Рейтинговые книги
Читем онлайн Шантарам - Грегори Робертс

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 162 163 164 165 166 167 168 169 170 ... 242

— Люблю Назира, — сказала она, положив голову мне на грудь. — У него доброе сердце.

Так оно и было: я знал это, обнаружил в конце концов, хотя открытие далось мне нелегко. Но как она пришла к такому выводу, почти не зная Назира? Одна из моих самых больших потерь за годы изгнания — слепота к хорошему в людях: никогда не умел оценить меру доброты в мужчине или женщине, пока не становился должен им куда больше, чем мог дать взамен. Карла же была из тех, кто видел хорошее в людях с первого взгляда. А я смотрел и смотрел, но не замечал ничего, кроме угрюмости и горечи в глазах.

Мы глядели на темнеющий пляж и на Назира, сидевшего, выпрямив спину, у своего костерка. Одна из моих маленьких побед над Назиром, когда я был ещё слаб и зависим от его физической силы, лежала в области языка. Мне удавалось выучить фразы на его языке быстрее, чем ему на моём. Беглость моей речи вынуждала его говорить со мной в основном на урду, а когда он пытался говорить по-английски, фразы выходили неловкими, какими-то усечёнными, слова — перегруженными значениями и словно шатающимися на коротких ножках прямого, не признающего оттенков смысла. Я часто бросал ему обидные упрёки из-за грубости его английского, преувеличивая своё замешательство, утверждая, что речь его полна самоповторов, запинок, перескакивания с одной загадочной фразы на другую. Всё заканчивалось тем, что он начинал ругать меня на урду и пушту, а потом и вовсе погружался в молчание.

На самом деле его урезанный английский всегда был красноречив, а нередко ритмичен и даже поэтичен. Конечно, он был усечён, из него были убраны все излишества, оставался лишь его особый язык, чистый и точный, что-то между лозунгами и пословицами. Он не знал, что помимо собственной воли я начал повторять некоторые из его фраз. Он сказал мне однажды, чистя свою серую кобылу: «Все лошади хорошие, но не всякий человек хорош». С тех пор прошло много лет, но каждый раз, когда я сталкивался с жестокостью, предательством, другими проявлениями эгоизма, особенно моего собственного, я ловил себя на том, что повторяю фразу Назира: «Все лошади хорошие, но не всякий человек хорош». И в ту ночь, слыша стук сердца Карлы так близко, когда мы наблюдали пляску огня на песке, я вспомнил ещё одну фразу, часто повторяемую им по-английски: «Нет любви, нет жизни».

Я не отпускал Карлу, словно мог исцелиться, сжимая её в объятиях, но мы не занимались любовью, пока ночь не зажгла последнюю звезду на небе по ту сторону широкого окна. Её руки, словно поцелуи касались моей кожи. Мои губы расправили скрученный лист её сердца. Её приглушенное дыхание вело меня, и я отвечал ей в том же ритме, желание одного эхом отзывалось в другом. Жар соединил нас, заключив в круг прикосновений, вкусовых ощущений, благоуханных звуков. Мы отражались силуэтами на стекле, прозрачными образами — мой был полон огня с пляжа, её — звёздами. И вот в конце концов эти чёткие отражения нас самих растаяли, слившись и поглотив друг друга.

Было хорошо, так хорошо, но она не сказала, что любит меня.

— Люблю тебя, — прошептал я, слова эти слетели с моих губ на её.

— Знаю, — отозвалась она, жалея и вознаграждая меня. — Знаю, что любишь.

— Видишь ли, мне не обязательно отправляться в эту поездку.

— Так почему же ты едешь?

— Не знаю. Наверно, потому что предан Кадербхаю, всё ещё чувствую себя его должником. Но здесь нечто большее. Было ли у тебя когда-нибудь ощущение, неважно по какому поводу, что вся твоя жизнь — своего рода прелюдия, словно всё, что ты делал раньше, вело тебя в одну точку, и ты почему-то знал, что однажды попадёшь туда? Я не очень понятно объясняю, но…

— Понимаю, о чём ты говоришь, — прервала она меня. — Да, мне знакомо это ощущение. Однажды я совершила нечто, в одно мгновение вместившее всю мою жизнь, даже те годы, что я ещё не прожила.

— И что это было?

— Мы говорили о тебе, — уклонилась от ответа Карла, стараясь не смотреть мне в глаза. — О том, что тебе не обязательно ехать в Афганистан.

— Что ж, — улыбнулся я, — всё так и есть: я могу туда не ехать.

— Так и не поезжай, — спокойно сказала она, отвернувшись, чтобы взглянуть на ночь и на море.

— Ты хочешь, чтобы я остался?

— Хочу, чтобы ты был в безопасности. И был свободен.

— Я не это имел в виду.

— Знаю, — вздохнула она.

Я почувствовал, как её тело беспокойно шевельнулось рядом с моим: по-видимому, она хотела подвинуться. Я остался на месте.

