувство ужаса. Все божественное стало казаться ей жутким и в то же время бесконечно сладостным, ибо с ним связывались воспоминания об Ахмесе и о Благой Богине.

В ее невежественной душе сочеталась вера распятого раба и культ фригийцев. Она мечтала общаться с небесными существами, а случалось и так, что ей хотелось умереть. Но в повседневной жизни она была по-прежнему ленива, чувственна и чревоугодлива.

Отрывок из романа «Харчевня королевы Гусиные Лапы», не включенный Анатолем Франсом в окончательный текст

В один прекрасный день, когда я находился в вышеуказанном состоянии духа, ко мне в лавку зашла дама, которая, уже утратив молодость, еще не утратила прелести форм, и каждый по ее головному убору, в точности воспроизводившему знаменитый чепец г-жи де Ментенон, сразу признал бы в ней святошу. И впрямь незнакомка потребовала книги духовного содержания и, выбрав одну, попросила меня самолично доставить ей покупку на дом, что я и не преминул сделать. Дама приняла меня в своей спальне, сидя на софе в щегольском, но достаточно откровенном утреннем туалете.

Я не замедлил разгадать ее намерения, пощадив тем самым стыдливость незнакомки, которой не пришлось намекать мне дважды, и учинил насилие, всю деликатность какового она, надеюсь, оценила. Будучи мне признательной, она наградила меня такой исступленной и вместе с тем такой изящно-утонченной страстью, о какой не могла дать мне представления даже сама Иахиль.

Отсылая меня прочь, дама вновь напустила на себя столь неприступный вид, что я усомнился, точно ли я сам все это видел, испытал, трогал. В поведении незнакомки я усмотрел величайшую ее заботу о сохранении ее доброго имени.

Много раз приходила она в лавку «Под образом св. Екатерины» за книгами, могущими укрепить ее на пути благочестия.

Справедливо оценив мою скромность, она еще довольно долго держала меня при себе. Я же был безмерно рад нашей связи, ибо моя подруга не только доставляла мне наслаждения, но в качестве женщины светской еще и обучила меня искусству вызывать к себе людское уважение.

Комментарии [общие]

Валтасар

«Валтасар» — первый сборник новелл А. Франса, появился в издании Кальман-Леви в 1889 г.; в него вошли произведения более ранних лет, опубликованные до этого в периодической прессе.

«Валтасар» показывает, как многогранны были связи Франса с традициями национальной литературы; одни новеллы восходят к философской повести XVIII в., другие тяготеют к французской новелле XIX в.

Несмотря на тематическую пестроту сборника, в нем есть некоторое единство, создаваемое антицерковной направленностью и пародийностью замысла большинства вошедших в него новелл. Так, новелла «Валтасар», впервые опубликованная в «Temps» 26 декабря 1886 г., носила подзаголовок «Рождественский рассказ», так же как «Дочь Лилит» (опубликована там же 25 декабря 1887 г.); «Лета Ацилия» («Temps», 1 апреля 1888 г.) и «Красное яйцо» (там же, 10 апреля 1887 г.) пародировали «пасхальные рассказы»; «Господин Пижоно» при первой публикации («Temps», 9 января 1887 г.) имел подзаголовок «Крещенский рассказ»; «Резеда господина кюре» содержала прямую издевку над религиозной моралью.

В известном смысле «Валтасар» подводил итог двадцати годам писательской деятельности А. Франса и явился переходной ступенью к рассказам и романам 90-х годов. Мы находим здесь весь круг интересов раннего Франса. Сборник несет на себе печать характерного для него увлечения «Жизнью Иисуса» (1863) и «Историей израильского народа» (печаталась начиная с 1888 г.) Эрнеста Ренана; это показывают и библейские сюжеты некоторых новелл сборника и общая философская позиция автора, которая, как и в произведениях предыдущих лет, остается близкой к ренановскому философскому релятивизму. Красочные, декоративные картины жизни древнего Востока, древнеримского общества, любование древнеегипетской экзотикой дают основание говорить, что Франсу, автору «Валтасара», по-прежнему близки многие темы и художественные принципы поэзии парнасцев. Вместе с тем в сборнике есть отголоски того интереса к современности, который породил «Иокасту», «Тощего кота» и «Преступление Сильвестра Бонара». Многие мотивы этих произведений так или иначе отражены в «Валтасаре».

С другой стороны, сборник содержит зерна новых творческих замыслов, от него тянутся нити к «Таис», к «Перламутровому ларцу». Здесь уже господствует столь характерная для Франса начала 90-х годов атмосфера непочтительности к церковным канонам, полусочувственного-полунасмешливого отношения к персонажам апокрифических сказаний, уже выработан прием иронической стилизации, который станет основным художественным приемом в легендах «Перламутрового ларца».

Наряду с этим мы находим в новеллах «Валтасара» реалистические зарисовки природы и быта Франции конца XIX в., портреты современников: ученого-гуманиста, врача, светской дамы, сельского священника, семейства провинциальных дворян. Все это не только связывает сборник с французской реалистической новеллой того времени, но и в какой-то мере предвосхищает рассказы и романы Франса 90-х годов на современные темы.

Сюжет открывающей сборник новеллы «Валтасар» на первый взгляд действительно традиционен для рождественского рассказа, он связан с евангельской легендой о поклонении волхвов новорожденному Иисусу Христу. Однако писатель сейчас же подменяет этот сюжет другим, библейским сюжетом о царице Савской, который, в свою очередь, служит лишь условным обрамлением для истинного содержания новеллы, не имеющей в сущности никакого отношения к библии. «Валтасар» — это философская повесть, сознательно стилизованная в духе «Задига» или «Царевны Вавилонской» Вольтера, где персонажи только по именам связаны с легендой, а авантюрная фабула и восточная экзотика подчинены философской идее.

Это ясно показывает первый вариант новеллы, опубликованный в 1884 г. в газете «L’Univers illustré» под заглавием «История Гаспара и царицы Савской». Образы героев здесь только намечены, все их приключения отсутствуют и сюжет сведен к главной ситуации: юный «царь-волхв», наблюдая с башни своего дворца небесные светила, замечает на горизонте приближающийся караван царицы Савской. В сердце его внезапно вспыхивает земная страсть; но в это время в небе загорается Вифлеемская звезда, а в сердце Гаспара — любовь небесная, и он следует за звездой, «показав спину» царице. С досады ее прекрасное лицо становится подобным «омерзительной морде шакала», «чтобы люди познали безобразие идолопоклонничества, ибо отныне дни язычества были сочтены».

Насмешка над христианством сквозит и в иронической концовке, которая повторяет евангелие, но совсем не вытекает из всего предыдущего развития сюжета новеллы: герой встречается с остальными двумя волхвами, приходит к новому богу, «и, простершись втроем пред младенцем Христом, лежавшим на соломе, они познали истину».