Сборник "Последнее желание" - Анджей Сапковский

— Рана, — проговорил он, не в состоянии переносить тишину, — доставила тебе хлопот?

— Да, немного. — В голосе холод. — Как обычно при кусаных ранах. Самый паршивый вид ран. Но тебе это, кажется, не внове, ведьмак?

«Знает. Копается в мыслях. Читает? Вряд ли. И знаю почему. Она боится».

— Да, пожалуй, не внове, — повторила она, снова звякая стеклом. — Я насчитала на твоем теле несколько рубцов… Я, понимаешь ли, чародейка. И лекарка одновременно. Специализация.

«Совпадает», — подумал он, но не произнес ни слова.

— А что касается раны, — спокойно продолжала она, — то тебе следует знать, что спас тебя ритм сердцебиения, четырехкратно замедленный по сравнению с ритмом обычного человека. Иначе бы ты не выбрался, могу сказать со всей ответственностью. Я видела, чем тебе заштопали ногу. Это должно было изображать перевязку, но изображало неудачно.

Он молчал.

— Потом, — продолжала она, задрав ему рубаху по самую шею, — добавилось заражение, обычное при кусаных ранах. Ты его приостановил. Конечно, ведьмачий эликсир? Хорошо помогло. Только вот, не понимаю, зачем одновременно было принимать галлюциногены? Наслушалась я твоего бреда, Геральт из Ривии.

«Читает, — подумал он, — все-таки читает. А может, Йурга сказал, как меня зовут? Или я сам проболтался во сне под влиянием „Черной Чайки“? Кто его знает… Только ей ничего не даст знание моего имени. Ничего. Она не знает, кто я. Понятия не имеет, кто я».

Он почувствовал, как она осторожно втирает ему в спину холодную успокаивающую мазь с резким запахом камфоры. Руки были маленькие и очень мягкие.

— Прости, что делаю это обычным способом, классическим, — сказала она. — Можно было бы удалить пролежни с помощью магии, но я немного притомилась, когда занималась раной на ноге, и чувствую себя не лучшим образом. На ноге я связала и стянула все, что было можно, теперь тебе ничто не угрожает. Однако ближайшие два дня не вставай. Магически срощенные сосудики имеют тенденцию лопаться, у тебя остались бы скверные кровоподтеки. Шрам, конечно, сохранится. Еще один для полноты коллекции.

— Благодарю… — Он прижал щеку к кожам, чтобы изменить голос, замаскировать его неестественное звучание. — Можно узнать… Кого благодарю?

«Не скажет, — подумал он. — Либо солжет».

— Меня зовут Висенна.

«Вот как», — подумал он и медленно, все еще не отрывая щеки от кож, сказал:

— Я рад. Рад, что пересеклись наши пути, Висенна.

— Случайность, не больше, — холодно сказала она, натягивая ему рубаху на спину и накрывая кожухами. — Сообщение о том, что я нужна, мне передали таможенники с границы. Послушай, мазь я оставлю купцу, попроси натирать тебя утром и вечером. Он утверждает, что ты спас ему жизнь, так пусть отблагодарит.

— А я? Могу ли я отблагодарить тебя, Висенна?

— Не будем об этом. Я не принимаю платы от ведьмаков. Назови это солидарностью, если хочешь. Профессиональной солидарностью. И симпатией. В силу этой симпатии — дружеский тебе совет, или, если предпочитаешь, указание лекаря. Перестань принимать галлюциногены, Геральт. Галлюцинации не излечивают. Ничего.

— Спасибо, Висенна. За помощь и совет. Благодарю тебя за… за все.

Он вытащил руку из-под кож, нащупал ее колени. Она вздрогнула, потом положила свою руку на его, слегка пожала. Он осторожно высвободил пальцы, провел ими по ее руке, по предплечью.

Ну конечно, гладкая девическая кожа. Она вздрогнула еще сильнее, но он не отнял руки. Он вернулся пальцами к ее ладони, сжал.

Медальон на шее завибрировал, дернулся.

