Катаев. "Погоня за вечной весной" - Сергей Шаргунов

У Зины родилась дочь, которую назвали Верой, и я полагаю, что тебе следовало бы поздравить Зину и Павла Федоровича, т. к. это доставит им удовольствие. Ну пока все. Прощай. Жду письма с обстоятельным изложением твоих соображений. Жму руку.

Твой Женя

Посылаю 2 тетиных письма для ознакомления.

6.08.23. Валентин Катаев — Анне Коваленко

30 июня 24 г.

Москва

Дорогая Муха,

маленькая моя жена, Киця, кося, цуца и т. д.!

Мы уже было собирались посылать телеграмму насчет твоего молчания, но приехал Юрка и рассеял наше волнение, а потом пришло твое письмо. Мы страшно бедные и не знаем когда разбогатеем. «Земля и фабрика» взяла «Роман паровоза»!!! Можешь себе представить… Но у них формальности. Сначала надо в цензуру, а потом они платят. Вероятно это дело затянется. «Роман паровоза» отшиб «Эрендорфа». Две вещи одного жанра они не могут купить у одного автора, а «Роман паровоза» им больше нравится! Эрендорфа продаю одному богатому еврею — но все это пока очень неопределенно. Для Ингулова не написал ни одной строчки. Вышла «Жизнь» с моими записками[167]. Скоро дополучу червонцев 6–7. В лавку мы до сих пор должны черв. 7–8. При первых же деньгах вышлю тебе. Ты должна ездить на лиман. Если не будет денег — будешь ездить реже, только и всего. Это мое категорическое требование. Я приеду не скоро. Наверное к августу и вместе с Юрой (если вообще приеду). Видеть тебя страшно хочу, но это еще рано.

Видишь, как плохо быть замужем: муж пишет о делах, о деньгах, об издателях и ничего лирического…

Я совершенно потерял способность халтурить. Не могу. Жалко. И с какой стати? Получил от Толстого письмо, он целует тебе ручки. Тамара ведет себя крайне загадочно. Т. к. я видел ее случайно на Мясницкой с каким-то молодым человеком в рыжем френче. Они явно флиртовали. Раза два к нам заходил некий «певец-сатирик», он же «автор-куплетист» В. Коралли[168]. Впрочем, дома меня не было — не видел. Женя остался в восторге. Певец-сатирик выбивал чечетку и вообще развлекал мое семейство.

И вообще я тебя очень люблю. Ты у меня хорошая девочка. Нарисуй пожалуйста какая ты в полосатом платьице. Напиши что носят одесситки и вообще.

Если вздумаешь мне изменить с Соболем — срочно телеграфируй, а то у меня тут наклевывается один романчик, так мне бы не хотелось пропускать удобного случая.

Ну, Мух, дай свою шейку, я ее подлижу и поцелую. Дай поцелую в лобик, в бровки, в глазки, в носик, в щечки, в ушки (изнанку ушек), потом куда? Забыл… Да, потом в носик, в губки, в шейку. Все. Если хочешь могу тебя подразнить:

— Какие были мыши? И сколько их было? И кто у них родился? Ну?

Пиши, бездельница.

Твой Валя

8 июля 924 г.

Москва

Дорогой Мух!

Как поживаешь? Получил твое письмо и был страшно тронут и обрадован и огорчен. Все вместе. Но что же делать, если у меня почти нет совершенно денег. Авось выкручусь. Крепись, детка. Я тебя люблю и ты меня любишь. Это самое главное…

Юркиному письму, конечно, не верь. А то я знаю, ты такая. Ты можешь вдруг взять да и поверить. А вот плохо то, что нам всем сейчас надо идти прививать оспу. Нехорошо. Потом будет болеть и жар. Не хочу. Ну, детка, целую тебя нежно-нежно. Люби меня.

Твой муж Валя

1 авг 929 г.

Москва

Здравствуй, обезьяна!

Получил только что твое письмо неизвестно когда отправленное, узкое на лиловой подкладке с московским штемпелем. Очевидно кто-то бросил тут. Денежные дела наши плао-хао. Сейчас я лезу вон из кожи, чтобы скопить денег для поездки в Крым хотя бы на 2 недели. Модпик[169] ничего не дает, т. к. лето, а моя пьеса не дойная корова. Все что можно было у Модпика взято. Так что я ориентируюсь на журналы. Подумываю о Гудке. Во всяком случае на этих днях вышлю тебе 100 рублей, а через некоторое время еще рублей 300. Это все что я могу. Относительно отъезда Ан. Ник. на Кавказ, конечно что-нибудь устроим…

Недавно мы с Юрой читали «Бориса Годунова». Вот это — шедевр.

В Тарусу может быть загляну на 1–2 дня. Посмотрю мою загорелую зверюшку. Ты, главное, не скучай, собачка. Я же тебя люблю все-таки!

Плао-хао. Плао-хао. Плао-хао.

Ну, будь здорова, не капризничай, все будет хорошо.

