Еврейская сага - Пётр Азарэль

меня понимаешь? Я просто боюсь.

Он почувствовал незнакомую ему прежде нежность, обнял её и, стараясь быть сдержанным, стал молча целовать её лицо и шею.

— Знаешь, ты сейчас уходи и приди завтра в это же время. Я буду ждать. Ладно?

— Я приду.

Он поднялся и, боясь оглянуться, вышел из квартиры.

«Она меня любит. Я, оказывается, её тоже люблю. Я раньше думал, что это только счастье. Оказывается, и боль и страдание. И любовь не только страсть, но и душевное потрясение. Она сказала, что готова к близости со мной. А если будут дети? Я к этому не готов», — думал Давид, расхаживая по улице, чтобы сбить ненужное ему сейчас возбуждение.

Когда он вошёл в дом, Юваль уже спал у себя в детской, мама с отчимом уже лежали в постели с книгами в руках.

— Давид, хорошо, что пришёл не так поздно. Ты не голодный? Я сделала на ужин деруны. Они ещё тёплые. Возьми со сметаной.

— Спасибо, мама. Я поем.

Он зашёл в кухню, увидел картофельные оладьи на сковородке и зажёг газовую конфорку. Из холодильника достал банку, которую мама купила в русском магазине, и положил на горячие драники густую белую сметану.

Вечером следующего дня Давид, сказав маме, что идёт на прогулку с приятелем, вышел из дома. Он испытывал одновременно волнение и радость. Его ждала девушка, которая призналась ему в любви и которую он желал. Его чувство было драгоценным хрупким сосудом. Он боялся оступиться и разбить его, и от сегодняшнего свидания зависело, так он полагал, его будущая жизнь.

На Михаль было светлое сатиновое платье, украшенное алыми розами. Оно очень шло к её распущенным волосам и будто напоминало об испанском происхождении её предков. Давид, увидев её, не мог скрыть восхищения.

— Ты сегодня выглядишь, как букет цветов, — нескладно произнёс он.

— Спасибо за комплимент. Я рада, что тебе понравилось платье.

— Не только платье, мне в тебе всё нравится.

— Но я была в школе не первая красавица. В нашем классе Гольдберг по сравнению со мной просто Мисс Вселенная. Да и Сарит, наверное, лучше меня.

— Но у меня с ними нет ничего общего.

— А со мной?

— С тобой другое дело. Это трудно понять и объяснить. Я не люблю красивых слов. Я просто так чувствую.

Михаль пристально посмотрела на Давида, потом подошла к нему и, положив руки на плечи, поцеловала в губы.

— Хочешь что-нибудь? Я предлагаю кофе с мороженым.

— Не откажусь.

Они сидели за столом и молча пили эспрессо, поглядывая друг на друга.

— Давид, для меня всё это очень важно. Понимаешь, скоро нас разметает по стране, а может быть и по всему миру. Мы пойдём служить в армию, и я не знаю, когда ещё увидимся. Я уже давно сделала свой выбор. Ты мой мужчина. Не красавец, но мил, добр и умён. Я много лет наблюдала за тобой своими женскими мозгами и поняла, что мне никто другой не нужен. И влюбилась, и боюсь потерять тебя. Но если ты отвергаешь мою любовь, держать не буду. Ты можешь подняться и уйти.

— Я не уйду, Михаль. Ещё не знаю, что такое любовь, но мне хорошо с тобой и меня влечёт к тебе.

— Я долго думала вчера, когда ты ушёл, как тебе объяснить, почему я хочу твоей близости. Казалось бы, это и не нужно объяснять, так уж устроен человек. Но я мечтаю сохранить нашу любовь на долгие годы и при этом, чтобы ты не думал, что я всё подстроила специально. Поэтому я кое-что сегодня купила.

Она поднялась, стройная и гибкая, открыла дверцу шкафа и вынула из него небольшой пакет.

— Я, кажется, тебя понимаю, — сказал он.

— Открой, тогда поймёшь.

Она вдруг покраснела от смущения и потупила взор. Давид опустил руку в пластиковый пакет и положил перед собой на стол пачку презервативов.

— Я знаю, что это совсем не романтично, но я ничего другого не придумала. Зато это снимает беспокойство и тревожность и даёт нам свободу. Разве я не права? И мне не грозит беременность, которую бы ты мог воспринять, как шантаж. Теперь решай.

— Михаль, дорогая, я уже всё сказал.

Он поднялся со стула, подошёл к ней и обнял её за плечи. Она встала, приблизилась к нему, поцеловала в губы и потянула его за собой в спальню. Он хотел её раздеть, но она скинула белые туфли, сама сняла платье и легла на постель. Он неуклюже разделся и обнажённый прилёг рядом с ней. Она провела рукой по его груди и животу, коснулась члена и посмотрела на него. Он понял её молчаливый призыв и, неумело разорвав один пакетик, вытащил из него полупрозрачное резиновое кольцо. Ему как-то удалось его надеть, и он опять повернулся к Михаль. Она сделала всё сама. Только чуть вскрикнула, когда его упругая плоть входила в неё.

Потом они лежали, прижавшись друг к другу и целуясь. Время словно остановилось, чтобы дать возможность неискушённым любовникам осознать великое таинство любви.

— Я только сейчас подумала, что женой царя Давида была Михаль, дочь царя Саула.

— Значит, круг замкнулся, — усмехнулся Давид.

— А потом её выдали замуж за Пальтиэля бен Лаиша, — продолжила Михаль. — Но тот был настолько порядочным человеком, что ни разу с ней не спал. Представляешь, какое искушение пришлось ему подавлять столько лет.

— Он берёг её для Давида, которому был предан. Он, несомненно, праведник.

— Ты женишься на мне?

— Да, только вначале отслужу и поступлю в университет.

— Я тоже пойду служить. Два года пролетят быстро. Будем звонить друг другу по мобильнику, хорошо?

— Конечно.

Он поцеловал её грудь, и его вновь охватило желание. Он разорвал ещё один пакетик, одел кондом и уже более умело и решительно вошёл в неё.

2

Ещё когда Давид учился в двенадцатом классе, и ему исполнилось восемнадцать лет, он получил уведомление из призывного пункта. Он поехал туда зарегистрироваться, как и предписывал закон о прохождении воинской службы. Теперь он ждал повестки, которую обычно отправляли за недели две до срока призыва. В этом году он должен был произойти в конце ноября — начале декабря. Повестка пришла, и в доме поселилось лёгкое напряжение. Мира чаще гладила и обнимала сына, демонстративно проявляла заботу и сочувственно вздыхала. В назначенный день он вместе с Асафом отправился на призывной пункт. Там, на тихой улице Раши в районе Мекор Барух, он прошёл собеседование и заполнил анкету. Врачебное обследование установило ему медицинский профиль восемьдесят шесть, позволявший попасть в боевые части. Мира переживала и