Все шедевры мировой литературы в кратком изложении - В. Новиков

Мачеха, задумав выдать замуж одну дочь, послала сваху к Митиёри, и тот, желая отомстить злой ведьме, решил для вида согласиться, а потом выдать за себя другого человека, чтобы нанести ей страшное оскорбление. У Митиёри был двоюродный брат по прозванию Беломордый Конек, дурак каких мало, лицо у него было лошадиное, непонятной белизны, а нос выступал каким-то удивительным образом. В день свадьбы с дочерью мачехи, хоть и жаль ему было ни в чем не повинную девушку, но ненависть к мачехе взяла верх, он вместо себя послал своего братца, чье уродство и глупость в изящном наряде не сразу бросалось в глаза, а слава Митиёри как блестящего светского кавалера помогла делу. Но очень скоро все выяснилось, и мачеха словно разума лишилась от горя: уж очень зятек был дурен собой, сам щуплый, а нос двумя огромными дырками смотрит высоко в небо.

В доме же Митиёри жизнь текла своим чередом все счастливее и беззаботнее, Акоги стала домоправительницей, и ее тонкая фигурка сновала по всему дому, она даже получила новое имя — Эмон. Митиёри пользовался благоволением императора, он дарил ему платья пурпурного цвета, овеянные ароматами, со своего плеча. И Отикубо могла показать свое искусство, она шила парадные платья для матери Митиёри, изящной дамы, и для его сестры — супруги императора. Все были восхищены покроем, подбором цветов. Мать Митиёри пригласила Отикубо — а она уже носила дитя во чреве — на галерею, крытую кипарисовой корой, полюбоваться на праздник святилища Камо, и Отикубо, явившись, затмила всех своей красотой, по-детски невинным видом, чудесным нарядом из пурпурного шелка, затканного узорами, а поверх него — другим, окрашенным соком красных и синих цветов.

Наконец Отикубо разрешилась от бремени сыном-первенцем, а через год принесла еще одного сына. Отец Митиёри и он сам получили при дворе высокие должности и считали, что Отикубо принесла им счастье. Отец же Отикубо постарел, утратил влияние при дворе, зятья, которыми он гордился, покинули его, а Беломордый Конек только позорил. Он думал, что Отикубо исчезла или умерла. Отец и мачеха решили сменить дом, который приносил им несчастье, и восстановили и навели блеск в старом доме, что некогда принадлежал покойной матери Отикубо. Дом убрали покрасивее и собрались переезжать, но тут про это прознал Митиёри, и стало ему ясно, что дом сей принадлежит Отикубо, у нее и грамоты все в порядке. Решил он злую мачеху с дочерьми в дом не впускать и сам торжественно переехал. Митиёри ликовал, а в доме мачехи все пришло в уныние, Акоги тоже радовалась, только Отикубо горько плакала и жалела старика отца, умоляя вернуть ему дом. Тогда и Митиёри сжалился над ним и ни в чем не повинными сестрами и младшеньким Сабуро и пригласил их к себе. Старик несказанно обрадовался, увидев дочь, а еще больше — счастливой перемене в ее судьбе, он с ужасом вспоминал о своей прежней жестокости к дочери и удивлялся своей слепоте. Старика наградили прекрасными подарками — настоящими сокровищами — и стали о нем так заботиться, что и словами нельзя описать. Устроили в его честь чтение сутры Лотоса, пригласили много именитых гостей, восемь дней монахи читали свитки, сборища становились все многолюднее день ото дня, сама супруга императора прислала драгоценные четки на алтарь Будды. Ширмы в пиршественном зале были украшены двенадцатью чудесными картинами по числу лун в году. Все сыновья старика были награждены чинами и званиями, а дочерей благополучно выдали замуж за знатных и достойных людей, так что и сама злая мачеха смягчилась, тем более что и ей подарили просторный дом и великое множество нарядов и всяческой утвари, В общем, все сложилось благополучно, а Акоги, говорят, дожила до двухсот лет.

Сэй Сёнагон [966—1017]

Записки у изголовья

Жанр дзуйхицу (букв. «вслед за кистью», XI в.)

Эту книгу завет обо всем, что прошло перед моими глазами и волновало мое сердце, я написала в тишине и уединении моего дома…

Весною — рассвет.

Все белее края гор, вот они слегка озарились светом. Тронутые пурпуром облака тонкими лентами стелются по небу.

Летом — ночь.

Слов нет, она прекрасна в лунную пору, но и безлунный мрак радует глаза, когда в воздухе носятся бесчисленные светлячки…

Осенью — сумерки.

