Кортни. 1-13 (СИ) - Смит Уилбур

За это время дервиш развернул верблюда и помчался прочь. Пенрод прицелился из револьвера и опустошил весь магазин вслед удаляющемуся противнику, однако понял, что промахнулся, и через минуту тот исчез в темноте. Капитан прислушался, но уловил только легкий шум ветра.

Его верблюд стал медленно подниматься, но вдруг издал душераздирающий рев и рухнул на спину, судорожно задергав в воздухе длинными ногами. Еще через мгновение он распластался на сухом песке и хрипло засопел. Пенрод видел, что при каждом выдохе из его ноздрей вытекали темные струйки крови. Он перезарядил револьвер, подошел к верблюду, приставил ствол к затылку несчастного животного и выстрелил. Еще несколько минут ему понадобилось, чтобы отыскать в темноте прикрепленную к седлу сумку и вынуть оттуда все, что могло пригодиться в пути. К сожалению, там не оказалось ни карты местности, ни документов, лишь изрядно потрепанный Коран, который он решил взять с собой. Кроме того, прихватил кусок сухого мяса и немного хлеба, что было весьма кстати при их скудных запасах.

Последний раз взглянув на бездыханное тело верблюда, Пенрод быстро зашагал назад к источнику Марбад-Тегга. Но не успел пройти и половину мили, как послышался топот копыт. Приглядевшись, он увидел всадника на верблюде и спрятался за выступом небольшой скалы, но вскоре узнал быстро приближавшегося Якуба и окликнул его.

– Хвала Аллаху! – радостно воскликнул тот. – Я слышал выстрелы и подумал, с вами что-то случилось.

Пенрод молча взобрался на спину верблюду, и они поехали обратно к источнику.

– Дервишу удалось сбежать, – горестно признался он. – Он убил моего верблюда из винтовки, о существовании которой я даже не подозревал.

– А мой дервиш не сбежал, – гордо объявил Якуб, – но умер достойно. Он был настоящим воином, и я отдаю ему должное. И аль-Саада тоже скончался. Но он заслужил эту печальную участь из-за своей неловкости.

Пенрод благоразумно промолчал, зная, что между мужчинами не было особых симпатий. Правда, оба исповедовали ислам и говорили на одном языке, но аль-Саада был египтянином, а Якуб – арабом из племени джаалин.

Вернувшись в ущелье, Пенрод нашел узкую расселину неподалеку от лагеря дервишей и захоронил там тело погибшего аль-Саада, обвернув его голову арабским платком, а на грудь положив трофейный Коран. Затем они засыпали тело покойника сланцевой глиной. Эта примитивная могила вполне соответствовала его религии. Они работали молча и вскоре закончили печальную процедуру.

Похоронив товарища, они вернулись в лагерь дервишей и стали готовиться к продолжению своего путешествия.

– Если будем продвигаться достаточно быстро, то, возможно, успеем проскочить опасный участок до того, как сбежавший дервиш поднимет тревогу.

Верблюды были сыты, напились воды и хорошо отдохнули. Пенрод и Якуб перенесли свои седла на новых животных, а своих, измученных жаждой и длительным походом, отпустили к источнику. В бурдюках дервишей оказалось достаточное количество воды, а в сумках – необходимого для путешествия провианта, включая хлеб из дурры и сушеное мясо.

– У нас есть все необходимое, чтобы благополучно добраться до Хартума, – удовлетворенно заметил Пенрод.

– Да, они думают, что мы пойдем к броду через Нил возле селения Корти, – добавил Якуб, – но я знаю еще один путь через реку. Мы двинемся дальше на запад и переправимся на другой берег чуть ниже водопада.

Они оседлали верблюдов, привязали к своим трем животным дополнительные бурдюки с водой, вышли из ущелья и взяли курс на юг.

* * *

Они отдыхали в полдень, укрываясь от палящего солнца в узкой полоске тени, отбрасываемой верблюдами. Эти животные находились под палящими лучами стоящего в зените светила и, казалось, не испытывали никаких неудобств, хотя любое другой зверь и уж тем более человек давно бы изжарились на такой сковородке. Порой казалось, что кровь закипит на невыносимой жаре. А как только полуденный зной немного спадал, они садились на верблюдов и продолжали свой путь вечером и ночью. На рассвете третьего дня, когда утренняя звезда еще светила на небосклоне, Пенрод оставил Якуба с верблюдами и взобрался на вершину небольшого холма конической формы, единственного в этой ровной и выжженной дотла пустыне.

