Правила чужой игры - Алексей Фомичев

Каким‑то образом о захвате пронюхали телевизионщики. Одна группа подъехала минут пять назад и уже разворачивала аппаратуру для съемки. Чудорин, стоявший у внешнего кольца оцепления, приказал убрать их. Возник спор – имеют ли телевизионщики право снимать…

Ситуация накалилась до максимума. Боевики, не видя вертолета, нервничали и могли в любой момент начать убивать заложников. Кое‑кто из полиции считал, что надо штурмовать. Гулетин возражал – ждал «Волод», они вот‑вот приедут. Мэр – он только что появился и толком обстановку не знал – поддакивал то одним, то другим. Словом, было весело…

Минутная стрелка совершила три четверти пути по часовому кругу, когда ожила радиостанция.

– Артур, – прогремел голос Радована. – Мы на подлете. Что дальше?

– Молоток! – хлопнул я ладонью по дереву, возле которого стоял. – Делаем так…

– …Слышите, вы! – орал Ролка. – Я грохну бабу с пацаном, если через пять минут вертолет не сядет на перекрестке! Ясно? Думайте быстрее. У нас терпение на исходе.

– Послушай меня, – увещевал Гулетин. – Вертолет не может здесь сесть. Провода электропередачи не позволят. Лучшее место – у универмага на Батомке. Ты должен его знать…

– Не пудри мне мозги, фараон! Я знаю, где может сесть «вертушка»! Сажай, сказал. Не то брошу трупы из окна!

Я подошел к Гулетину сзади и тронул за плечо. Комиссар обернулся, его лицо было искажено яростью, губы подрагивали от напряжения, а глаза горели огнем. Рука, сжимавшая радиостанцию, аж побелела.

– Дай. – Я взял у него аппарат и отошел на несколько шагов в сторону. – Ролка, ты меня слышишь?

– Кто это?

– Один твой знакомый.

– Не понял? Какой знакомый? Ты, фараон, чего мелешь? Кто ты?

– Ваши парни называют меня Оборотень.

Радиостанция замолчала. Ролка оценивал информацию. Услышать заклятого врага всех боевиков он не ожидал.

– Что тебе надо? – ответил он наконец.

– Поболтать о том о сем… например, о том, что ты теперь боишься воевать с мужчинами и переключился на баб и детей.

– Не гони, Оборотень! На слабо не возьмешь. Кстати, а ты не врешь? Точно Оборотень? Я в лицо‑то тебя никогда не видел.

– Видел. – Я отошел еще дальше от комиссара и его сопровождающих и чуть понизил голос: – Помнишь караван, что пришел через Баюрские ворота? Пригнал машины с деталями и аппаратуру для Эрика Брокшина? Ты на радостях всех водителей щедро наградил…

Ролка был озадачен. Неизвестный собеседник приводил такие факты, которые знали только несколько человек.

– Ну? А как ты узнал?

– Я один из тех, кто был там.

– Что? Как?..

– Слушай меня, Ролка, внимательно! Мои люди окружили магазин, и тебе не уйти. Даже если ты убьешь всех заложников, ты – труп.

– Не пугай. Оборотень ты или нет – не важно. У меня почти пятнадцать человек под дулами автоматов.

– А у меня двое. Счет не в мою пользу. Но мне кажется, за этих двух ты отдашь тех пятнадцать.

– Ты о чем? – В голосе Ролки вместе с удивлением прорезалась тревога. Ничего хорошего от Оборотня он не ждал.

– Я говорю о твоей жене и сыне. Ты их оставил в Нарише и считал, что никто не найдет. Приставил четырех мордоворотов охранять. Так вот я нашел.

– Ты! – Ролка осекся, тяжело задышал. Слышно было, как он ударил по чему‑то кулаком. – Врешь, сука!

– Оборотень никогда не врет, ты об этом прекрасно знаешь. Хочешь их услышать?

Пауза. Ролка соображал. Потом сказал:

– Давай.

