История Византийской Империи. Том 3 - Федор Успенский

Нет сомнения, что византийский двор по блеску и роскоши превосходил все, что знала тогдашняя Европа, и что этикет придворных церемоний, на исполнении которого византийцы очень сильно настаивали, должен был производить импонирующее впечатление.

Ольгу приняли с соблюдением всех церемоний, может быть, утомительных, причем ей оказана была особенная честь в том отношении, что за приемом у царя последовал прием у царицы, менее парадный, в ее собственных покоях; на втором приеме был и царь, и вся царская семья, и здесь Ольга могла запросто разговаривать с царем и царицей. В этот же день был парадный обед в Юстиниановской зале. Ольга была посажена не за царским столом, а за ближайшим к царскому, за которым сидели первые придворные дамы. Во время обеда пели придворные певчие и давались сценические представления. Отличие от обыкновенных обедов и здесь было в том, что сладкое было подано за отдельным столом, где заняли места члены царской фамилии и куда приглашена была Ольга. В тот же день в другой зале дворца давался обед для свиты Ольги.

18 октября дан был во дворце другой обед в честь Ольги и ее свиты. В одной зале, где обедала свита Ольги, присутствовал царь, в другой же, где обедала Ольга, — царица с семьей.

Есть возможность вычислить, как велика была свита Ольги, потому что в придворном журнале указано, кому какие дары сделаны были после обеда. Оказывается, что мужской персонал свиты, приглашенный к обеду, простирался до 88 человек, женский — до 35. Княгиня Ольга получила в подарок от двух до трехсот рублей и золотое блюдо, может быть, то самое, которое видел в храме св. Софии архиепископ Антоний.

В свите Ольги находилось, между прочим, духовное лицо, священник Григорий. Все заставляет думать, что этот священник привезен был Ольгой из России и что, следовательно, она была уже христианкой, когда прибыла в Константинополь. Если же это так, то общепринятое мнение о крещении Ольги в Константинополе имеет за собой мало достоверности, или, чтобы отстоять его, следует предполагать еще другое путешествие ее в Константинополь.

По моему мнению, Ольга посетила Константинополь не ради принятия христианства и не с военною целью. Цель ее посещения может быть понята, если обратим внимание на состав ее свиты, принимаемой во дворце и награждаемой подарками. Без сомнения, во дворце принимали не всех прибывших с княгиней, — о матросах, например, нет и помину, военные люди представлены в небольшом количестве. Из 88 человек, приглашенных к столу, было 44 торговых людей, или, по тогдашнему выражению, гостей, и 22 поверенных, или послов, от русских бояр (οι αποκρισιαριοι των αρχοντων Ρωσιας). Очевидно, главнейший элемент в свите был не военный, а торговый; 22 представителя от бояр могут указывать на такое же число городов или волостей, по которым сидели подчиненные русскому князю правители. Мы усматриваем, таким образом, здесь выраженными торговые и земские интересы, которые уже в X в. находились в значительной зависимости от правильных сношений с Византией. Путешествие Ольги иллюстрирует договоры с греками, в которых также сильно выступает стремление установить мирные сношения с империей.

Ольга, принимая под свое покровительство эти интересы, могла иметь, конечно, и свои личные цели при посещении Царьграда. Русское предание приписывает Ольге высокую мудрость, необыкновенный ум и административные способности. Я буду иметь случай доказать, что высочайшая политическая мудрость князей X в. заключалась в том, чтобы сблизить Русь с Византией более тесными узами и перенести в Россию культурные начала из Византийской империи. Я выражусь согласно со всеми преданиями об Ольге, если скажу, что она своей поездкой в Константинополь должна была произвести в умах своих современников такой же переворот взглядов, как поездка Петра в Западную Европу. Византия могла поразить воображение не только своим придворным церемониалом, но и формами общежития и складом всей жизни. Если лучшие люди X в. могли составлять себе идеалы, то эти идеалы они могли находить в лучших формах общежития и в культуре образованнейших народов, а для той поры Византия была образцом недосягаемым.

Что особенно привлекало в этом отношении русских людей — это, бесспорно, святыни цареградские, религиозные обряды и торжественное богослужение. Мы имеем несколько описаний путешествия в Царьград из позднейшего времени и по ним можем судить, как св. София со всем ее великолепием и торжественной обстановкой могла действовать на чувство. Кто раз видел в ней торжественное богослужение и слышал художественно исполняемые церковные песни, тот не мог не испытать сильного потрясения. Не одни русские послы Владимира вынесли из св. Софии то впечатление, что там Бог пребывает с людьми и что, присутствуя в византийском храме, забываешь, на небе или на земле находишься; с теми же впечатлениями уходили и армяне, и грузины, и болгаре. Ольга испытала эти сильные впечатления, и ее приближенные дамы и свита запаслись в Константинополе новыми воззрениями, которые скоро должны были произвести переворот в жизни Русского государства.

