Безумный корабль - Робин Хобб

— Идем, Малта? — с улыбкой пригласила ее тетя Альтия. Судя по ее жесту, им предстояло покинуть верхнюю палубу и отправиться вниз.

Но у Малты не было ни малейшего желания осматривать трюмы или матросские кубрики, наверняка душные и вонючие.

— Я лучше тут побуду, — проговорила она. — Слишком хороший денек, даже не хочется с палубы уходить!

— А я пойду! — храбро заявил Сельден. И выдернул ручонку у нее из ладони.

На какой-то момент Альтия явно усомнилась, стоило ли оставлять племянницу в одиночестве. Даже покосилась в сторону матросов, возившихся неподалеку. Кажется, она сочла их общество мало подходящим для Малты. Но потом что-то успокоило ее, и она сказала:

— Хорошо. Конечно, оставайся, если хочешь.

Малта покосилась через плечо: там, позади нее, стояла Янтарь. Стояла, опершись на поручни около носового изваяния. Они с Альтией, кажется, без слов обменялись каким-то знаком, и Янтарь дала Альтии понять, что с Малтой все будет в порядке. «Интересно…»

А еще интересней была перспектива провести некоторое время в обществе такой таинственной и порождающей скандалы особы, как эта резчица-чужеземка!

— Веди себя хорошо, Малта, — на всякий случай предупредила дочь Кефрия. Однако позволила Альтии увести себя прочь, следом за бабушкой.

Как только они скрылись из вида, Малта устремила все свое внимание на Янтарь. Изобразила вежливую улыбку и протянула женщине руку:

— Наилучшие пожелания вам в этом плавании, госпожа Янтарь.

Ту, похоже, слегка позабавила ее учтивость.

— И тебе спасибо, госпожа Хэвен.

Она лишь чуть кивнула головой, но движение было каким-то таким, что стоило любого реверанса. Янтарь коснулась руки Малты кончиками пальцев в перчатке, однако по руке Малты отчего-то разбежались мурашки. Какой странной она была, эта женщина!.. Вот она отвела глаза и стала смотреть в море. Малта задумалась, не старается ли она таким образом отделаться от дальнейшего разговора. «Ну уж нет! Так не пойдет!» — решила она.

— Похоже, погода вполне благоприятствует вашему начинанию…

— Да, действительно.

В голосе Янтарь звучала холодная вежливость.

— И корабль, по-видимому, в отменном состоянии…

— И с этим отважусь согласиться.

— А команда готова к любым испытаниям…

— Капитан Трелл сумел обучить их настолько хорошо, насколько позволила наша стесненность во времени.

— Таким образом, со всех сторон все получается замечательно и хорошо! — Малте надоели бесплодные попытки разговорить резчицу, и она спросила напрямик: — Как тебе кажется, есть хоть малейшая вероятность, что у вас вправду получится?

Ей необходимо было знать. Было ли все происходившее просто игрой, затеянной, чтобы изобразить бурную заботу о делах семьи? Или они в самом деле надеялись вызволить ее папу?…

— Что ни возьми, всегда есть некоторая вероятность, что оно сбудется, — ответила Янтарь. Ее тон вдруг стал предельно серьезным, она вновь повернулась к Малте, и ту буквально обожгло сочувствие и сострадание, которое излучала резчица. — А уж если кто-то еще и предпринимает усилия, чтобы это сбылось, вероятность неминуемо увеличивается, — продолжала она. — Много людей потрудилось ради того, чтобы выручить ваш корабль и твоего брата, Малта… — Когда Янтарь произнесла ее имя, Малте ничего другого не оставалось, как только прямо взглянуть ей в глаза. У Янтарь были очень странные глаза… И дело было не только в их цвете. Цвет некоторым образом не играл никакой роли, потому что в глазах была душа, и эта душа тянулась к ней, к Малте. — У нас нет иной цели, кроме как попытаться спасти их, — сказала Янтарь. — Я не могу пообещать тебе, что мы непременно вернемся с победой. Но то, что мы будем честно пытаться, пусть никакому сомнению не подлежит…

— Не знаю даже, — проговорила Малта, помолчав, — лучше или хуже стало мне от твоих слов…

— Я тебе просто пытаюсь сказать, что вы — твоя семья — сделали все от вас зависевшее и даже сверх того. Так удовлетворись же этим. У тебя пылкое юное сердце, Малта; сейчас оно бьется как птица, угодившая в тесную клетку. Ты только крылья себе переломаешь, если будешь биться и дальше. Имей терпение. Жди… Еще настанет твое время летать. И когда оно придет, лучше, если ты будешь свежей и сильной, а не до полусмерти измученной в бесплодной борьбе… — Тут глаза Янтарь неожиданно расширились. — Берегись той, — сказала она, — что попробует отнять и присвоить твои крылья. Берегись тех, кто попробует подорвать твою веру в собственные силы. Твое недовольство коренится в твоем предназначении, Малта. Тихая жизнь никогда не удовлетворит тебя…

Малта обхватила себя руками и даже попятилась на шажок. И тряхнула головой.

