Жизнь в эпоху перемен. Книга вторая - Станислав Владимирович Далецкий

11 отделения, где я был до февраля месяца 36 года, я нигде никакой пропаганды не вел.

Вопрос: Где Вы познакомились с инспектором нач. 21 отделения Лежавой.

Ответ: С каким – то инспектором, приехавшим на отделение по вызову воспитательницы в присутствии её, я вечером, темно, я был вызван к месту постановки картины «Чапаев» на двор фаланги, где им было предложено мне вести занятия по общеобразовательным предметам с администрацией колонны, на что я дал согласие. Больше я с ним не встречался нигде.

Вопрос: Вы говорите неправду, 30 августа 1936 года, Лежава приходил к Вам в кабинку, где Вы вели с ним разговор в присутствии зк Адамовича и Миронова. Расскажите, о чем Вы с ним говорили.

Ответ: Действительно, я припоминаю, что в кабинке я разговаривал с совершенно неизвестным мне человеком, который, по-видимому, приехал из отделения и никаких преступных разговоров я с ним, не мог вести, так как думал, что он приехал из 3 части 21 отделения. Встреча и разговор был общий в присутствии зк Адамовича и Миронова.

Вопрос: В этом разговоре Вы говорили, что знаете Смирнова, Мрачковского и Каменева, проходивших тогда по к-р троцкистско-зиновьевскому террористическому процессу, где Вы с ними познакомились и при каких обстоятельствах.

Ответ: С перечисленными лицами не только не был знаком, но и никогда их не видел, тем более, что если бы и был знаком с Мрачковским, то я воспользовался бы тем обстоятельством, что Мрачковский был начальником Бамлага НКВД и я не был бы всё время на общих работах как было в действительности.

Вопрос: Во время временного правительства в городе Ачинске кем Вы работали и встречались ли там с Каменевым.

Ответ: В городе Ачинске в 1917 году я был заведующим сборно – пересыльным пунктом армии, с Каменевым не встречался, если он даже и был, а после свержения царя все ссыльные в первые дни уехали из мест ссылки, там был Сталин, с которым у меня был короткий разговор, возможно, там был и Каменев которого я не знаю.

Вопрос: Во время Вашего рассказа 30 августа 1936 года Вы дискредитировали руководителя партии, восхваляли Троцкого, Каменева и Зиновьева.

Ответ: Таких разговоров у меня не могло быть с неизвестным человеком, приехавшим из отделения, которого я впервые в жизни видел тем более.

Вопрос: Свидетель Адамович это подтверждает, что действительно Вы 30 августа 36 года вели разговор в котором, дискредитировали руководителя партии, и восхваляли врагов народа Троцкого, Каменева и Зиновьева, а инспектор Лежава теперь тоже изобличен как враг народа. Вы говорите неправду.

Ответ: Другого ответа не могу дать, кроме приведенного выше, то есть отрицаю всякую возможность к-р разговоров с кем бы ни было.

Вопрос: В своих показаниях Вы говорили, что зк Владимиров, будучи ранен в область сердца, как же он сумел после такого ранения облить водой зав. СИЗО Раджабова и ещё ударить его по голове.

Ответ: Я ещё раз подтверждаю, что он ранен был в левую часть грудной клетки и благодаря случайности не были, по-видимому, затронуты важные органы и подтверждаю, что Владимиров после ранения ударил ведром по голове зав. СИЗО Раджабова и облил водой.

Вопрос: Вы говорите неправду. Зк Владимиров был ранен не в область грудной клетки левой стороны, а в левую руку, почему Вы говорите неправду?

Ответ: Перевязка была не на месте преступления, и у меня сложилось полное впечатление, что удар кинжала направленный зав. ИЗО пришелся зк в область сердца.

Вопрос: Вы всё же подтверждаете, что Владимиров был ранен в область сердца или даёте ясный ответ.

Ответ: К сказанному могу добавить только, что вполне верю врачебной комиссии больше чем своему зрению.

Вопрос: Что Вы говорили зк Муратову 20 января в камере №2 ИЗО 21 отделения.

Ответ: С зк Муратовым у меня никогда никаких разговоров не было, тем более о Муратове ходили слухи, что он занимался клеветничеством в своих доносах в 3 часть.

Допрос закончился, Иван Петрович подписал протокол, и сильно прихрамывая на раненную когда-то ногу, пошел со стрелком ВОХР в свою камеру, понимая, что теперь – то ему уже вряд – ли оправдаться. Судя по всему, особисты решили всю вину за дебош в камере и убийство зк свалить на него. Уголовники тоже дали показания, какие хотели получить особисты, спасая свою шкуру. Следователь уже обвинил его в том, что именно он ударил зав. СИЗО ведром по голове, а завтра могут сказать, что зк убил он кинжалом, отобрав его у зав. СИЗО.

На следующий день Ивана Петровича снова вызвали на допрос, и следователь Воробьев стал задавать вопросы, старательно записывая их и ответы в протокол.

Вопрос: В 1930 году у Вас при обыске было обнаружено письмо Гиммера, расскажите, кто такой Гиммер и откуда к Вам попало это письмо.

Ответ: Гиммер Дмитрий Дмитриевич является старым большевиком, проживает в городе Москве, получая персональную пенсию. В 1930 году в Москве сам Гиммер передал мне это письмо для вручения директору музея Революции Миткевич-Далецкому. В этом письме говорилось о прокламациях по истории партии большевиков имевших историческое значение, которое я должен был вручить через Миткевича в музей Революции. Передать мне письмо своевременно не удалось ввиду того, что при обыске органами ОГПУ письмо было изъято.

Вопрос: По предъявленному Вам обвинению по ст. 58-10. ч.1 и 59-2 УК РСФСР в том, что Вы, отбывая срок наказания в 21 отделении, среди заключенных проводили к-р агитацию, дискредитируя мероприятия партии, распространяя к-р провокационные клеветнические слухи, сочувствуя к-р троцкистско-зиновьевской террористической банде, организовали массовые беспорядки в изоляторе и нападение на зав. СИЗО, вследствие чего заключенные отказались выполнять распоряжения администрации изолятора и выходе из СИЗО на штрафную колонну виноватым себя признаете?

Ответ: В предъявленном мне обвинении по ст. 58-10. ч.1 и 59-2 УК РСФСР виновным себя не признаю лишь потому, что по предъявленному мне обвинению по ст. 58-10. ч.1 УК РСФСР преступления не совершал, а по ст. 59-2 не участвовал. В том, что я говорил заключенным, в присутствии старшего стрелка ВОХР при 4 колонне фамилии не знаю, что Зиновьева, Каменева и др. не расстреляют, а ограничатся прежней мерой наказания вследствие того, что они в прежней деятельности были деятелями революции, признаю. Больше ничего показать не могу.

Задав всего два этих вопроса и получив ответы, уполномоченный закончил допрос, подписал протокол и, заставив расписаться Ивана Петровича, дал команду стрелку ВОХР проводить заключенного в камеру.

Столь краткий допрос вызвал недоумение Ивана Петровича и сильно встревожил его, поскольку