Закатное солнце, бросая яркие лучи, близится к зубцам гор. Вороны, по три, по четыре, по две, спешат к своим гнездам — какое грустное очарование! Солнце зайдет, и все полно невыразимой печали: шум ветра, звон цикад…

Зимою — раннее утро.

Свежий снег, нечего и говорить, прекрасен, белый иней тоже, но чудесно и морозное утро без снега. Торопливо зажигают огонь, вносят пылающие угли — так и чувствуешь зиму!

Прекрасна пора четвертой луны во время празднества Камо. Парадные кафтаны знатнейших сановников, высших придворных различаются между собой лишь по оттенку пурпура, более темному и более светлому. Нижние одежды — из белого шелка. Так и веет прохладой, негустая листва на деревьях молодо зеленеет. А вечером набегут легкие облака, где-то в отдалении прячется крик кукушки, такой неясный, словно чудится тебе… Но как волнует он сердце! Молодые девушки — участницы торжественного шествия — уже вымыли и причесали волосы, в доме царит предпраздничная суета — то завязки порвались, то сандалии не те. Матери, тетки, сестры — все парадно убранные — сопровождают девушек, каждая прилично своему рангу. Блистательная процессия!

Случается, что люди называют одно и то же разными именами. Слова несхожи, а смысл один. Речь монаха. Речь мужчины. Речь женщины.

Немногословие прекрасно.

Госпожа кошка, служившая при дворе, почтительно именовалась госпожой мёбу, государыня особенно любила ее. Однажды мамка, приставленная к госпоже кошке, прикрикнула на нее, когда та дремала на солнышке, и велела собаке Окинамаро укусить ее. Глупый пес бросился на кошку, а та улизнула в покои императора — и шмыг к нему за пазуху. Император удивился, велел наказать нерадивую мамку, а пса побить и сослать на Собачий остров. Пса выгнали за ворота. Совсем недавно, в третий день третьей луны, он горделиво шествовал в процессии, голова украшена цветами персика, а на спине — ветка цветущей вишни. В полдень услышали мы жалобный вой собаки, то Окинамаро потихоньку вернулся из ссылки. На него набросились и снова выкинули. В полночь какой-то пес, опухший, избитый до неузнаваемости, оказался под верандой. Приближенные государыни гадали и не могли понять, он или не он. А бедный пес задрожал, слезы так и потекли из его глаз. Значит, все-таки Окинамаро, Положив зеркало, я воскликнула: «Окинамаро!» И пес радостно залаял, государыня улыбнулась, и сам император пожаловал к нам, узнав, что случилось, и простил собачку. Как он заплакал, услыхав слова сердечного участия! А ведь это была простая собака.

То, что наводит уныние.

Собака, которая воет среди белого дня.

Зимняя одежда цвета алой сливы в пору третьей или четвертой луны.

Комната для родов, где умер ребенок.

Ожидаешь всю ночь. Уже брезжит рассвет, как вдруг тихий стук в дверь. Сердце твое забилось сильнее, посылаешь людей к воротам узнать, кто пожаловал, но оказывается, там не тот, кого ты ждешь, а человек, совершенно безразличный тебе.

Или вот еще.

В оживленный дом ревнителя моды приносят стихотворение в старом вкусе, без особых красот, сочиненное в минуту скуки стариком, безнадежно отставшим от века.

Долгие дожди в последний месяц года.

То, над чем посмеиваются.

Обвалившаяся ограда.

Человек, который прослыл большим добряком.

То, что докучает.

Гость, который без конца разглагольствует, когда тебе некогда. Если можешь с ним не считаться, спровадишь его побыстрее без долгих церемоний. А если гость — человек значительный?

Растираешь палочку туши, а к тушечнице прилип волосок. Или в тушь попал камушек и царапает слух: скрип-скрип.

То, что дорого как воспоминание. Засохшие листья мальвы. Игрушечная утварь для кукол.

В тоскливый день, когда льют дожди, неожиданно найдешь старое письмо от того, кто был тебе дорог.

То, что радует сердце,

Сердце радуется, когда пишешь на белой, чистой бумаге такой тонкой кистью, что кажется, она и следов не оставит. Крученые мягкие нити прекрасного шелка. Глоток воды посреди ночи, когда очнешься ото сна.

Цветы на ветках деревьев.

Прекраснее всего весенний цвет красных оттенков: от бледно-розового до густо-алого. В темной зелени померанца ослепительно алеют цветы. С чем сравнить их прелесть на другое утро после дождя. Померанец неразлучен с кукушкой и тем особенно дорог людям. Цветок груши весьма скромен, но в Китае о нем слагают стихи. Вглядишься — ив самом деле на концах его лепестков лежит розовый отсвет, такой легкий, что кажется, глаза тебя обманывают.