— Ты говоришь прямо как рыночная гадалка! — заявила она. И хотела засмеяться, но смешок вышел ненастоящим. — Ой, как же у меня от твоих слов сердце заколотилось!.. — Она снова попыталась засмеяться, сводя весь разговор к шутке.

— Так уж иногда у меня получается, — согласилась Янтарь. Настал ее черед отвести взгляд. Ей, кажется, было неловко. — Да. Так уж получается. К сожалению, предсказать судьбу — не значит повлиять на нее… Ибо на самом деле каждый из нас сам определяет свою дальнейшую участь.

— Это как?

Малте показалось, будто так или иначе она завладела инициативой в их разговоре. Но, когда Янтарь опять к ней повернулась, Малта быстренько рассталась со своим заблуждением.

— Ты зарабатываешь себе будущность, Малта Вестрит. — И резчица наклонила голову. — Ибо, если подумать, чем обязан тебе завтрашний день?

— Завтрашний день?… Обязан? Мне?… — переспросила Малта в замешательстве.

— Завтрашний день воздаст тебе по сумме дней вчерашних. И не более. — Янтарь снова стала смотреть на море. — Но и не менее. Иные из людей, знаешь, даже желали бы, чтобы завтрашний день не расплачивался с ними… так уж сполна.

Малте вдруг очень захотелось переменить предмет разговора. Она подошла к фальшборту и посмотрела вниз, на Совершенного.

— Наш корабль сегодня необыкновенно красив! — бесстрашно отпустила она ему комплимент. — Ты просто сверкаешь весь, Совершенный! И небось ужасно волнуешься?

Он извернул шею, повернувшись к ней с быстротой прыгающей змеи. Так оборачиваются, чтобы посмотреть. Но на Малту воззрилась лишь уродливая мешанина щепок, что щетинились у него между носом и лбом. Все остальное лицо имело цвет обычной человеческой плоти, но эти щепки вновь обрели серебристый оттенок неоживленного диводрева. У Малты буквально язык примерз к небу, она ухватилась за поручни, чтобы устоять на ногах… Между тем Совершенный заулыбался — широко и белозубо. Так вот она какая, судорожная гримаса безумия…

— Слишком поздно для нее… — прошептал он, и Малта не знала, к ней или о ней были его слова. — Слишком поздно для нее. Широкие крылья распростерлись и нависли над ней… Она как мышка, съежившаяся при приближении филина. Ее крохотное сердечко бьется так, что разорваться готово… Видишь, как она дрожит? Но поздно, слишком поздно… Она уже видит ее. И она знает меня! — Он закинул голову и оглушительно расхохотался. — Я был королем!.. — Его торжество не поддавалось никакому описанию. — Я был повелителем трех царств! А вы сделали из меня… это. Пустую оболочку, игрушку, раба!..

И Малту как будто поразила молния, грянувшая непосредственно с ясного синего неба. Она провалилась в черную ревущую бездну. Она падала, не в силах издать ни звука, сквозь глубины, бесконечные и непроглядные. А потом, откуда ни возьмись, мелькнула золотая вспышка. Пронеслось нечто… слишком громадное, чтобы Малта могла обозреть «это» целиком. К тому же «оно» подоспело слишком близко, чтобы она успела присмотреться издали. Гигантские когти ухватили ее, обняв поперек тела так плотно, что сделалось невозможно дышать. Малта пыталась отбиться, ударить их, поцарапать, но лапы были одеты в чешую прочнее любого металла. Она не могла сдвинуть их ни на волос, а стало быть, и вздохнуть. Но еще страшнее было бы продолжить падение и умереть уже наверняка, если бы когти вдруг разжались.

«Выбери себе смерть, — прошептал дракон. — Вот и все, что тебе нынче осталось, маленькая красотка. Выбери смерть — ту либо другую…»

«Не смей! — вмешался другой голос. — Она моя, моя! Пусти ее!»

«Добыча принадлежит тому, кто ее первым ухватит…»

«Но ты мертв, а у меня еще есть шанс пожить! И я не позволю тебе отнять ее у меня!»

Стремительно мелькнуло радужное серебро — и сшиблось с золотой тенью. Малте показалось, что за право обладания ею дрались две горы. Когти сжались сильнее, грозя рассечь ее надвое.

«Ты ее не получишь! Прежде я с ней покончу!»

Малта закричала бы, но дыхания не было. От нее и так почти ничего уже не осталось. Эти двое были так громадны. В их мире для нее просто не было места… Ее жизнь было крохотной искрой, готовой вот-вот погаснуть.