Письма на воде (СИ) - Гринина Наталья "NataBusinka"

– Как она… – начал говорить он и умолк.

«Справилась? Вынесла это?» – мысленно договорил за него Чжи Мон и невесело усмехнулся, поймав удивлённый взгляд императора. Знать бы… Теперь он этого не мог. Теперь он на многое не был способен, и это было непривычно и… неприятно в какой-то степени.

А Хэ Су… Он мог только предположить, как она вынесет обрушившийся на неё груз памяти и вины, когда сам передал ей письма – последнее, что осталось ему от вечности и утраченного всесилия. Мнимого всесилия, но тем не менее… Чжи Мон не знал, справится ли она, когда прочтёт. Именно поэтому, миновав окраины Сеула, он заторопился на северо-восток, наплевав на ограничения скорости. А то ведь можно и не успеть. А если они не успеют, то всё пойдёт прахом уже навсегда и это он ни исправить, ни простить себе уже не сумеет.

Перед его глазами вновь мелькнул мост через Ханган, который зачем-то попытались переименовать в Мост жизни, не изменив при этом его мрачную суть.

Он тряхнул головой, отгоняя тревожные мысли. Нет-нет! На этот раз всё будет хорошо! Он не знал наверняка, но всем сердцем в это верил, а вера, как ни парадоксально, зачастую сильнее знания.

В лобовое стекло автомобиля застучали крупные капли дождя, и Чжи Мон включил дворники, а затем всё-таки сбросил скорость: они покинули цивилизацию и нырнули в лесной сумрак. Дорога стала хуже во всех смыслах. Так стоило ли рисковать за несколько минут до цели?

Его мысли вернулись к Хэ Су и к вопросу Ван Со о том, как она справилась с возвращением памяти о прошлом.

Да, дело вовсе не в том, сколько времени помнить и перебирать бисер воспоминаний, а как это делать: по крупинке, перекатывая каждую меж пальцев, заново впитывая отдельные ощущения, или горстями, залпом проглатывая сладость и горечь вернувшегося.

С Хэ Су случилось второе. Несмотря на то, что какие-то образы из прошлой жизни просачивались в её сознание в обрывочных снах, попав на выставку и увидев своего императора, она провалилась в бездну минувшего и захлебнулась воспоминаниями, как однажды – водой, во время одного судьбоносного солнечного затмения.

Правда, ей вновь пришлось помочь. Направить, подтолкнуть, подсказать. В конце концов, проводники бывшими не бывают.

Чжи Мон довольно сощурился, в который раз вспомнив, как долго и кропотливо собирал коллекцию предметов быта по двум Кореям, Северной и Южной, как контрабандно вывез картины из Кэсона, чудом избежав огнестрельного ранения от преследовавших его полицейских, как организовывал выставку в «Лотте»…

У него даже мелькали смелые мысли о грядущем, ведь он подумывал подарить это бесценную коллекцию на одну будущую свадьбу, однако для начала нужно было эту самую свадьбу устроить, чем он и занимался, временами срываясь в сомнения, ведь теперь он не мог свободно распоряжаться временными и пространственными тканями, равно как и читать мысли и много чего ещё, что было в его арсенале… когда-то.

Но главное – результат, к которому он приближался со скоростью… Чжи Мон глянул на спидометр и благоразумно скинул скорость ещё. Осталось совсем чуть-чуть. Каких-то пара-тройка километров.

А воспоминания Хэ Су… Нет, звездочёт не сомневался, что она справится. Не зря же он её выбрал когда-то! И все эти крупинки слов, чувств и образов прошлого, в которых она сейчас барахталась, как в зыбучих песках, в конечном итоге станут её самым дорогим сокровищем. И неважно, что миновала тысяча лет. Ведь иногда даже для людей меняется восприятие времени: века проносятся минутами, а часы растягиваются на столетия.

Теперь и он это понимал.

– Для госпожи Хэ всё это было как будто вчера, – задумавшись, Чжи Мон позабыл, что император ждёт его ответа, и повернувшись к нему, встретил его печальный взгляд.

– Ты думаешь, для меня – иначе? – слабо усмехнулся Ван Со. – Тебе ли не знать, как коротка тысяча лет… – Он помолчал и добавил: – И как отчаянно бесконечна.

«…если ты одинок», – мысленно продолжил Чжи Мон.

