Тревожные сны царской свиты - Олег Попцов

В этом смысле автором кардинального экономического реформаторства в России, конечно же, оказался Григорий Явлинский. Гайдаровская команда видоизменила подходы Явлинского, но режим прорыва, реформирование в сжатые сроки сохранила. Идея в упрощенном виде выглядела примерно так. Провести реформы в экономике, и прежде всего приватизацию, с такой скоростью, чтобы страна не успела опомниться и понять, что же произошло, чтобы не успели созреть силы сопротивления. Приватизация была уподоблена сходу лавины: когда откопали засыпанных сограждан, их собственность уже была перераспределена. Приватизация должна была решить, по крайней мере, четыре задачи.

Первая - отделить собственность от государства, ранее владевшего практически всей собственностью за исключением личной. Принцип "и все вокруг колхозное, и все вокруг мое" делал собственность бесхозной не с точки зрения управления, а с точки зрения ее использования. Приватизация, по сути, должна была нащупать хозяина, вскрыть энергетику частнособственнического начала.

Вторая. Приватизация укрепит государственную казну, так как обеспечит значительные поступления, полученные от продажи собственности компаниям и частным владельцам.

И наконец, задачи № 3 и № 4 - ради чего и во имя чего. Собственность, оказавшаяся в руках нового хозяина, заинтересованного в прибавлении продукта, а значит, во внедрении новых технологий, без чего невозможен выход отечественного производителя на мировой рынок, становится более восприимчивой к техническому прогрессу. Иначе говоря, приватизация и есть предпосылка технологической революции во всех сферах товарного производства. По замыслу реформаторов, именно приватизация делает нашу промышленность привлекательной для инвесторов, что в конечном итоге обеспечит прибыльность предприятия. А значит, увеличит налоговые поступления в бюджет.

Ничего этого не произошло. Достигнута была только одна цель из четырех. Отделение государства от собственности. Но в силу того, что это делали с завидной поспешностью, собственника не выбирали, не до конкурсов. Кто брал, тот и сгодился. Так собственность оказалась в руках полукриминального и криминального мира. Никакой модернизации промышленности не произошло. Никакого технологического прорыва не случилось.

Из откровений премьера Е.М.Примакова: "На сегодняшний день семьдесят процентов невыплаты зарплаты приходится на приватизированные предприятия! Далее следует недоуменная пауза, а затем столь же недоуменный вопрос: Какой же это рынок?!"

Реформаторы склонны считать приватизацию, несмотря на немыслимые ошибки и нарушения при ее проведении, своим успехом. На их взгляд, произошло самое важное - бескровное перераспределение собственности. Это слова Бориса Абрамовича Березовского. Но бескровное не значит справедливое, разумное и, самое главное, эффективное. Именно приватизация привела к массовой криминализации общества и коррумпированности власти. В руках чиновника оставался пакет разрешающего права. И он этим правом торгует направо и налево.

Оппонирующий Березовскому Лужков требует пересмотра итогов приватизации в тех случаях, где она была проведена в обход закона. Березовский пугает общество неминуемой кровью, которая прольется, если грянет новый передел собственности? Странное утверждение. Разве не разумно провести ревизию хозяйства после массовой и скоротечной кампании по продаже собственности? И если исправление нарушения закона вызовет стрельбу, то правомерен вопрос: в чьих руках оказалась собственность? В руках вооруженного преступного мира, а не законопослушных граждан? Тогда тем более необходима ревизия.

Нежелание Березовского возвращаться к вопросам приватизации очень близко к еще одному его утверждению: коррупцию невозможно побороть. Из этого следует вывод - Березовский хотел бы за олигархами и преступным миром, с которым олигархи ладят, сохранить существующие правила игры. "Надо не обижаться, - говорит Борис Абрамович, - что тебе досталось меньше или больше, а конкурировать!" В то же время Березовский настаивает на пересмотре результатов тендера по приобретению "Связьинвеста", как несправедливого. Следовательно, если на процедуре такого рода настаивает Лужков - она вредна. А если Березовский - оправданна и необходима.