— Благодарю тебя, Висенна, — повторил он, сдерживая дрожь голоса. — Рад, что пересеклись наши пути.

— Случайность, — повторила она, но на этот раз в ее голосе не было холода.

— А может, Предназначение? — спросил он и удивился, потому что возбуждение и нервозность улетучились вдруг без следа. — Ты веришь в Предназначение, Висенна?

— Да, — не сразу ответила она. — Верю.

— В то, — продолжал он, — что люди, связанные Предназначением, всегда встречаются?

— И в это тоже… Что ты делаешь? Не поворачивайся…

— Хочу увидеть твое лицо… Висенна. Хочу взглянуть в твои глаза. А ты… Ты должна взглянуть в мои.

Она сделала такое движение, словно хотела подняться с колен. Но осталась около него. Он медленно отвернулся, скривив губы от боли. Стало светлей, кто-то снова подбросил хвороста в костер.

Она не пошевелилась. Только отвернула голову, но он ясно видел, что у нее дрожат губы. Она стиснула пальцы на его руке. Сильно.

Он смотрел.

Не было ничего общего. Совершенно другой профиль. Маленький нос. Узкий подбородок. Она молчала. Потом вдруг наклонилась и взглянула ему прямо в глаза. Вблизи. Молча.

— Как тебе нравятся, — спокойно спросил он, — мои подправленные глаза? Такие… необычные. А знаешь, Висенна, что делают с глазами ведьмаков, чтобы их подправить? Знаешь ли, что это удается не всегда?

— Перестань, — мягко сказала она. — Перестань, Геральт.

— Геральт… — Он вдруг почувствовал, как что-то разрывается внутри. — Это имя мне дал Весемир. Геральт из Ривии! Я даже научился подражать ривскому акценту. Вероятно, из внутренней потребности иметь родную сторону. Пусть даже выдуманную. Весемир… дал мне имя. Весемир выдал мне также и твое. Правда, очень неохотно.

— Тише, Геральт, тише.

— Теперь ты говоришь, что веришь в Предназначение. А тогда… тогда — верила? Ну конечно же, должна была верить. Должна была верить, что Предназначение обязательно сведет нас. Только этому следует приписать тот факт, что сама ты отнюдь не стремилась к нашей встрече.

Она молчала.

— Я всегда хотел… Размышлял над тем, что скажу, когда мы наконец встретимся. Думал о вопросе, который тебе задам. Считал, что это даст мне извращенное удовлетворение…

То, что сверкнуло у нее на щеке, было слезой. Несомненно. Он почувствовал, как ему до боли перехватывает горло. Почувствовал утомление. Сонливость. Слабость.

— Днем… — Он застонал. — Завтра при солнечном свете я загляну в твои глаза, Висенна… И задам тебе свой вопрос. А может, и не задам, слишком уж поздно. Предназначение? О да, Йен была права. Недостаточно быть друг другу предназначенными. Надобно нечто большее… Но я посмотрю завтра в твои глаза… При солнечном свете…

— Нет, — проговорила она мягко, тихо, бархатным, дрожащим, разрывающим слои памяти голосом, памяти, которой уже не было. Которой никогда не было, а ведь она же была… Была…

— Да! — возразил он. — Да. Я этого хочу…

— Нет. А теперь ты уснешь. И проснувшись, перестанешь хотеть. Зачем нам смотреть друг другу в глаза при солнечном свете? Что это изменит? Ведь ничего не вернешь, не изменишь. Какой смысл задавать вопросы, Геральт? Неужели то, что я действительно не сумею на них ответить, доставит тебе, как ты говоришь, извращенное удовлетворение? Что даст нам взаимная обида? Нет, не станем мы смотреть друг на друга при свете дня. Усни, Геральт. А так, между нами, вовсе не Весемир дал тебе твое имя. Хоть это тоже ровным счетом ничего не изменит и ничего не вернет, я все же хотела б, чтобы ты об этом знал. Будь здоров и береги себя. И не пытайся меня искать…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});