Терра - Дария Андреевна Беляева

открыть и то беда.

Но как я был счастлив. Вот он я, лежу значит, чувствую боль, чувствую радость, чувствую, что горло будто наждачкой выскребли. И как же это охуенно.

Понимаете? Это нужно понимать, я хочу нормально объяснить, это важный опыт, и все такое.

Мне была приятна даже боль. Даже тошнота. Даже ужасающие своей силой тиски, сжимавшие мою голову. Бля, я весь состоял из неприятных ощущений, но в тот момент я ценил их превыше неземных удовольствий.

Вот у Босха есть «Сад наслаждений», а у меня был «Ад наслаждений». Обхохочешься просто. Ну да.

Как было хорошо. Вся палата – белая-белая, на двери болтался рождественский носок, совершенно пустой. Да хер бы с ним, свой лучший подарок я уже получил.

Я еще ни о чем не вспоминал, ничего не понимал, я был переполнен каким-то животным восторгом, радостью узнавания. Мир был у меня как на ладони. Словно Адам, я мог всему дать имена.

Только через полчаса меня хватило на то, чтобы добрести до сортира и познать это великое счастье в жизни человека – мочиться самостоятельно. Я надолго замер у зеркала, никак не мог понять, сплю я или нет.

На меня смотрел отец. Волосы и глаза темнее, конечно, а в остальном – все то же. С меня сошел весь лоск, я отощал еще сильнее (казалось, куда бы), выглядел больным и изможденным, проявилась во мне наша мученическая порода, а вместе с ней и какая-то странная жесткость.

Я прислонил голову к холодной поверхности зеркала.

– Привет, – сказал я.

Хотелось выпить, вот чего хотелось. В остальном все было по-своему идеально.

Тут меня разобрал приступ такого кашля, что почти сразу ко мне забежала укутанная по всем правилам медицинской этики и эстетики медсестричка (волосы, маска, перчатки, все прочее). Так я понял, что нахожусь в инфекционном отделении.

А ну и правда, где бы еще? Тут запутанный клубок моих воспоминаний о котловане прибило обратно к берегам реальности. Что было после, так и осталось скрытым во тьме, ну и ладно. Не жалко.

Через пару дней пахнущая лисицей врачиха (главная, как потом выяснилось) с почетом перевела меня в терапевтическое отделение, не похожее на постапокалиптическую антиутопию. Она была обаятельная итальянка чуточку за пятьдесят, смешно морщила нос, когда говорила о Уолтере, и ее красивые, почти красновато-карие глаза напомнили мне об Одетт. Так что она мне сразу понравилась, эта лисица.

– Пришлось, конечно, подменить некоторые анализы. Официально вы переболели совершенно обычным гриппом.

– Даже не «Калифорния»?

– Абсолютно точно не «Калифорния», – она улыбнулась. – Вы не представляете, каких трудов мне стоило сохранить всех моих пациентов-крыс в тайне.

– Но оно того стоило, – сказал я. – Не благодарите.

– Поблагодарю.

Она легонько сжала мое плечо рукой.

– Вам по крайней мере полагается двойная порция десерта.

– Ради этого все и затевалось.

Я только улегся в своей новой, прекрасной постели и принялся отвыкать от двух навязчивых запахов инфекционного отделения: гноя и антисептиков, как ко мне пришел Уолтер.

– Я рад, что вы живы, мистер Шустов.

– А если б я умер, какая б история вышла красивая, а?

– Я благодарен вам за вашу помощь.

– Все закончено? Каверна, что с ней? – неожиданно для себя выпалил я.

Это и первое, что я должен был спросить, и последнее. До секунды, когда из меня вылетел этот вопрос, я вообще не думал о том, закрыта ли каверна.

– Уничтожена. Это была тяжелая работа, но вы с ней справились. Насколько я знаю, других каверн такого размера на данный момент не существует.

– И пока их не появится, – сказал я, – ты меня не увидишь.

Мы с Уолтером смотрели друг на друга. Он так и стоял, очень прямо и очень спокойно, выправка у него была идеальная, самоконтроль тоже. Ни словом, ни делом он не показал, что я его заебал.

– Но, – сказал я после паузы, кстати, совершенно искренне. – Звони мне, если вдруг найдется еще такая хуета.

– Если найдется, мистер Шустов, вы о ней узнаете скорее меня.

– И то правда.

Мы снова немного помолчали.

– Ваши близкие, – сказал Уолтер. – Они очень вас любят. Столько навязчивых звонков я не получал даже от страховых компаний.

Ой, много чего у него не было, а чувство юмора было. Я засмеялся.

– Тогда скажите им, что меня уже можно посещать.

– Уже сказал.

Я ожидал, что тут, как в кинце, ворвутся в палату мои друзья, но вместо этого опять неловкая тишина. Наконец Уолтер сказал:

– Я их позову.

– Слушай, почему я вообще общаюсь с тобой, если тут мои друзья?

Уолтер молча повернулся и пошел к двери. Прям вот так: развернулся и пошел, все очень акцентировано, будто он был робот и каждое движение являлось частью алгоритма, заданного программистом, и Уолтеру совершенно безразличного.

Когда Уолтер открыл дверь, я сказал:

– Эй!

– Да, мистер Шустов?

– Ты хороший человек. Ты не убивал моего отца.

Уолтер поглядел странно, куда-то поверх, куда-то в сторону от меня.

– Я знаю, – сказал он.

Но меня не проведешь. Я его удивил.

Минут через десять ко мне поднялись Мэрвин, Марина, Андрейка и Алесь.

– Господи, как ты так умудрился? – говорил Андрейка. Под его рубашкой проступали бинты.

– Понятия не имею. Иммунитет ослаблен.

– Были вопросы про?.. – Андрейка хлопнул себя по боку.

– Если и были, то я их не помню. Надеюсь, я не отвечал.

– А если отвечал, – сказал Мэрвин, – то врач, как и священник, сохранит тайну исповеди.

– Уж ты поляк, ты знаешь, – засмеялась Марина.

А я внимательно смотрел на Мэрвина. Выглядел он хуево и хорошо одновременно. Ему было как бы дурно – темные тени под глазами, руки потряхивает, но в то же время по какой-то причине он был собой доволен и странно спокоен.

Долго-долго они выспрашивали все о моем самочувствии, без меры я заебался, пытаясь выдать происходящее за обычный грипп с осложнениями.

– Пневмония, да-да-да. Кошмар вообще.

Ну и все такое.

Потом пошли вопросы о том, где я был. Ну, я честно все выдал, мол, переоценка ценностей, просветление, отшельничество, да и просто в больницу загремел. Ой, смешно, конечно, нашел я место об этом сказать. Значит, я думал, опять будут вопросы, а отвечать мне на них не хотелось. Спас меня Андрейка, когда вдруг сказал:

– Ты приколись! Я тогда чуть не умер! Короче, сели мы в тачку, и тут Алесь ее останавливает…

– Нет, – сказал Алесь. – Мы немного даже проехали.

– Ну да. Короче, метров пять. Останавливает он тачку и такой: пиздец, я на «Баззфиде» читал, что травмы в плечо куда опаснее, чем кажется, и