Грехи людские - Маргарет Пембертон

– Но ведь пленные в тех лагерях уже давно подсчитаны, их имена есть в списках, которые находятся у властей. И кроме того, эти люди уже вернулись домой, – сказал Адам, которому было невыносимо видеть, с каким отчаянным упорством Элизабет отказывалась взглянуть правде в глаза.

– Еще не все, – сказала она. Ее лицо было бледным, под глазами пролегли глубокие тени. – Риф еще не вернулся.

* * *

В Новый год Адам сообщил ей, что сделал предложение Элен выйти за него замуж и что та его приняла.

– Я очень рада, – сказала Элизабет, сжав его в своих объятиях. – Это самое разумное, Адам, что ты когда-либо сделал. Она будет для тебя отличной женой.

– Мы поженимся в апреле, в день рождения Элен. Надеюсь, дорогая, ты придешь к нам на свадьбу?

– Разумеется, приду, – ответила она с явным удовольствием. – Во что бы то ни стало приду!

В феврале Том и Ламун приехали в «Фор Сизнз». Они только что вернулись в Англию, чтобы Ламун познакомилась с родителями Тома и с его семьей.

– Совсем как в старые добрые времена, правда? – сказал Том, когда они уселись за обеденный стол с Адамом и Элен, которые были так счастливы, что даже не заметили, как глубокая тень легла на лицо Элизабет.

Ламун выглядела очаровательно. Ее миндалевидные глаза так и сияли счастьем, а ее китайский наряд экзотично переливался на свету. Годы тягот и лишений почти не оставили следа на ее лице, в то время как темные волосы Тома посеребрились, да и его лицо все еще оставалось изможденным.

– Если бы еще Алистер был здесь, – тихо сказала Элен. – И Жюльенна с Ронни. Вот тогда все действительно было бы как встарь.

Все помолчали, думая о прошлом. Внезапно, словно вдруг наступило прозрение, Элизабет увидела Алистера, с кем-то разговаривающего и смеющегося в баре «Жокей-клуба». Увидела Ронни с безупречно подстриженными светлыми усиками и Жюльенну с копной рыжих непокорных волос, обрамляющих заостренное книзу хорошенькое личико, и ее озорно поблескивающие глаза. Где-то вдали (Элизабет готова была поклясться) звучала песня «Всегда пусть будет Англия»... Затем и Алистер, и Ронни, и Жюльенна истаяли, и остался один Риф.

Он стоял в своей нарочито небрежной позе, челка спадала ему на лоб; его темные глаза глядели на нее нежно, с любовью. На его губах Элизабет разглядела улыбку: это была та самая ироничная улыбка, с которой Риф прощался с ней в деревушке недалеко от Мирс-Бей. Она сидела совершенно неподвижно, поджидая, когда Риф приблизится, но звуки песни затихли, а Том сказал:

– Мы скоро вернемся в Гонконг. Я буду, как и прежде, работать. Но даже если я и не поступлю на службу, едва ли смогу жить где-нибудь еще. Там мой дом.

– Теперь там многое изменится, – сказал Адам. – Странно, что Китай не настаивает на возвращении этого острова.

Внезапно с абсолютной уверенностью Элизабет поняла, что для нее все кончено. Она резко поднялась, ее трясло, лицо стало белым как мел.

– Рано или поздно наступит день, – сказал Том, подливая себе вина, – когда британскому правительству придется отдать Гонконг китайцам.

– Извините! – отрывисто сказала Элизабет и стремительно выбежала из-за стола.

– И что же тогда будет? – спросила Элен у Тома. Том держал в руках ладонь Ламун. Адам следил за выражением лица Элен, думая о том, как она красива. Никто не понял, что Элизабет пошла не за десертом. Никто не понял, как она взволнована.

Она остановилась в холле, переводя дух и приходя в себя. Донесшийся до ее слуха смех прозвучал успокаивающе. У Адама теперь есть Элен. Элизабет понимала, что ей больше не обрести Рифа. Вера в то, что он жив, поддерживала ее, давая душевные силы все три года. Теперь она исчезла. Сам Риф – очень умело, как только он один мог поступить, – уничтожил ее веру в собственное возвращение.

Дверь на кухню была открыта, десерт стоял на чайном подносе. Элизабет не обратила на него внимания. Не надевая пальто или хотя бы кофточку, она вышла из дома и направилась к гаражу. Ее автомобиль стоял рядом с «даймлером» Адама и принадлежащим Тому «фордом». Сев за руль, она повернула ключ зажигания. Куда ехать, Элизабет не знала. Да ей и плевать было на то, куда она поедет. Громко скрипнув шинами, машина задним ходом выехала из гаража в темноту, разбиваемую лишь светом уличных фонарей.

Риф погиб! Эта мысль непрерывно билась в ее сознании. Он погиб и никогда больше к ней не вернется. Она ехала на юг, направляясь к морю. Он простился с ней в грязной китайской деревушке, пожелав ей всего хорошего, но тогда она вовсе не думала, что это и есть их прощание. Не думала, что они расстаются навсегда.

– Я не могу без него жить! – шептала Элизабет, мчась к побережью по безлюдной дороге. – Я не смогу жить с этой болью в душе. Это немыслимо...

Море блестело, черное и шелковистое. Она резко затормозила, с трудом выбралась из автомобиля и побежала к берегу, поскальзываясь на гальке. Наконец она достигла кромки воды.

Риф мертв и никогда уже не вернется к ней!

– О, Риф! – крикнула она, в отчаянии подняв лицо к небесам. – О, Риф! Почему ты оставил меня?! Почему ушел?!

Она упала на колени в сырой морской песок и, закрыв лицо руками, безутешно зарыдала.

Эпилог

Солнце сильно пригревало спину Элизабет, переливалось лазурно-синее Южно-Китайское море. Она пережила тот вечер на английском побережье и еще тысячи последующих мучительных ночей. У нее оставалась музыка, были Юнг Шуи и Николас Риф, и благодаря всему этому Элизабет нашла в себе силы жить и переносить все тяготы.

Она медленно поднялась. Вчера она побывала на могиле Жюльенны и положила цветы, затем поехала на военное кладбище в Стэнли, где были погребены Алистер, Ронни и Дерри, а затем подошла к надгробию с надписью: «Известен, но только Господу». Она заказала специально для этой могилы небольшой букет всех цветов, растущих в «Фор Сизнз», которых Риф так никогда и не увидел. Бело-кремовые розы, маргаритки с желтой сердцевиной, бледно-лиловые анемоны... Она долго стояла в раздумьях о прошлом, понимая, что наконец-то примирилась со всем, что произошло.

В послевоенные годы у нее были свои радости. Ее мечта сбылась, она сделалась известной пианисткой. Она помнила слова, которые шептала себе, когда впервые выступала в большом концертном зале: «Для тебя, Ли Пи, и для тебя, Риф, любовь моя». Ни того ни другого она не подвела.

Медленно, тяжело ступая, она поднялась по склону холма и подошла к своему автомобилю. Из приземистого белоснежного отеля один за другим выходили люди, чтобы искупаться с утра пораньше. Остров Ламма с восходом солнца начинал свою привычную жизнь. Легкая утренняя дымка в жарких солнечных лучах таяла и пропадала. Открыв дверцу машины, Элизабет села за руль. У нее больше не было сомнений, она чувствовала уверенность. Мужчина, который любил ее уже целых семь лет, поджидал ее в холле отеля. Через два часа она станет его женой.