Первичное накопление собственности, а мы переживаем именно этот период согласно всем экономическим теориям, сопряжено с чрезвычайной криминализацией общества. Это нельзя было не предвидеть и не сделать упреждающих шагов, чтобы не допустить преступного беспредела. Общество оказалось беззащитным перед преступным миром. Преступный мир сломал демократическую власть, подмял ее под себя. И любой здравый человек эти немыслимые страдания и унижения, этот страх перед волной заказных убийств и бандитизма всегда будет связывать с эпохой Ельцина и демократами, которым либо не хватило политической воли и мужества, чтобы не допустить криминальной революции в России, либо их преследовала боязнь, что, понадеявшись на саморегулирующие способности рынка, они оказались в сетях, расставленных криминалом, потому как эти сети реформаторы сплели сами.

Размытость целей и невыверенность путей их достижения - свидетельство политического инфантилизма власти молодых реформаторов, ухитрившейся получить достойное высшее образование, минуя среднее. Реплика швейцарского миллионера господина Гаона после встречи с министром внешней торговли Петром Авеном. Обсуждался вопрос погашения кредита, полученного правительством Силаева в 1990-м году под чековую программу "Урожай-90". Гаон - аскетической внешности старик, выдавший России почти миллиардный кредит в тот момент, когда на Западе никто не решался на подобный шаг. Гаону 80 лет, сухое старческое лицо, обтянутое смуглой кожей. Глаза живые. Даже в критические минуты Гаон не теряет чувства юмора.

"Откуда взялись эти молодые люди, скажите пожалуйста. Все министры говорят на английском языке. - Гаон прицокивает языком, воздевает сухопалые руки вверх и в чисто еврейской, почти одесской манере заканчивает мысль: Я вам скажу так, господин Попцов. Английский язык - это хорошо. Но это не самое главное".

Где-то в середине февраля газета "Московские новости" сделала выезд в Санкт-Петербург. Было решено провести "круглый стол" под условным названием "1999-й - год коммунистического реванша или продолжение демократического развития страны?". Там у меня случилась полемика с профессором Ясиным, экс-министром экономики. Я рассказал о том, как Гайдар был назначен на пост премьера. Ельцин с Егором Гайдаром ранее не был знаком. Он мог ориентироваться только на аттестацию Геннадия Бурбулиса. Разговор длился не более двадцати пяти минут. Как рассказывал мне сам Гайдар: "Когда президент сделал мне предложение стать премьером после столь недолгой беседы, я настолько растерялся, что согласился". Сидящий напротив меня академик Алферов, вице-президент Академии наук, тоже участник этой дискуссии, среагировал мгновенно:

- Это возмутительно!

Но тут подал голос Ясин:

- Это неправда!

И стал говорить о том, что Гайдар с командой экономистов готовил концепцию экономической политики страны, на которую ушли десятки бессонных ночей. И никакой случайности в происшедшем не было.

Я заметил, что не оспариваю ни концепции, ни изнурительного труда, затраченного на ее разработку, а лишь говорю о факте встречи с президентом и реакции Гайдара на нее, которому все случившееся представилось каким-то фантастическим сном.

А теперь о сути. Реакция Гайдара, а ему тогда было 36 лет, выглядела настолько искренней и незамутненной, что лично у меня вызвала колоссальную симпатию к нему. Во время нашего разговора он продолжал находиться в нервном возбуждении. И хотя случившееся было уже достаточно позади и Гайдар мучительно премьерствовал, но всякий раз, возвращаясь в разговоре к этому моменту, он начинал нервно потирать руки, как-то неестественно подхмыкивая, то ли подсмеиваясь над собой, а может, сострадая себе. Но фразу, ту итоговую фразу, которую он произнес, оценивая случившееся, я запомнил очень хорошо: "Вообще, если говорить серьезно, это черт знает что такое! Мне все представлялось по-другому!"

Потом, после этой встречи он двинется в обратный путь по долгим высокопотолочным кремлевским коридорам. Наверное, какое-то время будет ощущать легкость и приподнятость, которую может вселить столь высокое назначение. Но вот дверь закрылась за ним. Он оказался на просторной кремлевской площади. В груди что-то оборвалось. И может быть, не ведая того, его полноватые губы прошептали: "Бог мой, что же я наделал?" Нет, не как осуждение, не как уступка внезапно навалившемуся страху, а как естественная и разумная оторопь перед непомерным масштабом ответственности. Впоследствии, уже после своей отставки, как первой, так и второй, Гайдар, отвечая на вопрос о своем отношении к президенту, скажет примечательные слова: "Он дал нам шанс!" Согласитесь, в оценке есть что-то от игры.