– А ты знаешь, каково это – тысячу лет просить у кого-то прощения и не иметь возможности исправить свою ошибку? Вернуть сказанные слова? Поступить иначе?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

– Знаю, – прошептал астроном, глотая правду своих слов вместе с колючим комком, вставшим вдруг поперёк его горла.

– И за что ты так с нами? – тихо спросил Ван Со, отчего у Чжи Мона потемнело в глазах и он едва успел нажать на тормоз, останавливая машину у обочины. Вовремя. – Тысяча лет… Ты хоть понимаешь, что ты натворил?

– Простите меня, Ваше Величество, – разволновавшись, Чжи Мон и сам не заметил, как вновь вернулся к прежнему обращению. Впрочем, для него это всё тоже было как вчера, поэтому он не испытал и тени смущения. А вот раскаяние его затопило с головой, несмотря на то, что он просто честно делал свою работу – исполнял волю Небес. – Если можете – простите.

– Тысяча лет… – не слыша его, повторил Ван Со. – Не велика ли плата за ошибки?

– А бессмертие? – неожиданно для самого себя спросил Чжи Мон, облокачиваясь на руль и тяжело глядя на императора.

И вновь, далеко не впервые за эту долгую ночь откровений и открытий в угольно-чёрных глазах Ван Со мелькнуло удивление, а затем – понимание. Он шумно выдохнул, изменившись в лице:

– Ты… Ради того, чтобы… Но почему?

– Потому что я так больше не могу, Ваше Величество, – прямо ответил Чжи Мон, ощущая невероятное облегчение от того, что больше не придётся притворяться тем, кем он не является. – Не вы один несёте бремя вины, которое столетиями гложет душу. Это первое. К тому же, я просто устал заставлять себя ничего не чувствовать и идти в никуда. Мне хотелось… понять, каково это – быть человеком, со всеми вытекающими отсюда последствиями. Это второе.

Кстати, последствий было хоть отбавляй, и он до сих пор не научился спокойно реагировать на собственное восприятие отдельных вещей.

Забавно. Забавно, как вдруг вылезли наружу все его человеческие качества, которые он веками подавлял из чувства долга. Его неуверенность, сомнения, страхи – всё это было так чуждо ему, так странно и так… по-человечески.

– А третье? – подстегнул его Ван Со.

– А третье… – Чжи Мон выпрямился, грустно улыбаясь. – Потому что это моя расплата за своеволие и помощь вам. За сделанный выбор. Вы же помните, как я говорил вам когда-то: за всё нужно платить. За каждый свой шаг.

– Но… как?

Улыбка звездочёта погасла, а губы скривились от мучительных воспоминаний.

Если честно, он полагал, что это будет как-то иначе. Гуманнее, что ли. Быстрее. Но нет…

В его жизни ещё не случалось такого, чтобы проводник становился человеком. Наоборот – сколько угодно, без каких-либо неприятных нюансов. А вот расстаться с бессмертием на его веку ещё никто не додумался. Он стал первопроходцем. И теперь был абсолютно уверен, что ещё раз подобного он бы не перенёс. И никто бы не перенёс.

 

Это произошло внезапно. Ночью. Вскоре после того, как он принял решение. Хорошо, что он был у себя дома, а не где-нибудь в сеульской полуденной толпе.

Чжи Мон помнил тьму, тисками охватившую его сознание, безжалостно давящую, горячую, сжимающую его до точки в Мироздании. Помнил паническое ощущение полного отсутствия воздуха и невозможности сделать вдох. Помнил неподвижность парализованных мышц и душный непреодолимый страх, а потом… Потом внутри него будто взорвалась сверхновая, опаляя каждую клеточку его тела, выжигая из неё бессмертие и исторгая крик из этой самой каждой клеточки, которая перерождалась, становясь иной.

А ещё были они – воспоминания, ощущения и чувства, которые столетиями копились внутри, в его сознании и душе. Все они со взрывом сверхновой разом исторглись из неведомых тайников, обрушились на него и едва не свели с ума.

Кажется, он кричал, надрывно, истошно, раздираемый на атомы невыносимой болью и жгучими воспоминаниями, лавой извергавшимися из самых глубин его разума. Корчился и изгибался дугой на полу, пытаясь избавиться от этой всепроникающей боли, переждать её, перетерпеть. Но не сумел, всё-таки потеряв сознание…