V

Внешняя политика Святослава.Значение движения руси в Болгарию.Угнетенное состояние Византии

Политические идеалы X в. всего наглядней выражены в деятельности Святослава. Типические черты этого князя так хорошо известны, что мне нет нужды напоминать их, а достаточно будет подобрать из них то, что относится к освещению международной политики Руси.

Святослав первый открывает для России окно в Европу и заявляет притязание поставить Россию в число европейских государств. Для языческого народа, каким была русь, это была неосуществимая задача. Чтобы быть европейским народом в X в., для этого нужно было принять христианство. Все государства, образовавшиеся на развалинах Римской империи, полагали основания своей государственности актом принятия христианства. Миновать этого было так же трудно тогда, как теперь нельзя претендовать на государственность без одобрения таковой великими европейскими державами. Религия в X в. имела ту же силу, что политика в XIX в., иначе говоря, религия с политикой шла об руку.

Первый шаг Святослава в указанном направлении сказывается в его болгарских походах. Походы Святослава в Болгарию и переход русских за Балканы в 968–973 гг. уже потому имеют глубокую важность в истории международной русской политики, что эти походы связывают в нашем представлении X и XIX столетия.

Движение русских к Дунаю в X в. не сопряжено было, впрочем, с такими политическими затруднениями, как в XIX в. Между Русью и Болгарией не было чуждых этнографических элементов, тогда еще не существовало Молдавии и Валахии, или Румынии: для русской колонизации была открыта в этом направлении свобода. В одной летописи позднейшего, впрочем, происхождения между русскими городами показаны Видин, Силистрия и молдавский город Сочава.

Давно уже выступил поэтому в русской науке вопрос об определении границ древнейших русских поселений на юго-западе: в самом ли деле русский элемент простирался до Дуная? Вот что оказывается по расследованиям разных ученых. В прошлом столетии в Трансильвании было четыре селения, в которых говорили по-русски. Что это не были новые поселенцы, видно из того, что в XIII и даже XII в. упоминаются в придунайских областях русские. Часть их, под именем бродников, принимала участие в борьбе болгар с Византией. Таким образом, можно приходить к выводу, что в X в. между Днепром и Дунаем было славянское население, которое не затрудняло, а облегчало движение руси на юго-запад.

Царь Никифор Фока послал к Святославу правителя Корсунской области Калокира с предложением начать войну с болгарами. Для Византии важно было только отвлечь силы болгарские к Дунаю, и едва ли Никифор Фока ожидал сериозных последствий от русского вторжения. Но посол его, Калокир, несколько выступил из своих полномочий и указал Святославу на политические и тор- говые выгоды движения руси к Дунаю. Говорят, что и сам Калокир задумывал отложиться от царя Никифора и основать независимое владение. В первый поход Святослав является другом империи. По русской летописи, он имел с собой не больше 10 000 человек, по иностранным известиям, видно, что он вторгся в Болгарию не один, а с союзниками: венграми, печенегами и славянами. В Болгарии началось сильное движение, против ожидания Фоки успех Святослава был громадный: он захватывал болгарские города, оставлял в них гарнизоны и, по-видимому, начинал домогаться полного завладения Болгарией. Тогда Никифор Фока подкупил печенегов, и они напали на Киев.

В 971 г., похоронив свою мать, Святослав пошел снова в Болгарию, и на этот раз уже по собственному почину. Но теперь положение дел в Болгарии совершенно изменилось. Прежде всего на византийском престоле вместо Никифора Фоки был Иоанн Цимисхий, который совсем не разделял взглядов своего предшественника на болгарские дела и успел не только примириться с болгарским царем, но и убедить его, что Святослав — опасный соперник для самостоятельности Болгарии, между тем как Византия не посягает на эту самостоятельность. Таким образом, если в первый поход Святослав имел на своей стороне даже болгар, во второй он нашел в них союзников греческого императора и должен был каждый шаг брать с бою. Занятые им в первый поход города теперь не хотели впускать его, и он должен был прибегнуть к суровым мерам, желая страхом удержать Болгарию в повиновении. В Болгарии началось сильное движение против русских, которого Святослав не понял и которое его выводило из себя: за измену он преследовал болгар суровыми карами. Понимая, однако, что изменившееся расположение болгар имеет свое объяснение в византийской политике, Святослав слишком самонадеянно двинулся за Балканские горы. В дальнейшем русские и византийские известия расходятся: первые сильно восхваляют доблести русских, вторые выставляют на первый план победы греков. Но что Святослав за Балканами имел большой успех, на это мы имеем разнообразные и не подлежащие сомнению указания, почерпаемые притом из византийских источников.