День уже начался, и перед ним открылось изумительное зрелище. В двух милях сверкало нечто белое, как соляной столб, и изящное, словно расправленное крыло чайки, сверкающее на фоне безжизненного океана песка и скал. Он знал, что это такое, еще до того, как поднес к глазам бинокль. Пенрод долго смотрел на одинокий парус, казавшийся совершенно неуместным в этом пустынном мире, наслаждаясь приятным облегчением, которое охватило его измученную долгим путешествием душу: это было белое крыло одномачтового арабского судна, проплывавшего по темной воде Нила.

Они приближались к реке с особыми предосторожностями. Ужасы пустыни Матерь Камней остались позади, но их могли ждать еще большие опасности – люди. Тем временем судно с высоким белым парусом исчезло из виду. Берег показался им совершенно безлюдным и лишенным даже признаков человеческого существования. Только белые цапли большой стаей низко пролетели над темной водой Нила, устремившись острым клином на восток. Вдоль реки тянулась узкая полоска прибрежной зелени, прерываемая редкими пальмами и другими тропическими деревьями. Издалека казалось, что корни их погружены в воду, питаясь грязной прибрежной жижей. А посреди этого бедного растительного мира возвышалась величественная крона могучего платана, господствующего над окрестностями. Под его ветвями виднелась древняя гробница, выложенная из сырой глины. Ее стены потрескались от времени, а пересохшая на палящем солнце штукатурка облупилась и пластами осыпалась со стен. С тонких веток свисали разноцветные ленты, давно выгоревшие на солнце и утратившие свой первоначальный блеск.

– Это дерево аль-Маула, святого отшельника, который жил в этих местах сто лет назад, – пояснил Якуб. – Многочисленные паломники оставляют здесь свои ленточки в его честь, чтобы святой всегда помнил о них и вознаграждал благословением их дела и помыслы. Сейчас мы в двух лье к западу от водопада и примерно на таком же расстоянии до деревни Корти, которая находится на востоке.

Они отошли подальше от берега, чтобы их не заметили с проходящих мимо судов, и направились на запад по каменистой почве, временами возвышающейся невысокими холмами. Вскоре они подошли к скалистому обрыву, нависавшему над широкой водной гладью Нила, и остаток дня терпеливо наблюдали за рекой с высокого обрыва.

Нил был главной торговой и транспортной артерией для территории, превосходящей площадью всю Западную Европу, однако за все это время на реке не появилось ни единого судна и никаких признаков жизни. И это обстоятельство насторожило Пенрода. По всей вероятности, что-то нарушило привычную суету оживленного торгового пути. Бахита была права, предупреждая его об этом. Значит, действительно где-то поблизости идет интенсивная передислокация войск дервишей. А ему нужно как можно скорее перебраться на другой берег и скрыться в пустыне Монассир, избегая нежелательной встречи с ними, и успеть в Хартум, чтобы помочь осажденному в городе генералу Гордону. А на берегу Нила его постоянно подстерегала опасность.

Солнечные лучи высветили воду, обнаружив удобные для переправы отмели. Затопленные камни явственно отмечали путь через реку, противоположный берег которой обозначался полосой вязкого ила. Река здесь была темно-зеленой, но достаточно узкой – не более ста пятидесяти шагов в поперечнике. Пенрод постарался запомнить это место. Если они используют пустые бурдюки в качестве надувных подушек, то смогут переправиться вместе с верблюдами. Разумеется, в ночное время. Днем на этом участке реки можно стать легкой добычей неприятеля в случае неожиданного нападения дервишей. А перебравшись на другой берег, они тут же наполнят бурдюки водой и скроются в пустыне Монассир.

Пенрод оставил Якуба с верблюдами на вершине крутого обрыва, а сам отправился на берег, чтобы осмотреть спуски и почву. Пройдя вдоль реки, он с удовлетворением констатировал, что за последнее время войска неприятеля здесь не проходили.