На службе Отечеству - Александр Алтунин

Плеснула разок под веслами вода. Лодка бесшумно отошла от берега и постепенно растворилась в темноте. В ожидании первой группы десанта (с целью маскировки мы решили выводить подразделения к берегу Вислы не сразу) присел на камень. Рядом расположились ординарец и два автоматчика. Неподалеку хрустнула ветка: к нам кто-то приближался. Вскоре послышался голос лейтенанта Елагина:

- Здесь они должны быть.

- Я тут, Иван Иванович.

Замполит подошел, бросил взгляд кругом:

- Разведчики убыли?

- Да. Время. Люди далеко?

- Подходят.

- Хорошо. Пока все идет по плану. Как настроены люди? Хотя я и знал, что командиры и бойцы рвутся в дело, но все же от вопроса не отказался. Хотелось услышать подтверждение этого из уст товарища, чьим мнением я очень дорожил. Боевая жизнь настолько сдружила меня с Иваном Ивановичем, что подчас суждение, совет одного бывал другому просто необходим.

Лейтенант Елагин - учитель по профессии, политработник по призванию большинство солдат, не говоря уже о сержантах, старшинах и офицерах, знал по имени и отчеству. Это нелегко в боевой обстановке даже в таком воинском коллективе, как рота, а тут - батальон. Почти ежедневно люди выходят из строя, прибывает пополнение из маршевых рот, медсанбата, госпиталей, иногда с новенькими некогда и парой слов перекинуться, тем более поговорить по душам.

Елагин же десятки людей познал так близко, что их жизни и судьбы стали частицей его жизни. Бойцам и командирам это хорошо было известно. Потому они и относились к нему с уважением, ценили его советы, а между собой называли высоким и почетным словом "комиссар". В разговоре нередко можно было услышать: "Комиссар сказал", "Комиссар посоветовал", "Комиссар спросит". И хотя этот человек был прост в обращении, мягок по характеру (Иван Иванович никогда не наказывал), его боялись пуще любого строгого командира. Знали: он не пройдет мимо допущенной тобой ошибки, промаха, скажет об этом прямо, без всяких там обиняков, как и не потерпит несправедливости, от кого бы она ни исходила. Таков он, Елагин, доступный для всех, кристальной души человек.

И еще смелый. В этот день в батальоне состоялось партийное собрание, разговор шел о десанте. Взял слово Иван Иванович. Поставил перед коммунистами задачи по партийно-политическому обеспечению выполнения предстоящего боевого дела.

- И последнее, что хочу сказать, - обратился он к присутствующим, прошу вас, товарищи по партии, доверить мне идти с десантом вслед за разведчиками. В первую группу отобраны лучшие бойцы батальона, и для меня огромная честь быть вместе с ними.

На поляне, где проходило собрание, воцарилась тишина. Первым нарушил ее заместитель командира полка по политической части майор Кулябин:

- Ну что ж, товарищи, думаю, кандидатура подходящая. - Николай Афанасьевич обернулся ко мне: - Как, доверим, товарищ Алтунин?

Сказать откровенно, в душе я был против: в батальоне немало опытных офицеров, к тому же намного моложе Елагина. Кроме того, мне не хотелось потерять такого замполита. Но он оказался хитрее, чем я думал. Заведомо зная, что в обычном разговоре я не соглашусь с его просьбой возглавить группу, решил свое желанна высказать на собрании. Мне ничего не оставалось делать как согласиться.

Время отхода первой группы приближалось. К месту форсирования прибыли подразделения. Командиры вполголоса начали давать последние указания. Мы подошли к строю. В группе уходили в основном обстрелянные бойцы. У многих на гимнастерках ордена и медали, нашивки за ранения. Они знали толк в атаке и обороне, изведали на себе тяжесть давления превосходящих сил противника, умели найти выход там, где, казалось, его и вовсе не было. Потому и принимали происходящее, по крайней мере внешне, без лишних эмоций.

Я смотрел на спокойные лица и почти физически ощущал, как меня захватывает теплота, нежность ко всем этим людям. Понимают, на что идут, но ничем не выдают своих чувств. Первым в шеренге стоит лейтенант Елагин. За спиной Ивана Ивановича форсирование Десны, Сожа, Днепра, Западного Буга, бои за Брянск, Унечу, Дубраву, на правом берегу Турьи, в десятках других известных и неизвестных мест.

Протягиваю руку. Елагин крепко пожимает ее н чуть глуховатым голосом говорит:

- До встречи, командир.

- Попрощаемся, Иван Иванович.

По лицу Елагина скользнула улыбка: очевидно, мои слова и его тронули.

- На всякий случай попрощаемся, Александр Терентьевич, идем-то не к теще на блины.

Мы крепко обнялись.

Рядом с лейтенантом Елагиным вытянулся с пулеметом сержант Заточный.

- Не пожалел, сумчанин, что вызвался в первой группе идти?

- Нет, товарищ капитан, не пожалел. Я так мыслю, тут что первый, что последний - все одинаковы. Нам даже сподручней - фрицы не ждут. А стоит немчуре очухаться, тогда держись. Да и ждать, томиться не в моем характере.

Сержант переступил с ноги на ногу, бросил взгляд на стоявшего рядом рядового Прасова, толкнул его локтем:

- Так-то, Василь. - И тут же обернулся ко мне: - За нас, товарищ капитан, не беспокойтесь. Не подведем.

- Вопросы есть?

- Какие могут быть вопросы! - Сержант Заточный приподнял ручной пулемет: - Питание для него есть, для нас сухой паек старшина выдал, но от добавки бы не отказались.

Бойцы засмеялись. Лейтенант Александр Чикишев повел головой:

- Ну и жаднющий же ты, сержант.

- Запасливый, товарищ лейтенант. Отец сызмальства приучил: уходишь на день, запасайся на два. Жилка у нас такая, крестьянская: не от себя, а к себе.

Я подошел к Чиквшеву:

- Александр Николаевич, желаю успеха! Надеюсь на тебя, земляк!

Чикишев был родом с Омщины. Рос и воспитывался в небольшой деревеньке Наньково. От отца с матерью унаследовал природную силу и сметку, а суровый край выработал у него выносливость. Скупой на слова, Александр Николаевич прошел крутые перевалы войны, прежде чем стать офицером. И мне особенно было приятно, что лейтенант изъявил желание идти в первой группе.

Рядом с ним стояли младшие сержанты Иван Лунев и Василий Богомазов, свердловчанин рядовой Владимир Овсянников, другие бойцы, не раз крещенные огнем, проверенные в больших и малых боях. В каждом из них я был уверен и на каждого мог положиться как на самого себя. Но не посмотреть в их лица, не сказать слова, не пожать руку не мог. Люди уходили на опасное дело. И кто знает, придется ли увидеться вновь. Это хорошо понимал я, понимали и они. Потому лица бойцов были немного суровее обычного.

Время между тем шло. Ранее накрапывавший дождь перешел в крупный, ядреный, какой бывает в середине лета. В это время на берегу появился майор Кулябин. Николай Афанасьевич был, как обычно, бодр.

- От Блохина ничего не поступало? - спросил он у меня.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});