Тайная история Марии Магдалины - Маргарет Джордж

Всю жизнь ты оставалась для меня тайной. Теперь наконец я знаю тебя и высоко ценю твою смелость, сделавшую это возможным.

Но встретится — нет, думаю, пусть лучше все остается как есть.

Твоя дочь Элишеба.

800

Глава 64

Свидетельство Марии, прозванной Магдалиной (продолжение)

Я вернулась в Магдалу и провела много дней с верующими, отвечая на их вопросы и подробно излагая им все, что, по моему разумению, им следовало знать. Казалось, что они крепки в вере, и это утешало. Я поведала им, что в настоящее время не только я, но и другие составляют повествования о высказываниях и деяниях Иисуса, ибо память человеческая несовершенна, а все, что связано с ним, не должно быть утрачено или искажено.

— Ты знаменита на всю Галилею, — сказал как-то один из старейшин общины, — ибо сподобилась того, чего никто уже больше не сподобится. Странствовала бок о бок с живым Иисусом.

Подумать только, ведь было время, когда такая возможность предоставлялась каждому!

— Останься с нами подольше, — просили эти люди. — Учи нас, наставляй нас.

Я чувствовала себя обязанной вернуться в Иерусалим, где находилась материнская церковь, но, с другой стороны, обещала, что буду откликаться на веления Духа. Сейчас же как раз я ощущала настоятельное побуждение остаться подольше с этими людьми.

— Да, конечно, — успокоила я их и попросила найти для меня маленькую каморку, где можно было поселиться.

В конце концов мне присмотрели что-то вроде палатки — шаткий каркас с натянутыми на него одеялами, установленный на крыше. Оттуда я могла обозревать окрестности, вплоть до холмов за озером, и любила сидеть там вечерами в одиночестве, обдуваемая свежим ветерком.

Каждую ночь, прежде чем удалиться в свое временное жилище, я вставала и долго смотрела в сторону Тивериады, направляя свои молитвы и любовь к дому, в котором, как я знала, живет моя дочь. Как-то раз я послала в подарок корзину отборных фруктов и письмо, но посыльному пришлось оставить все это на крыльце. И на сей раз никого не оказалось дома, во всяком случае, никто не откликнулся.

Почему я тогда, находясь так близко, не наведывалась туда вновь и вновь? Этот вопрос я впоследствии задавала себе не раз. Наверное, меня обескуражили жестокие слова Илия, и я очень боялась, как бы сказанное им не оказалось правдой. Да, в этом смысле я проявила трусость. Я опасалась, что, какие бы слова любви я ни произнесла, встретившись лицом к лицу с моей утраченной дочерью, они все равно не будут достаточно убедительными. В результате я так и не сказала ничего, что гораздо хуже.

Я боролась с унынием, которое вызывало у меня отчуждение от собственной семьи, и одновременно купалась в обожании маленькой христианской общины Магдалы. (Я могу использовать этот термин, поскольку теперь он стал общеупотребительным.) Меня восторженно принимали в домах верующих, где по очереди проводились молитвенные собрания. Встречи эти, как и в других наших общинах, назначались не на Шаббат, а на тот день, когда было обнаружено, что гробница Иисуса опустела. Для иудеев это был обычный рабочий день, поэтому собрания начинались вечером и затягивались допоздна.

Несмотря на усталость после работы, люди тем не менее выглядели полными сил и воодушевления: их радовала каждая возможность встретиться с единоверцами и поговорить об Иисусе. Мужчины приносили вино, женщины рыбу, хлеб, виноград, оливки, смоквы и мед. Совместная трапеза являлась частью молитвенного ритуала, ибо служила напоминанием о последней вечере и о словах Иисуса, сказанных о вкушении его плоти и крови. Так же, как это случилось с нами в первую ночь без него, когда, причастившись, мы ощутили его присутствие, теперь происходило и с другими добрыми людьми.

Вкусив трапезу, мы распевали псалмы, читали выдержки из Писания или письма от наших собратьев, христианских проповедников, странствовавших со словом Иисуса по свету и извещавших единоверцев об устроении церквей в иных краях. Наиболее известными были послания Павла, однако рассылали их и многие другие. Община в Магдале регулярно получала послания от человека по имени Иуст, которого волновали вопросы церковной обрядности: он считал, что христианская служба не должна слишком походить на службу в синагоге.

— Да о чем тут говорить, — промолвила, услышав про это, одна женщина, — если в тот момент, когда будет лишь упомянуто имя Иисуса, нас просто вытолкают из синагоги.

