Белогвардейщина - Валерий Шамбаров

Первым поводом (но не причиной) стало убийство 27.6 в Ростове председателя Краевой Рады Рябовола. Виновных не нашли, но поскольку Рябовол являлся одним из лидеров самостийников, то Рада обвинила в его смерти "врагов народа, слуг реакции, монархистов", т. е. добровольцев, устроив против них политические демонстрации в прессе и со своих трибун. Когда же Ставка Деникина в связи с одержанными победами перебралась из Екатеринодара в Таганрог, а Особое Совещание - в Ростов, самостийники почувствовали себя освободившимися от их опеки и взяли курс на полный разрыв.

Кубань оцепила себя таможенными барьерами. Не говоря уж о "добровольческих" областях, она отказалась продать хлеб даже Дону. Когда донская делегация явилась по данному вопросу в Раду, депутат Макаренко выкрикнул ей "А, христарадничать приехали!"

(В результате Дон купил зерно на той же Кубани, но дороже, через спекулянтов, раздававших "по таксе" взятки всей администрации.) В газетах, выступлениях лидеров на деникинцев сыпались обвинения, часто совершенно беспочвенные. Писалось, например, что на фронте "кубанцы, терцы, донцы, а добровольцы ютятся в штабах, театрах и ин-тендантствах" - в то время, как Добровольческая армия шла к Москве. Особое Совещание квалифицировалось, как "сила, стремящаяся отдать демократию в рабство" или, по словам И. Макаренко, "коршун, который ждет лишь того времени, когда можно будет выклевать глаза Кубанскому краю и отнять у него землю и волю". Смаковались поражения Колчака. Клеймился "Осваг" ("осведомительное агентство", деникинский орган пропаганды), "длинными реакционными щупальцами охвативший Кубань". А в витринах "Коп" (краевого отдела пропаганды) вывешивались не только местные газеты, где жирно подчеркивались выпады против Добровольческой армии, но даже экземпляры "Известий" и "Красноармейца". Велись сепаратные переговоры с Грузией и с Петлюрой. Представитель Грузии с трибуны Рады открыто заявлял, что его республика "не может разговаривать с теми, кто идет завоевывать и подчинять, а не освобождать", но зато хочет видеть рядом с собой суверенную Кубань и готова прийти ей на помощь для защиты "демократии и свободы". Председатель кубанского военно-окружного суда Лукин, представивший Деникину доклад о росте украинско-сепаратистского движения на Кубани и о прибытии в Екатеринодар тайной петлюровской делегации, был через день убит неизвестными лицами.

Атаман Филимонов, человек слабый и нерешительный, пытался угодить "и нашим и вашим", отыскивая компромиссы и сглаживая острые углы. Впрочем, по кубанской "конституции" атаманская власть была ничтожной, и он оказался в положении передаточного звена между белым командованием и Радой, выслушивая упреки с обеих сторон. Деникин до поры до времени терпел, относя нападки к обычной партийной грызне, коей на Юге хватало. Он даже предлагал Особому Совещанию условиться с кубанским правительством о взаимном прекращении газетной травли поскольку "российская" печать, естественно, вовсю отвечала на выпады самостийников.

Но конфликт ширился. Кубанские лидеры разъезжали с агитацией по станицам, доходили до клеветы. Мол, хлеб дорог, потому что Деникин решил весь урожай отдать Англии в уплату за снабжение. Мол, не хватает мануфактуры и других товаров из-за "блокады Кубани". Мол, добровольцы ходят в отличном обмундировании, в то время как кубанцы "босы и голы". Возмущались тем, что казаков заставляют воевать с "дружественными кубанцам" горцами Дагестана и Чечни, с "родственными им украинцами Петлюры". Высказывались требования снять с фронта кубанские части и поставить их "сильными гарнизонами" у себя дома. Звучали даже призывы непосредственно к казакам - бросать ряды деникинских войск. Добровольческая армия называлась "виновницей гражданской войны", т. к. "не преследуй она целей насаждения монархизма, давно можно было бы окончить войну и примириться с большевиками, устроив в России народную республику". Подбить народ на активные действия подобной агитацией не удавалось - рядовому казачеству было глубоко плевать и на "самостийность", и на "демократию", но в станичных настроениях пошел полный разброд и неразбериха. А главное - эта пропаганда разлагала армию. Патриотический подъем угасал, и политика Рады открывала дорогу простейшему шкурничеству.

Пока Кавказская армия, состоявшая в основном из кубанцев, наступала на Царицын и Камышин, ее боевой дух еще держался на высоком уровне. Но затем последовали тяжелые оборонительные бои, не сулящие никакой "добычи". Начиналась осень с холодами и тифом. И пошло повальное дезертирство. Удирали с фронта, не такого уж далекого от дома. Уехавшие на побывку или излечение назад не возвращались. Дезертиры свободно проживали в станицах - кубанские власти их не преследовали. Шли в банды "зеленых", существование которых на Кубани стало почти легальным - большинство их вожаков были связаны с лидерами Рады. Находили приют в екате-ринодарских запасных частях, которые Рада содержала под своим крылышком для создания "собственной" армии. Шли в "гайдамаки" - охранные отряды Рады. Осенью дошло до того, что во фронтовых полках осталось по 70-80 сабель. Приток пополнений и снабжения с Кубани полностью прекратился.

После отчаянных усилий военного командования все же удалось добиться выхода кое-каких подкреплений на фронт. Состав полков Кавказской армии довели до 250-300 чел. Легче от этого не стало. Как писал Врангель:

"На фронте оставалась лучшая часть казаков, в станицах засели ушедшие в тыл шкурники и грабители. Ныне они в виде пополнения вновь вернулись в части, и вернулись развращенные теми, в чьих задачах разложить и ослабить армию".

Положение становилось критическим. Зарвавшиеся самостийники решили окончательно захватить власть на Кубани. Из органов управления теми или иными способами удалялись сторонники единства Белого Движения. Так, Радой было выражено "недоверие" походному атаману Науменко, и он вынужден был уйти в отставку. Велась активная работа по свержению Филимонова и замене его своим человеком. На начало ноября была назначена чрезвычайная сессия Краевой Рады.

В Таганрог прибыл Врангель. И он, и Деникин сошлись во мнении, что ситуация грозит выйти из-под контроля и что дальше терпеть происходящее невозможно. Вначале предполагалось действовать по возможности мирно. Врангель должен был переговорить с кубанскими старшими военачальниками и "умеренными" лидерами, а также сосредоточить к открытию Рады в Екатеринодаре надежные войска. Как командующий Кавказской армией, он был приглашен на сессию в качестве гостя и собирался выступить с речью, обрисовав тяжелое положение армии. Рассказать, как отражается на ней тыловое политиканство, настоять от имени фронта на необходимости усиления атаманской власти и др. После его речи "умеренные" депутаты должны были внести предложение о соответствующих поправках в конституцию. В случае их принятия Врангель намеревался провести парад войск и уехать на фронт, а в случае непринятия устроить вместо парада что-то вроде митинга и напрямую объяснить войскам, в чем дело. Надавить на Раду их возмущением, а в крайнем случае - силой.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});