«Профессор накрылся!» и прочие фантастические неприятности - Генри Каттнер

в закоснелую пуританку! От молчания Филлис у него едва не началась истерика, и он чуть было не осквернил проклятиями царившую в комнате атмосферу религиозного спокойствия, понимая, что его унижают самым жестоким образом. В глубине души он вздрагивал и сжимался от непрекращающегося бичевания, а Филлис твердила:

– Я люблю тебя, Джеральд, но ты меня не любишь, и я не могу тебя простить, поэтому умоляю, уйди, пока не сделал еще хуже.

Кипя от возмущения, пунцовый Карневан пулей вылетел на улицу, где ему сделалось дурно: ведь он, как ни старался, не сумел сохранить лицо! Ах, Филлис, Филлис, вышколенная Филлис, холодная как айсберг, фарфоровая кукла в вымороченном мирке, чьи скудные эмоции благопристойны, будто кружевные салфетки! Карневан замер у машины. Его трясло от ярости и мутило от всепоглощающего желания сделать так, чтобы Филлис почувствовала боль той же силы, какую только что причинила своему жениху.

В машине что-то шевельнулось. Ах да, Азазель. Чудовищное тело укутано в плащ, а на белокостном лице не прочесть ничего, кроме равнодушия.

– Девчонка… – просипел Карневан и ткнул большим пальцем за спину. – Она… она…

– Можешь не говорить, – промурлыкал Азазель. – Я прочел твои мысли и выполню… твое желание.

Он исчез. Карневан прыгнул за руль, сунул ключ зажигания в замок и едва не сломал его, заводя мотор. Как только автомобиль тронулся с места, из дома Филлис вырвался кинжально-тонкий пронзительный вопль.

Карневан ударил по тормозам, закусил губу и развернулся.

Вызванный в спешке врач сообщил, что у Филлис Мардрейк сильнейшее нервное потрясение, причина коего неизвестна, но разумно будет предположить, что девушка не выдержала тяжелого разговора с Карневаном (тот молча кивал, дабы не развеять это заблуждение). Что касается Филлис, она лежала, стеклянно глядя в потолок, и время от времени корчилась в судорогах, а иной раз с ее уст срывалось: «Плащ… а под плащом…» После чего она то заливалась истерическим смехом, то визжала от ужаса, пока не вымоталась до полной потери сознания.

Врач сказал, что она поправится, но не сразу, а через некоторое время, поэтому Филлис определили в частную клинику, где она билась в истерике при каждой встрече с доктором Джоссом, чья лысина прямо-таки бросалась ей в глаза. Филлис все реже бредила о плащах, и вскоре Карневану было дозволено проведать невесту, поскольку она сама о том попросила. Размолвку подлатали, эмоциональные прорехи заштопали, и Филлис начала склоняться к признанию собственной неправоты. По выздоровлении она все же выйдет замуж за Карневана, но чтобы впредь никаких фокусов.

Пережитый ею шок, угнездившись в пределах подсознания, напоминал о себе лишь в минуты помутнений рассудка и в частых ночных кошмарах. Карневан был рад, что Филлис не запомнила Азазеля, хотя в последнее время довольно часто общался с демоном, реализуя очередное злодейство.

Начало ему было положено вскоре после нервного срыва Филлис. Диана не переставала названивать Карневану на работу. Поначалу тот разговаривал с ней вежливо, хоть и лаконично, но потом сообразил: Диана, по сути дела, повинна в том, что Филлис едва не сошла с ума, а посему заслуживает страданий. Нет, не смерти. Умереть может любой. К примеру, Элай Дейл, уже слегший от спинального менингита. Нет, наказание Дианы должно быть более утонченным, и пусть это будет пытка сродни той, что выпала на долю Филлис.

Пришло время вызвать демона на инструктаж.

– Ее надо свести с ума, но медленно и постепенно, – говорил Карневан с весьма неприятным выражением лица. – Пусть поймет, что с ней происходит. Скажем так: начни с мимолетных видений, перерастающих в серию необъяснимых происшествий. Подробных указаний дать не могу, еще не придумал. Диана говорила, что ее не так-то просто запугать, – заключил он и встал, чтобы сделать коктейль.

Карневан предложил демону выпить, но тот отказался. Он неподвижно сидел в темном углу и поглядывал в окно, под которым раскинулся Центральный парк.

– Погоди-ка… – задумался вдруг Карневан. – Считается, что демоны – злые создания. Скажи, тебе нравится причинять людям боль?

– Известно ли тебе, что такое зло? – повернулся к нему невероятно красивый череп.

– Понимаю, о чем ты. – Карневан добавил содовой к ржаному виски. – Это вопрос семантики, словесной игры. Разумеется, термин выбран произвольно. У человечества свои стандарты…

– Ты говоришь о моральном антропоморфизме, основанном на самовлюбленности, – сверкнул переливчато-раскосыми глазами Азазель, – но игнорируешь фактор окружающей среды, хотя твои понятия о добре и зле сформированы с оглядкой на физические свойства этого мира.

Карневану (он пил уже шестой коктейль) захотелось поспорить:

– Что-то не пойму… Мораль – это порождение разума и чувств, разве нет?

– У всякой реки есть свое верховье, – возразил Азазель, – но нельзя ставить знак равенства между Миссисипи и Колорадо. Случись людям эволюционировать в ином мире – допустим, в моем, – ваша концепция добра и зла была бы совсем иной. У муравьев тоже имеется социальная иерархия, но она не похожа на вашу, поскольку муравьи существуют в другой среде.

– К тому же люди отличаются от насекомых.

– Мы с тобой тоже отличаемся друг от друга, – пожал плечами демон. – Гораздо сильнее, чем ты отличаешься от муравья, ибо вами, людьми, руководят два основных инстинкта: самосохранение и продолжение рода. А демоны не способны размножаться.

– И это подтвердят почти все специалисты по демонологии, – кивнул Карневан. – Наверное, поэтому вы воруете детей, а вместо них оставляете подменышей. Кстати, к чему такое разнообразие нечисти? – (Азазель вопросительно взглянул на него.) – Ну, гномы, кобольды, тролли, джинны, оборотни, вампиры…

– Людям известно лишь о нескольких наших разновидностях, – объяснил Азазель. – К чему разнообразие? Ответ очевиден. Ваш мир стремится к упорядоченной структуре в состоянии стазиса. Знаешь, что такое энтропия? Ультимативная цель вашей вселенной – единство, неизменное и непреложное. В конце концов ваши эволюционные ветви сомкнутся в определенной точке, а ответвления вроде моа и гагарки вымрут, как вымерли динозавры и мамонты, и в итоге не останется ничего, кроме порядка. Моя же вселенная стремится к физической анархии: в начале был лишь один вид, но в конце наступит полный хаос.

– То есть твоя вселенная – негатив моей, – задумался Карневан. – Постой-ка! Говоришь, демоны не могут умереть? И не способны размножаться? В таком случае откуда взяться прогрессу?

– Я сказал, что демоны не могут убить себя, – напомнил Азазель. – Смерть от внешнего воздействия – дело другое. Это же относится и к размножению.

– Но должны же у вас быть эмоции, – вконец запутался Карневан, – ведь инстинкт самосохранения основан на страхе смерти!

– Эмоции демонов не похожи на человеческие. С клинической точки зрения я способен проанализировать и понять реакцию Филлис. Девушка воспитана в строжайшем ключе и подсознательно противится этому,