Она от души рассмеялась, а я не смогла сдержать улыбки, представив себе надутую физиономию Илия.

Один мужчина, явно по наущению Святого Духа, произнес речь о присутствии Иисуса в повседневных делах, а потом, после заключительной молитвы, братия обратилась к нуждам общины. Кроме того, многих интересовало, чем различаются обычаи и обряды, признаваемые в разных церквах. В Магдале об этом узнавали лишь из редких писем, и сведения были скудные.

— У нас нет возможности узнать больше, — посетовал один мужчина. — Порой у нас бывают сведущие гости вроде тебя, и это помогает, но ведь мы сами действуем скрытно. Как нам узнать о других верующих и установить с ними связь?

— Вижу, среди вас есть люди, к чьим словам прислушиваются, — сказала я, — но вам нужно избрать из их числа постоянного главу общины, а также старейшин и служителей, которые смогли бы наладить отношения с другими церквами от имени вашей. У нас, в Иерусалимской церкви, которая считается материнской по отношению к прочим, есть особые люди, они держат совет и собирают миссионеров, посылаемых во вновь образуемые церкви с наставлениями.

Я вспомнила, как Петр и Иоанн помогали обращенным в Самарии.

— Нам не нужны церковнослужители, — возразил один молодой человек. — Мы хотим быть равными во Христе. Как только кто-то провозглашается старейшиной, возникает иерархия, неравенство! И как определять старшинство: кто выше, учитель или щедрый благотворитель? А как насчет тех, кто наделен пророческим даром? Скажи, разве не все вы, последовавшие за Иисусом, были равны? — Прежде чем я успела ответить, он добавил: — Да, многие говорят о том, что Петра Иисус выделял особо. Ты ведь была там и должна знать. Это правда?

Не думаю, чтобы он наделил Петра особыми полномочиями, — осторожно ответила я, припоминая все, что говорил Иисус Петру и о Петре в нашем присутствии.

Пожелай он даровать Петру первенство, оно было бы провозглашено всеми нами. Может быть, в чем-то Иисус и выделял Петра… Он предрек конеЦ его жизни, говорил о том, что ему придется отправиться туда, куда он не хотел бы отправляться, а еще Иисус сказал Петру: «Паси овей моих».[80] Но о старшинстве или власти речи не было.

— А вот почитатели Петра утверждают иное, — заявил юноша. — Их вокруг немало, ведь поблизости Капернаум, из которого родом его семья. Так вот, послушать их, выходит, будто Иисус назначил Петра своим… своим представителем или что-то в этом роде. И передал Петру собственную силу.

Я не смогла сдержать смеха.

— Да, Петр и правда может исцелять людей и обладает могучим даром слова. Но Иисус наделил всех нас способностью исцелять людей его именем.

— А еще почитатели Петра говорят, что ему дано право отпускать грехи, — указал тот же молодой человек.

— Никогда не слышала, чтобы сам Петр говорил что-то подобное, а уж мне довелось провести вместе с ним немало времени. Не думаю, чтобы Иисус назначил себе преемника. Мы все были одинаково недостойны — или одинаково достойны.

— Почитатели Петра утверждают, что, пока Петр или кто-то, уполномоченный им, не посетит какую-нибудь церковь и не удостоит тамошних верующих возложения рук, они не могут считаться истинными христианами, и на них нет благодати Святого Духа.

— Ну, это уж и вовсе неправда. Правда то, что первым ученикам порой приходится подправлять членов новых общин, предостерегать их от искажения учения. Самозваных учителей сейчас развелось хоть пруд пруди, все они вещают об Иисусе, но многие лишь поверхностно знакомы с его учением. Их понимание по меньшей мере неполно. Есть, например, люди, искренне считающие себя христианами, тогда как они крестились в соответствии с ритуалом Иоанна Крестителя. А ведь наше крещение есть посвящение, а не покаяние.

Произнося эти слова, я отдавала себе отчет в том, что какие-то элементы общего церковного устройства, какие-то общепринятые правила просто жизненно необходимы. Однако мне было непонятно, как можно ввести подобное единообразие на практике. Христианские церкви возникали повсюду — в Александрии, в Дамаске, даже в Риме— и как мы, хранители чистоты первоначального учения из Иерусалима, могли принудить наших далеких собратьев принять общие для всех установления?

— Что вы там вообще делаете в вашей Иерусалимской церкви?