Образование древнерусского государства - Владимир Васильевич Мавродин

что и это сообщение летописи подтверждается. Действительно, Болеслав пробыл в Киеве недолго, не больше месяца, но нет ничего невозможного в том, что распущенных «по городам», т. е. расквартированных «на покорм» «ляхов», венгров и немцев Болеслава, во время его пребывания в Киеве или уже после ухода, когда часть своего войска он оставил на Руси в подмогу зятю, киевляне перебили. Позднее это избиение «ляхов» летописное сказание связало с именем Святополка, стараясь обвинить его в коварстве даже по отношению к союзнику, и это уже несомненно ошибочно, так как вряд ли Святополк решился бы на такой поступок в отношении войск своего тестя, от которого он целиком зависел.

Быть может, открытое недовольство жителей Киевской земли и убийства ими «ляхов» и вынудили Болеслава убраться поскорее восвояси. «Червенские грады» и Берестье остались за ним. На Киевском столе сидел его ставленник. Но успехи союзников были призрачны. Уже того же зимой, зимой 1018–1019 гг., Ярослав со своими северными «воями» подошел к Киеву, и неожиданное появление его у стен города заставило Святополка спасаться бегством к печенегам. Ярослав вступил в Киев. Весной 1019 г. Святополк возвращается с печенегами, и на берегах Альты грянула кровопролитная битва. В этой битве, начавшейся на заре, в «пяток», и продолжавшейся целый день, «одоле Ярослав, а Святополк бежа».

Далее летопись рассказывает, как больной и расслабленный, терзаемый манией преследования Святополк бежал, как «пробежа в Лядьскую землю, гоним божьим гневом, прибежа в пустыню межю Лях и Чехы, испроверже зле живот свой в том месте». «Есть же могила его в пустыни и до сего дня, исходить же от нея смрад зол»[704].

Иначе говорят о кончине Бурислейфа-Святополка Эймундова сага и сага об Ингваре-путешественнике. В первой речь идет об убийстве Бурислейфа Эймундом и его варягами, а во второй — о пленении и ослеплении его.

Сага подкупает правдивостью своего рассказа. Перед нами выступают типичные наемные убийцы, договаривающиеся с князем, который, не давая прямого согласия на убийство, в то же самое время развязывает руки убийцам. Летописный же рассказ полон назидательств, нравоучений и фантастических подробностей: душевные переживания Святополка, какая-то мифическая пустыня между Чехией и Польшей.

Мы не можем согласиться с тем, что в летописи о кончине Святополка приводятся только досужие измышления монаха, а сага говорит только правду, но нельзя думать, что летописным рассказом исчерпывается вопрос о смерти Святополка.

Святополк не был «первым западником», принесшим «лучь света» с Запада на русский Восток, но не был и злодеем из мелодрамы, обстоятельства кончины которого должны носить обязательно какой-то необычный характер.

В памяти народной Святополк, убийца братьев, «наводивший» на Русь «ворогов» — поляков, немцев, венгров, печенегов, получил прозвище «Окаянного», а его противник, Ярослав, заслужил прозвище «Мудрого».

Так оценила древняя русская книжная традиция деятельность этих двух политических руководителей Руси. Кончилась борьба. «Ярослав же седе Кыеве, утер пота с дружиною своею, показав победу и труд велик».

Большая часть земель Руси находилась под его властью. Только в далекой Тмутаракани сидел Мстислав да в Полоцке правил «Рогволожий внук» (правнук) Брячислав.

В руках Ярослава оказались Киев, Чернигов, Переяславль, Ростов, Муром, Смоленск, Новгород.

События четырех лет, 1015–1019 гг., привели к значительному росту политического значения Новгорода.

Следом победы новгородских «нарочитых мужей» и «воев» является прежде всего «Русская Правда» Ярослава.

Состав, содержание и нормы «Русской Правды» Ярослава будут совершенно непонятны, если мы не учтем условия, в которых она была дана. Содержание «Русской Правды» обусловлено ее происхождением.

В самом деле, если мы обратимся к так называемой первой статье «Русской Правды» Ярослава, то наше внимание остановит на себе не только появление наряду с кровной местью виры, т. е. денежного штрафа («аще не будет кто мьстя, то 40 гривен за голову»), что свидетельствует о росте государственности, о том, что борьба с преступлением является не частным делом пострадавших, но государственным делом, обязанностью княжеской власти, которая приобретает характер правительственной власти, но также и перечисление в ней ряда социальных категорий, приравниваемых друг к другу.

Первая часть первой статьи, где речь идет о кровной мести и о замене ее, по желанию, сорокагривенной вирой, по-видимому, очень раннего происхождения, и применение ее на Руси, конечно, восходит ко временам, гораздо более ранним, чем княжение Ярослава. Она, в свою очередь, может быть разделена на две части: одну более архаическую, в которой речь идет о кровной мести, а вторую — о вире, которая несомненно появилась до Ярослава и следы введения которой мы усматриваем в совете греческого духовенства Владимиру о борьбе с разбоями, о чем речь была раньше.

Далее идет вторая часть первой статьи, которая опять-таки делится на две части. В ней говорится о сорокагривенной вире за убийство русина, гридина, купчины, ябетника, мечника и изгоя и словенина.

Прежде всего, зачем понадобилось уточнять: «аще будет Роусин, любо гридин…» и т. д., «то 40 гривен положите за нь», когда перед этим говорилось о том, что за убийство вообще полагается сорокагривенная вира?

Очевидно, потому, что Ярослав хотел этим подчеркнуть равнозначимость, а следовательно, равное положение в обществе всех лиц, переименованных во второй части первой статьи его «Русской Правды».

В этой части первой статьи обращает на себя внимание наличие двух рядов, разделенных словом «аще».

Первый ряд — русин, гридин, купчина, ябетник, мечник и второй ряд, идущий после слова «аще», — изгой и Словенин.

Кто же упоминается в первом ряду и кто во втором? В первом несомненно перед нами выступают княжие «мужи» (гридин, мечник, ябетник) и купцы. К таким же княжим мужам следует причислить несомненно русина, так как в данном контексте речь идет не о русине в смысле «русский», т. е. не об этническом элементе, не об этническом понятии, а о социальной категории. Русин «Русской Правды» Ярослава — это боярин, дружинник, воин из Киева, из Среднего Приднепровья, т. е. Руси в том узком смысле слова, в котором, как мы уже видели, выступает Среднее Приднепровье, земли Киевская, Черниговская и Переяславльская. Это — пришлый для Новгорода элемент, княжие «мужи» из далекого Приднепровья, люди, которые в Новгороде пользовались особыми преимуществами и оттирали на второй план «вои славны тысящу». Они были опорой князя в Новгороде и на Руси в целом играли главную роль. Теперь все они, все эти русины, мечники, ябетники, гридьба, окружающие князя, были приравнены по вире ко второй группе населения, вернее, она была приравнена к ним.

Вторая группа населения, упоминаемая во втором ряду, состоит из местного, новгородского люда.

И в словенине «Русской Правды» Ярослава мы усматриваем также не этническую группировку, а «нарочитых мужей» Славенской тысячи,