– Хорошо. На телефон в конторе магазина позвонят через пару минут. Жди.

Я прошел в тот дом, где сидели наши, и позвонил Караджичу.

– Радован, давай.

– Понял. Начинаем.

Наш телефон спецы Гесса быстро подключили к номеру в гостинице, где сейчас был Радован, так что я все отлично слышал.

…Ролка сорвал трубку после первого же звонка.

– Да? Катя?

– Это не Катя, – пророкотал Караджич. – Катю ты сейчас услышишь. Думаю, тебе понравится…

– Что? Что вы там делаете с ней? – заорал Ролка, надрывая голос. – Что там…

Слышно было, как Радован несет телефон в другую комнату. Потом его насмешливый голос:

– Ну как, хлопцы, деваха?

И чей‑то голос:

– Ну‑ка, милая, скажи что‑нибудь…

Длинный протяжный стон и всхлип.

– Ролло… О боги!..

– Катя! – опять заорал Ролка.

Новый стон. Со стороны могло показаться, что с женщиной развлекаются двое оголодавший парней.

– Ну как, Ролка, услышал что хотел? – Вновь голос Радована. – Или ты не это хотел? А теперь черед твоего пацана.

Ролка успел только сказать «нет». Потом донесся громкий детский плач:

– Па‑па‑а‑а!..

Ролка громко задышал, я отчетливо слышал его хрип. И скрежет зубов.

– Что, Ролка, наслушался? – хохотнул Радован. – Захочешь еще послушать – скажи. Я позвоню попозже. А пока, извини, моя очередь…

Издевательский смех звучал до тех пор, пока он не положил трубку.

– Ролка, – сказал я. – Теперь ты мне поверил?

Он успел немного прийти в себя и оценить ситуацию. Семья в руках Оборотня, и тот никого не пощадит. Не та у него репутация. Но сдаваться?.. Это смерть.

– Что скажешь, Ролка?

– Что ты хочешь? – Хриплый голос дрожал от ненависти.

– Чтобы ты отпустил заложников. Всех. Целыми и невредимыми. А сам можешь не выходить. Я к тебе зайду. И мы поговорим. Один на один.

– Чего? Ты не спятил?

– Спроси об этом у своей жены. Она ведь красавица, просто супер. Мои парни без ума.

Энергичный мат и новый скрежет зубов.

– Мне все равно подыхать. С чего ты взял, что я не захочу захватить с собой побольше народу?

– Тогда прихвати и еще двоих. Теперь условия диктую я. Если через десять минут из магазина не выйдут заложники, я лично отрежу у пацана пальцы на левой руке. И брошу их тебе в окно. А потом – нос жены. И так далее – понемногу, помаленьку…

– Ах ты, сука епаная!

– От такой же суки слышу! Не я убивал людей в Зоне. Не я гнал их в «забой». Не по моему приказу травили стариков собаками! – Последние слова я кричал, взведенный до предела. – Ты даже не вспоминал о правилах! Ты, подонок, уничтожал сотнями, а теперь хочешь сказать, что я не прав?

Я перевел дыхание, глянул на побелевшую руку и уже спокойнее продолжил:

– Десять минут, все заложники. Твои прихлебатели меня не интересуют, сдадутся – суд. Нет – пуля. А ты ждешь меня. Ты знаешь, что я всегда так делаю. Все. Через десять минут люди не выйдут – жди гостинцы.

Я бросил трубку и сел на диван. Меня трясло. Ненависть и ярость с легкостью завладели сознанием и прямо‑таки жаждали крови. То, чужеродное, все чаще и все легче выходило на поверхность и будоражило меня.

Немного остыв, я вышел на улицу и двинул к первой линии оцепления.

Возле Гулетина стояли несколько человек в камуфляжной форме оливкового цвета с коричневыми и желтоватыми пятнами. Форма новая, опрятная, рукава аккуратно подвернуты, куртки надеты навыпуск, на поясе широкие ремни с кобурами. На ногах берцы нового образца – облегченные, с толстой мягкой подошвой.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});