Твой султан и повелитель и вообще хозяин, глава дома и пр. и пр.

Р. S. Опять же — целую!

Валя Из писем Елизаветы Бачей

17 марта 1923

Дорогой Женя!

Твое письмо меня очень обрадовало тем, что ты вполне благополучен и здоров. Возьми себе за обыкновение не опаздывать надолго со своими письмами ко мне, т. к. это приносит мне немало беспокойства и тревоги. Ведь с Пасхи я не имела от тебя писем и не знала, что с тобой и где ты… Мне очень нравится твой перевод в Одессу — уже потому, что тебе не придется делать бесконечные разъезды, а м. б. и личные дознания. Эта сторона твоей службы всегда меня очень тревожила как непосредственное общение с преступниками и возможность всяких неожиданных неприятностей от этого… По-моему, тебе незачем переезжать теперь в Полтаву. Одесса устраивает тебя в том отношении, что там можно служить и хотя бы урывками учиться и жить в большом городе. Если бы ты получал содержание достаточное для нас двоих, то я к осени переехала бы к тебе. Не знаю только возможно ли будет прожить нам вдвоем на твой единственный заработок?

Когда будешь писать мне, то возьми это письмо и ответь мне на все мои вопросы, чего ты никогда не делаешь. Начеркай мне карандашом свой автопортрет, очень хочу видеть тебя, хотя бы в таком изображении. Пиши и не забывай всегда твою любящую и тревожную тетю.

28 сентября 1923

Дорогой мой Женя!

Твое письмо от 19 IX — меня крайне удивило: как после такой заботливой переписки, настоятельной подготовки к моему переезду в Одессу, сознательной необходимости в нашей совместной жизни, ты при первом представившемся случае забыл все и отмоторил в Москву! Если бы ты не был такой длинной жердью — я сказала бы, что ты большой поросенок. Но я на тебя не сержусь, откладываю в сторону свои личные чувства, и буду спокойна и довольна твоим благополучием, которого желаю тебе всегда и во всем. Напиши мне непременно, как ты устроишься с квартирой. Неужели же живете втроем в одной комнате? Для меня лично такое трио с молодой женщиной кажется довольно неудобным. Почему ты ничего не пишешь мне о Валиной жене? Или он уже получил свободу? Да вообще, что это за брак: гражданский или церковный и который по счету? Мне очень хотелось бы видеть Валентина в семейной обстановке, но конечно я в Москву для этого не поеду. Приводится ли в порядок когда-ниб. ваша комната или этот пережиток старины остается предрассудком нашего возраста?

Был ли ты у Зины перед отъездом, простился ли с нею и как она отнеслась к твоему решению вверить Вале свое существование. Дорогой Валентин, пусть это замечание тебя не царапает, это не осуждение, а рассуждение. В тебе все легкомысленно, порывисто и неугомонно. М. б. мадам Катаева тебя и укатала уже, за это ей только спасибо. Вообще, дети мои, живите легко и приятно, но безвредно для других. На всякий случай, пусть это будет моим маленьким завещанием для вас, т. к. лично увидеться нам видно уже не придется. Опасаюсь я, что события опять призовут вас на фронт и на все ужасы войны.

Сама я живу довольно бесцветно и скромно. Пока остаюсь в Дет. больнице, где пользуюсь гостеприимством моей хорошей знакомой, служащей здесь же. Комнату и обед мы оплачиваем пополам. При своей безработности дела у меня всегда много, т. к. я исполняю всю домашнюю работу, почти ежедневно стираю (не могу отвыкнуть от чистого белья, а на прачку не могу тратиться), хожу на базар за хлебом и для продажи вещей, имею один ежедневный урок, безрезультатно топчусь на Бирже труда и бесконечно занята всякими починками и штопками… Да еще затруднение с жильцом (коммунистом), который никак не может освободить нам комнату. Мне уже очень хочется жить у себя, не считаясь с удобствами и привычками постороннего человека в комнате.

4 мая 1930

Дорогая моя Муся!

Наконец-то и вы написали мне! Очень рада была получить ваше милое сердечное письмо. Мне нисколько не жалко было заплатить за него 20 к. (даже 1 р. 20), но или вы забыли наклеить марку, или она потерялась с конверта. У нас только что сделали то же самое: бросили в ящик письмо без марки, а потом пошли на почту, ее покупать.

С наступлением хороших дней меня неудержимо тянет вон из города. Хочется куда-нибудь на природу. В наших местах есть прекрасные окрестности: и лес, и река, и солнце… Раньше это делалось очень просто: нагружали на подводу свое барахло и отправлялись, не заботясь о вопросах продовольствия. А теперь за чертою города ничего достать нельзя, прежде всего нет хлеба, все крестьяне прикреплены к колхозам и сами выкачивают из города все продукты. В магазинах не протолпиться, хуже чем в Москве, и покупатели озверелые, очумелые. Женя аккуратно посылает мне 60 р. в месяц. При моих скромных потребностях мне достаточно.