История русского романа. Том 1 - Коллектив авторов

вание Белинскому заявить об авторе этого очерка, что он «зашел к народу с такой стороны, с какой до него к нему никто еще не заходил».[666]

Идя по стопам Тургенева, Григорович в первом романе вносит новые черты в изображение народа по сравнению со своими повестями 40–х годов. Доброта, справедливость, стихийная поэтичность натуры, которыми он наделял в повестях своих героев из народа, дополняются в романе мужеством, деловитостью, способностью ориентироваться в любых условиях и действовать смело и решительно. Несмотря на то, что образы Ивана, Глафиры, Калины в романе отодвинуты как бы на второй план, их значение никак нельзя считать второстепенным.

Не случайно один из самых ярких эпизодов первой части романа — описание торжественного обеда и праздника в имении Балахнова, во время которого со всей очевидностью выявляется пошлость, лицемерие и тунеядство хозяина и гостей, Григорович заканчивает поэтическим аккордом: «Свет луны, проникавший в окно, позволял, однако ж, ясно различать Калину, спавшего подле своей работы, обвернутой простынею и прислоненной к стенке. Окинув веселым взглядом старого маляра, Иван и его возлюбленная покинули людскую, и долго еще потом можно их было видеть гулявших, при свете месяца, по пустынным и тихим аллеям барского сада» (149), тем самым аллеям, разумеет Григорович, где, за несколько часов до того, разыгрывались пошлые сцены ловли богатого жениха помещичьими дочками, гуляли Балахнов и его гости, занятые мелкими интригами, одержимые злобой и завистью.

Отношение к простым людям, к слугам и крестьянам выступает в романе как критерий оценки человека. Гордый своим старинным родом, столбовой дворянин Балахнов и выскочка Бобохов, стесняющийся своего купеческого происхождения, в равной мере чужды окружающим их и работающим на них простым людям. Один из них глубоко безразлично и хищнически относится к своим крестьянам, другой — жестоко и нарочито пренебрежительно.

Из помещичьей среды Григорович выделяет и сочувственно рисует только двух лиц — беспоместного, обедневшего дворянина Карачаева и жену Балахнова Лизавету Семеновну. О Лизавете Семеновне автор романа говорит, что она «принадлежала к числу тех тихих и сердечных женщин, для которых вся жизнь, всё счастье — подле родного очага, в тесном кругу родных и детей, … не было малейшего сродства между нею и обществом, которым любил окружать себя Аристарх Федорович» (15).

Старая крепостная няня, заботливо пекущаяся о ее детях, ближе сердцу Лизаветы Семеновны, чем многочисленные соседи помещики, наполняющие дом Балахнова, разжигающие его тщеславие и тайно злорадствующие при его неудачах.

Лизавета Семеновна далека от интересов, страстей и развлечений своей среды. Григорович стремится показать, что в ней нет ничего, что характерно для барыни, она прежде всего — женщина, мать; ложные чувства, которыми одержимо ее окружение, чужды ей. Для Балахнова семья — средство придать себе как можно больше веса в обществе, и он не задумываясь пожертвует спокойствием жены и благосостоянием детей ради своих честолюбивых замыслов; отношение Окатова к жене определяется тем, что она урожденная княжна Жирофле — Никитская, сына он любит и балует как наследника, а нелюбимые дочери растут в его доме как сироты; хорошенькая, молодая помещица Кошкина «обожает» мужа и презирает выскочку Бобохова, однако автор острым пером сатирика вскрывает тайную подоплеку чувств этой «приятной во всех отношениях» дамы, жестоко досадующей на то, что богатый жених появился на горизонте слишком поздно.

Лизавету Семеновну занимает воспитание и образование детей, затрудненное бессмысленными тратами и черствостью мужа; она верна в дружбе и любви. Мерилом высокого строя души Балахновой автор считает то обстоятельство, что в ней нет черт барыни и крепостницы: «…каждому, мало — мальски наблюдательному человеку сделалось бы очевидным, что наружные признаки барыни были ей невыносимо тягостны и появлялись, как неизбежная дань требованиям Аристарха Федоровича…» (15).

Человечность и простота присущи и другому герою романа — Карачаеву, который отвечает на показную, продиктованную корыстными интересами любезность Балахнова искренной, самоотверженной дружбой. «Свободный» от имущества и хозяйства, Карачаев относится пренебрежительно к благам жизни. Личные его потребности крайне не велики, а к богатству он не стремится. Сословные предрассудки чужды ему так же, как и алчность. К своему слуге Ивану он относится по — дружески, принимает живое участие в его судьбе.

