Описание Отечественной войны в 1812 году - Александр Михайловский-Данилевский

Это было последнее письмо Наполеона к Государю, писанное с целью подать повод к начатию дипломатических сношений. Презрительное молчание Александра было единственным ответом на миролюбивый вызов Наполеона. Как мыслил Император о письме Наполеона, видно из следующих строк, писанных тогда Его Величеством к Наследному Шведскому Принцу: «Наполеон искал в Москве кого-нибудь для доставления ко Мне письма. Наконец захватил он отставного гвардейского офицера Яковлева, который, сопровождая старого, больного дядю своего, хотел уехать во внутренние губернии и нечаянно был застигнут неприятелем. Я велел показать письмо Графу Левенгельму. Он прочитал его и о содержании донесет Вашему Высочеству. Впрочем, письмо заключает в себе только пустое хвастовство!»[362]

Накануне отправления письма с Яковлевым Наполеон посылал за начальником уцелевшего от пожара Воспитательного дома, Тутолминым, сделал ему несколько вопросов о воспитании и содержании детей, улыбнулся, узнав об увезении взрослых девиц, и потом сказал: «Намерение мое было сделать для всего города то, что я теперь могу сделать только для одного вашего заведения. Я желал поступить с Москвой так, как поступал с Веной и Берлином, но, оставя город почти пустым, Русские совершили беспримерное дело. Они сами хотели предать пламени свою столицу и, чтобы причинить мне временное зло, разрушили создание многих веков. Нанесенный вами самим себе вред невозвратим. Все рапорты, ежечасно мною получаемые, и зажигатели, пойманные на самом деле, доказывают, откуда происходят варварские поведения о таких ужасах. Донесите о том императору Александру. Ему, без сомнения, неизвестны сии злодеяния. Я никогда не воевал подобным образом. Солдаты мои умеют сражаться, но не жгут. От самого Смоленска я ничего не находил, кроме пепла. Известно ли вам, что в день вступления моего в Москву выпущены были из тюрьмы колодники? Правда ли, что увезены пожарные трубы?» В заключение Наполеон велел Тутолмину донести обо всем Государю и сказал, что отправляемого чиновника пропустит через аванпосты, посредством коих можно получить в ответ повеление, какое Государь соблаговолит прислать[363]. И этот способ сближения с Императором остался тщетным: на донесение Тутолмина не последовало ответа. Присутствие Наполеона в Москве не положило конца неистовствам. Претерпевая во всем недостаток, войско искало под развалинами и пеплом продовольствие, обуви, теплой одежды, богатств, долженствовавших заменить обманутые надежды на блистательный мир, на спокойную, веселую жизнь в Москве. Разорив и похитив все, находившееся на поверхности города, европейские варвары втыкали в землю сабли, палаши и пики, испытывая, не спрятано ли что в земле. Разгребали кучи песку и обгорелых кирпичей, для отыскания, не спрятано ли что под ними. Вечный сон мертвых не был пощажен. Разрывали могилы, выбрасывали из гробов тела усопших, отрезывали у покойников пальцы, когда находили на них золотые кольца. Генералы и офицеры, рассеянные по обширному городу и во время пожара бегавшие за помещением из дома в дом, с трудом отыскивали начальников и подчиненных. По сей причине приказания ни к кому не доходили в настоящую пору, следственно, оставались без своевременного исполнения. Войска, находившиеся в Москве и стоявшие за заставами, пускаемы были для грабежа поочередно, по наряду. Так велено было Наполеоном и называлось: «разрешение на грабеж»[364]. Получив законное полномочие на грабеж, каждый делал что хотел, никого не слушая. Начальство не было в состоянии укротить преступления и ослушания: Наполеон сделался рабом своих рабов. Одной гвардии отпускалось продовольствие и запрещено было грабить, но напрасно: она не повиновалась. Два следующих приказа, отданных по гвардейскому корпусу, живописуют, до чего достигла неподчиненность во французской армии: 1-й, от 9 Сентября: «Император чрезвычайно недоволен, что, невзирая на строгие повеления остановить грабеж, только и видны отряды гвардейских мародеров, возвращающиеся в Кремль». 2-й, от 17 Сентября: «В старой гвардии беспорядки и грабеж сильнее, нежели когда-либо, возобновились вчера, в последнюю ночь и сегодня. С соболезнованием видит Император, что отборные солдаты, назначенные охранять его особу, долженствовавшие подавать пример подчиненности, до такой степени простирают ослушание, что разбивают погреба и магазины, заготовленные для армии. Другие унизились до того, что не слушали часовых и караульных офицеров, ругали их и били. Наконец, против грабителей ополчились русские, остававшиеся в Москве. Погреба, подвалы, пруды, колодцы, отхожие места делались могилами неприятелей. Нарочно поили врагов допьяна и потом, когда они засыпали, убивали сонных и прятали мертвые их тела.

Не ранее 17 Сентября могли разобраться в сумотохе и учредить призрак управления, названный Муниципалитетом. Появились белые перевязи на руках, красные ленты, разноцветные шарфы, означавшие комиссаров, полицейских, приставов. Начальником Муниципалитета, душой и полновластным распорядителем был Лессепс, пожалованный Наполеоном в Интенданты Московской губернии. Когда дошло до сведения Государя, что Наполеон учреждал в Москве управление и страхом и соблазном склонял Московских страдальцев принимать на себя обязанности членов, так называвшегося, правления, Его Величество велел обнародовать извещение, что вступать в учреждаемые неприятелем должности есть уже признавать себя ему подвластным, а не просто пленником. В извещении сказано: «Обращая внимание и попечение свое о благе каждого и всех, Правительство не может оставить без предварительного увещания, чтобы всяк опасался верить лукавому гласу врагов, пришедших сюда устами обещать безопасность и покой, а руками жечь, грабить и разорять Царство наше. Какому надлежит быть, или безумию, или крайнему развращению, дабы поверить, что тот, который пришел сюда с мечом, на убиение нас изощренным, с пламенем для воспаления наших домов, с цепями, для возложения на выю нашу, с конницами, для наполнения их разграбленным имуществом нашим, что тот желает устроить нашу безопасность и спокойствие? Сохранит ли тот славу и честь нашу, кто пришел отнять их у нас? Пощадит ли тот кровь нашу, кто, ничем от нас не оскорбленный, пришел ее проливать? Оставит ли тот беспрепятственно соблюдать нам древнюю предков наших веру, кто святотатственной рукой дерзает обдирать оклады с почитаемых нами Святых и Чудотворных Икон? Что ж значат его слова и обещания? Сын ли тот Отечества, кто им поверит? По сим причинам Правительство почитает за нужное обвестить всенародно: 1) что оно прилагает всевозможное попечение о помощи и призрении разоренных от неприятеля, скитающихся без пристанища людей; 2) что сим предварительным извещением надеется спасти простоту от позднего раскаяния в легковерности, дерзость же, не стыдящуюся нарушать долг и присягу, устрашить праведным и неизбежным наказанием».

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});