— Я никуда не поеду, — тихо сказал я, пытаясь совладеть со своими чувствами и зная, что совершаю ошибку, — если ты скажешь, что любишь меня.

Она закрыла рот и сжала губы так сильно, что они образовали белый рубец. Казалось, её тело медленно, клетка за клеткой, возвращало себе всё, что она отдала мне несколькими мгновениями ранее.

— Зачем ты это делаешь? — спросила она.

Я сам не знал. Может быть, причиной была ломка, всё то, что я перенёс за последние месяцы, и та новая жизнь, которую, как мне казалось, я заслужил. А может быть, то была смерть — смерть Прабакера, Абдуллы и смерть, что, возможно, ждала меня в Афганистане, — я втайне боялся её. Какова бы ни была причина, она была глупой и бессмысленной, и даже жестокой, но я не мог не желать этого.

— Если ты скажешь, что любишь меня, — повторил я.

— Я не люблю, — наконец сказала она тихо.

Я попытался остановить её, прижав кончики пальцев к её рту, но она повернула голову, чтобы взглянуть мне прямо в глаза. Голос её стал чище и сильнее:

— Не люблю. Не могу. Не буду.

Когда Назир вернулся с пляжа, громко кашляя и прочищая горло, чтобы мы слышали, что он пришёл, мы уже приняли душ и оделись. Он улыбался — так редко можно было увидеть улыбку на его лице, — переводя свой взгляд с меня на неё и обратно. Но холодная печаль в наших глазах превратила идущие вниз морщины на его лице в ивовые венки разочарования. Он отвернулся.

Мы видели, как она уезжает на такси в долгую одинокую ночь накануне нашего ухода на войну Кадера, и когда Назир наконец встретился со мной взглядом, он кивнул медленно и торжественно. Я выдерживал его взгляд несколько мгновений, а потом настал мой черёд отвернуться. Мне не хотелось видеть в его глазах уже замеченную мною ранее странную смесь горя и бурной радости — я знал, что она значила. Да, Карла уехала, но мы потеряли в ту ночь целый мир любви и красоты. Мы должны были оставить его в прошлом, став солдатами Кадера. А другой мир, некогда безграничный мир того, чем мы могли бы ещё стать, сужался час за часом до окрашенной пулей в кроваво-красный цвет точки.

Глава 31

Назир разбудил меня до рассвета. Мы вышли из дома, когда первые лучи просыпающегося утра прорезали уходящую ночь. Приехав в аэропорт и выбравшись из такси, мы увидели у входа в терминал внутренних рейсов Кадербхая и Халеда Ансари, но не сразу их узнали. Кадер ознакомил нас со сложным маршрутом с четырьмя основными пересадками: нам предстояло менять средства передвижения, чтобы добраться из Бомбея в пакистанский город Кветта у афганской границы. Нам следует везде выдавать себя за путешественников-одиночек и никоим образом не показывать, что мы знакомы друг с другом. Мы намеревались незаконно перейти границу и поучаствовать в войне, которую вели в Афганистане с могучим Голиафом — Советским Союзом — моджахеды, борцы за свободу. Кадер рассчитывал добиться успеха в своей миссии, но допускал и возможность неудачи. Если же мы будем убиты или захвачены в плен на каком-то этапе нашего пути, след, ведущий в Бомбей, должен быть столь же холодным, как ледоруб альпиниста.

Это было длительное путешествие, и началось оно в молчании. Назир, как обычно скрупулёзно выполнявший все инструкции Кадербаха, не проронил ни единого слова на первом отрезке маршрута — Бомбей-Карачи. Однако через час после нашего вселения в отдельные номера отеля «Чандни» я услышал лёгкий стук в дверь. Не успела она отвориться наполовину, как Назир протиснулся в неё и плотно закрыл за собой. Глаза его горели от нервного возбуждения, и волнение граничило с неистовством. Меня беспокоило столь явное проявление страха, было даже немного противно, и я положил руку ему на плечо.

— Не принимай всё так близко к сердцу, Назир. Вся эта дребедень из арсенала рыцарей плаща и кинжала способна довести до безумия.

Назир почувствовал оттенок снисхождения в моей улыбке, возможно даже не поняв полностью смысла сказанного. Он свирепо нахмурился, челюсти сомкнулись, лицо приняло выражение непроницаемой сдержанности. Мы подружились с Назиром, он открыл мне своё сердце. Для него дружба измерялась тем, что люди делают и что готовы вынести ради друга, а не радостями, которые с ним разделяют. Его смущало и даже мучило, что я почти всегда относился к его торжественной серьёзности шутливо, без всякого пафоса. Вся ирония наших отношений заключалась в том, что мы оба — люди серьёзные, даже несколько угрюмые, но его мрачная суровость была столь разительной, что заставляла меня отрешиться от своего привычного поведения, провоцируя детское озорное желание посмеяться над ним.

1 ... 162 163 164 165 166 167 168 169 170 ... 242
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Шантарам - Грегори Робертс бесплатно.
Похожие на Шантарам - Грегори Робертс книги

Оставить комментарий