Обилие сатирически очерченных социальных типов, которым индивидуальный характер придается одной определяющей чертой, сочетание сатирического, юмористического и сентиментально — лирического плана повествования в «Проселочных дорогах» свидетельствует об усвоении автором некоторых сторон творческой манеры Диккенса, романы которого. делались известными в России сразу после их появления в английской печати и пользовались огромной популярностью у передовой части русской читающей публики. С традициями другой, широко популярной в России 40–50–х годов романистки Ж. Санд соотносится линия романа, рисующая положение Лизаветы Семеновны и ее отношения с мужем. Правда, эта тема имеет в романе второстепенное значение и не получает затем развития в дальнейшем творчестве писателя. Но определяющей, главной традицией, на которую опирался Григорович в «Проселочных дорогах», безусловно остается традиция Гоголя, следование по стопам которого имело принципиальное значение в начале 50–х годов, когда, как уже отмечалось выше, ряд критиков выступил с отрицанием сатирических тенденций гоголевского направления, а в литературе чрезвычайно оживилась дворянская беллетристика, апологетически описывавшая жизнь дворянских салонов и усадеб (Евгения Тур, М. В. Авдеев и др.). Роман Григоровича разоблачал «сов», «коршунов» и «сорок», изображенных «голубками» в романах Евгении Тур и повестях М. Авдеева.[667]

4

«Проселочные дороги» были первым опытом Григоровича — романиста. Однако не этот, а следующий роман Григоровича «Рыбаки» (1853) принес ему как романисту ту прочную известность, которую как повествователь Григорович завоевал «Деревней» и «Антоном — Горемыкой».

В статье «О романе из народной жизни в России» (1857) А. И. Герцен оценил появление романа «Рыбаки» как «новую фазу народной поэзии», признак «больших перемен в направлении умов». «И весьма примечательно, — писал Герцен, касаясь вопроса о значении романа из народной жизни и «Рыбаков» как одного из первых удачных его образцов, — что этот роман — отнюдь не пастушеский или идиллический, а вполне реалистический, написанный в патриархальном духе и преисполненный симпатии к крестьянину, — следует непосредственно за романом иронии, отрицания, протеста, а быть может, и ненависти».[668]

Значение «Рыбаков» в истории русского романа Герцен усматривал в том, что «роман „Рыбаки“ подводит нас к началу неизбежной борьбы… между „крестьянским“ и „городским“ элементом, между крестьянином- хлебопашцем и крестьянином — фабричным рабочим».[669] И хотя в понимании этой новой для русской литературы темы не только Григорович, но и Герцен допускали серьезные ошибки, отдавая, в условиях крепостной России 50–х годов, патриархальному крестьянину предпочтение перед новым, еще плохо известным им «городским» элементом, всё же самая тема, поставленная Григоровичем, реалистический анализ в его романе широкого круга вопросов, связанных с процессами предреформенного развития русской деревни, имели огромное значение для настоящего и будущего русской литературы.

«Рыбаки» появились в разгар горячих споров между славянофильской, либеральной и демократической критикой по вопросу о русском национальном характере и о возможностях создания народного романа. Спор этот был вызван тем, что в конце 40–х — начале 50–х годов тема народа привлекала к себе все более пристальное внимание передовых русских писателей. Либерал П. В. Анненков в статье «По поводу романов и рассказов из простонародного быта» (1854) признавал, что от крестьянской повести 40–х годов ведет прямой путь к роману из народной жизни, но отрицал плодотворность этого пути. По мнению Анненкова, народная жизнь настолько однообразна, а душевный мир крестьянина столь прост, что не может дать достаточного материала для крупного произведения.

Григорович по — своему решает проблему «народного романа», создавая семейный роман из крестьянской жизни. Главной фигурой романа является рыбак Глеб Савинов, образ которого, будучи очерчен в полном соответствии с бытовым правдоподобием, носит эпический характер, представляет собою воплощение физической и духовной мощи народа.

Глеб Савинов резко отличается от образов крестьянских повестей Григоровича 40–х годов. Мягкость, чувствительность и поэтическая восприимчивость чужды этому сильному и суровому человеку, вся жизнь которого проходит в жестокой борьбе с природой. Образ Глеба Савинова представляет собою разработку того энергичного, стойкого в борьбе с обстоятельствами народного типа, который можно кратко обозначить именем героя Тургенева — Хорь. Пользуясь приемом, близким к тому, которым воспользовался Тургенев в «Хоре и Калиныче», — сопоставлением двух различных характеров, — Григорович подчеркивает эпическую величавость, значительность своего героя даже по сравнению с кротким, детски — простодушным и исполненным собственного достоинства стариком Кондратием. Подобно тому как Тургенев сближал Хоря с лучшими умами и наиболее сильными характерами человечества (Сократ, Гете, Петр I) и тем самым подчеркивал масштаб его личности, Григорович заявляет о своем герое — крестьянине, что его «умный, широкий лоб», «орлиный нос», «смелый, бойкий взгляд» и все черты его лица свидетельствовали о силе характера и о «присутствии живых, далеко еще не угаснувших страстей», что он мог бы «удачно служить моделью для изображения древнего римлянина» (V, 237).