Восходящая тень - Роберт Джордан

— Прыгун тоже говорил мне, что здесь опасно. Башня Генджей, стало быть. А что это такое?

Глаза женщины расширились, и она бросила взгляд на Прыгуна. Тот смотрел только на Перрина, а женщину, казалось, не замечал вовсе.

— Ты умеешь разговаривать с волками? Нынче эта способность почти утрачена, о ней рассказывают лишь легенды. Так вот, значит, как ты попал сюда. Мне следовало догадаться… Так ты спрашивал о башне. Это вход в обиталище Элфин и Илфин. — Она произнесла эти слова так, будто не сомневалась, что они ему знакомы, а когда Перрин бросил на нее недоумевающий взгляд, спросила:

— Случалось тебе играть в «Змей и лисиц»?

— А как же, эту игру все детишки знают. Во всяком случае, в Двуречье. Но когда подрастают, бросают эту забаву. Выиграть-то в нее все равно нельзя, — Нельзя, если не нарушать правила, — промолвила она и нараспев добавила:

– «Храбрый — осилит, огонь — ослепит, мотив — очарует, железо — скрепит».

— Помню, помню, это считалочка из игры. Но при чем здесь башня?

— А при том, что здесь указаны способы выиграть у змей и лисиц. Игра — это память о древних деяниях. Конечно, пока ты не сталкиваешься с Элфин и Илфин, все это неважно. Но они… понимаешь, они не являются злом в том смысле, в каком является Тень, но чужды людям, насколько это возможно. Им нельзя доверять, лучник. Лучше держись подальше от Башни Генджей. И постарайся избегать Мира Снов. В нем можно встретить темные силы.

— Вроде Губителя — того человека, за которым я гнался?

— Губитель? Да, для него это подходящее имя. Сам он не стар, но его питает древнее зло. — Женщина стояла, словно опираясь на невидимый посох, а может быть, на ту самую серебристую штуковину, которую он так и не разглядел. — Похоже, я слишком разболталась, а отчего — сама не пойму. А теперь ясно. Ты — та’верен, лучник, ведь так?

— А ты кто? — По всей видимости, она немало знает и об этой башне, и о волчьем сне. Но все же она удивилась, узнав, что я могу говорить с волками. — Сдается мне, я встречал тебя прежде.

— Я и так нарушила многие из запретов, лучник.

— Запретов? Каких запретов?

Позади Прыгуна на землю упала тень, и Перрин молниеносно обернулся. Он не желал, чтобы его еще раз застали врасплох. Никого не было, но все же он успел увидеть тень человека с торчавшими из-за плеч рукоятями двух мечей. Какая-то черта в его облике что-то разбередила в памяти Перрина.

— Он прав, — произнесла женщина. — Мне не следует говорить с тобой.

Перрин вновь обернулся к ней, но она уже пропала. Просто пропала, спрятаться было некуда. Вокруг, насколько хватало глаз, расстилалась степь. Одна трава — и еще эта серебристая башня.

Юноша нахмурился и взглянул на Прыгуна, который наконец поднял голову.

— Странно, почему на тебя бурундуки не напали, — пробурчал Перрин. — Ну, и что ты о ней думаешь?

«О ней? О ком?» Волк поднялся, озираясь по сторонам. «Где?»

— О женщине. Я только что говорил с ней. Прямо здесь.

«Здесь никого не было. Юный Бык. Только ты и я. Ты просто шумел, как ветер».

Перрин раздраженно поскреб бородку. Она была здесь, конечно же, была. Он не сам с собой разговаривал.

— Чудные вещи здесь происходят. Прыгун. Эта женщина согласна с тобой. Она велела мне держаться подальше от башни.

«Значит, она мудра», — ответил волк, но в голосе его слышалось легкое сомнение. Кажется, он так и не поверил, что здесь побывала какая-то женщина.

— Вообще-то я чересчур отвлекся от того, что намечал вначале, — пробормотал Перрин и объяснил Прыгуну, что ему, собственно, нужно в волчьем сне, — отыскать волков в Двуречье, наяву, и разузнать у них все, что можно, насчет воронов и троллоков. Прыгун долго молчал, его опущенный мохнатый хвост напрягся. Но наконец он заговорил.

«Держись подальше от своего старого дома, Юный Бык». Слово «дом» в понятии Прыгуна означало что-то вроде охотничьего угодья волчьей стаи. «Там теперь нет волков, вовсе нет. Все или погибли, или убежали в другие края. Ведь именно там блуждает по снам Губитель».

— Я должен вернуться домой, Прыгун. Другого выхода нет.

«Остерегайся, Юный Бык. Близится день Последней Охоты. Мы выйдем на нее вместе».

— Обязательно, — промолвил Перрин, грустно покачав головой и подумав, что было бы совсем не худо после смерти угодить сюда. А почему бы и нет — порой ему казалось, что он и сейчас-то наполовину волк. — Я должен идти, Прыгун.

«Доброй охоты тебе, Юный Бык, и пусть у тебя будет много щенков».

— До встречи, Прыгун.

* * *

Он открыл глаза. Тускло тлели уголья догоравшего костра. Гаул сидел на корточках, вглядываясь в ночь. Возле соседнего костра двигались фигуры — Фэйли поднялась, чтобы заступить на дежурство. Луна висела высоко над горами, окрашивая облака перламутром. Перрин прикинул, что проспал часа два.

— Ложись, я покараулю, — сказал он, откидывая плащ в сторону.

Гаул кивнул и прилег там, где сидел.

— Гаул!

Айилец приподнял голову.

— Гаул, боюсь, дела в Двуречье куда хуже, чем я полагал.

— Так часто случается, — невозмутимо отозвался айилец. — Такова жизнь. — Он снова улегся, а в голове у Перрина теснились беспокойные мысли. Губитель. Кто он? Или что он такое? Что вообще творится? Отродья Тени у Путевых Врат, вороны в Горах Тумана, да еще и этот человек — или кто он там — объявился в Двуречье. Как бы ни хотелось, но поверить, что все это случайное совпадение, невозможно.

Глава 29. Возвращение домой

Чтобы добраться до Западного Леса в волчьем сне, Перрину потребовалось всего полдюжины шагов, тогда как наяву это путешествие с гор через Песчаные Холмы заняло долгих три дня. Айильцы без труда поспевали за лошадьми, тем паче что в гористой местности, с ее бесконечными спусками и подъемами, кони не могли идти быстро. Раны Перрина быстро затягивались и при этом нестерпимо зудели — видимо, бальзам Фэйли возымел действие. Путники ехали почти в полной тишине, лишь изредка нарушаемой тявканьем охотившейся неподалеку лисицы или криком ястреба в вышине. Говорили мало. К радости Перрина, вороны больше не попадались. Несколько раз юноше казалось, что Фэйли хочет подъехать к нему и поговорить, но всякий раз она сдерживалась. Вот и хорошо. Больше всего на свете Перрину хотелось поговорить с ней, но вдруг в результате окажется, что он пошел у нее на поводу. Он ругал себя за желание помириться. Ведь она, Фэйли, бессовестно провела Лойала и надула его самого. И вообще, если бы она не лезла не в свое дело, все было бы проще. Его тянуло обнять и поцеловать ее, и в то же время он желал, чтобы она ушла, оказалась где-нибудь подальше отсюда. И почему она такая упрямая?

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});