Полное собрание сочинений в одной книге - Михаил Зощенко

Вот он, значит, на всякий пожарный случай и подзашил свое добро в тужурку и прямо из этой тужурки он больше не вылезал. Да еще в брюки он тоже зашил разные бумажные деньги.

И стал поджидать.

Только он недолго ждал. Вскоре после того его взяли вместе с тужуркой. И осенью он поехал куда следует.

Только неизвестно, как он там жил. Может быть, скорей всего, он не очень худо жил. Тем более, бумажных денег у него было вдоволь припасено. Он знай себе подпарывал брюки и вынимал что-то из бумажника. А до золота он, между прочим, не дотрагивался.

Только живет он так больше года. И вдруг хворает.

Он хворает воспалением легких. Он там простудился. Его там просквозило на работе. И он там захворал.

Конечно, кашель поднялся, насморк, хрипы, температура минус 40 градусов. В боку колет. Аппетита нету. И вообще человек чувствует приближение собственной кончины.

И тогда ночью сымает он с себя кожаную свою тужурку и вновь подпарывает ей бортик.

Он подпарывает ей бортик, кладет на язык золотые монетки и глотает их в порядке живой очереди.

Только, может, он проглотил их пять или шесть штук, как вдруг замечает эти преступные действия один из его приятелей. Их там по 7 человек вместе жило.

Заметил это приятель, поднял тарарам и не допустил глотать остальные деньги.

И хотя тот за того хватался и умолял, но этот говорит:

— Мне, говорит, не так золото жалко. Я себе золота не возьму. Но я, говорит, не могу допустить проглатывать. Тем более, воспаление легких иногда проходит. А тут и денег не будет и, вообще, засорение желудка.

Короче говоря, вскоре больной поправился. Грудь ему освободило. Дыхание вернулось. Но является новая беда — в желудке колет, кушать неохота и слюни не идут.

И спасибо, что больной не все монеты заглотал. А то бы совсем невозможно получилось.

Конечно, можно было больному схлопотать в Томск поехать, на операцию лечь. Но только он сам не захотел. Ему здоровье не дозволяло. Да и он, может, пугался, что во время хлороформа он не досмотрит и хирурги разворуют его монеты.

Он только допустил разные внутренние средства и дозволил себя массировать.

Разные сильные средства, конечно, выгнали монеты наружу, но по подсчету их оказалось меньше чем следует.

Тут вообще дело темное. Или уперли во время тарарама несколько монет, или они в желудке остались.

Так что ежели считать, что в желудке ничего нету, то недостает трех монет и одного квадратика. Тогда, значит, действительно уперли. И тогда, значит, надо прекратить массаж и лечение.

Но зачем на людей тень наводить? Может быть, монеты лежат себе в желудке. Тем более, для здоровья это не играет роли. Золото не имеет права давать ржавчину, так что оно может лежать до бесконечности.

Конечно, жалко, что валюта лежит без движения. Но, может, она и в движении у других граждан.

Тухлое дело

Довольно радостное сообщение мы вычитали в газетах. Отныне не будут выкидываться в помойку испорченные куриные яйца, а будут из них производить какой-то там технический желток. Уже, говорят, использовали для этой цели не то 10, не то 10 000 вагонов яиц.

Ax, это очень мило со стороны хозяйственников использовать подобную требуху!

Оно, конечно, симпатичней было бы совершенно не портить яички. Но раз эти хозяйственники закрепились на таких позициях, то что ж делать.

Ладно уж. Валяйте! Благословляем на это тухлое дело. А благодаря этому принципу, очень счастливые горизонты открываются в связи с кампанией по снижению качества продукции.

Скажем — не задался ситчик. Скажем — брак. Скажем — вышел из-под машины редковатый ситчик. Такой, что костюм из него шить неловко, а кидать в помойку обидно. Чего делать?

А делать из него можно, для примеру, сачки. Чтоб ловить бабочек. Очень мило и элегантно получается. Бабочкам тепло и не дует. И ребенку смешно. Побольше бы такого ситчику!

А если бабочки будут пугаться очень яркой и грубой раскраски, то это дело поправимое. Такой ситчик через пару солнечных дней абсолютно беленький будет. Побольше бы такого ситчику!

Или, скажем, хлеб выпечен плоховато. Скажем — подгорелый хлеб или, напротив того, выжимать можно. В рот такой хлеб не лезет, а кидать его скучно. Чего делать?

А делать из него можно чего угодно. Можно, обратно, шахматы лепить. Или шашки. Или детские игрушки производить. Побольше бы такого хлебчика!

Или вот вспомнилось нам кирпичное производство. Скажем — кирпич не удался, как это теперь часто бывает.

Скажем — и форма прилично вышла, и цвет приятный, но вообще мягковато получилось. Не булка, конечно, но слегка мнется при нажиме.

Одним словом, небоскреба с такого кирпича не построишь, а кидать жалко. Собственно, даже не жалко, а так, вообще, обидно.

Чего с ним делать? А ничего с ним делать нельзя. Так, разве что сложить — и пущай лежит в пирамидах для красоты и благоустройства. И вообще это подбадривает. Все-таки как-то на душе энергичней становится. Поглядишь, а это жилплощадь напоминает. Правда, отдаленно.

Так что очень, я говорю, здорово получается, благодаря отбросам. Все приспособлено.

Единственно не знаем, куда наших таких горемычных вредителей приспособить, черти их подери совсем. То ли им бабочек ловить, то ли им в шашки в поддавки играть, то ли еще что.

1:0

Если, для примеру, милиция схватила уличную торговку и ее тянет куда надо — обязательно народ собирается.

Которые, конечно, яблочки собирают. А которые сочувствуют.

И какая-нибудь, чаще всего нервная дамочка или, скорей всего, какой-нибудь нежизненный тип из бывших слоев интеллигенции, по характеру своему нытик и маловер, начинает хвататься за обмундирование и самым тонким сопрано произносит слова, дескать, просьба всей собравшейся публики — отпустить эту мелкую торговку. Дескать, у ней и заработку, может, шесть копеек в неделю и ейный бывший муж, может, бывший подпольщик и так далее. И, дескать, побойтесь бога и вообще, где же мировая справедливость…

Оно, конечно, в такие милицейские дела наилучше всего посторонним не соваться со своим сопраном.

Потому доказать мировую справедливость нипочем невозможно. И, тем более, есть специальная инструкция. Так что милиция отвечает на это довольно резко и определенно.

Ну, и в крайнем случае, если маловер еще продолжает сомневаться и вообще рвет обмундирование, — заметают.

Тем не менее, однако, все-таки, зная такой распорядок и такую, так сказать, повестку дня, решили мы, не жалея собственных нервов и бумаги, встрять в одно такое именно милицейское дело.

Нам сообщают из Старого Петергофа:

Начальник урицкой милиции Гарнец со своими милиционерами в футбол играет, но вместо мяча бьет ногами по корзинкам уличных торговок. Штрафовать — не штрафует, патентов не проверяет, а просто чикает.

Так вот, решили мы, невзирая на лица, встрять в это дело. И хотя начальник милиции уже получил выговор, однако, мы желаем еще подбавить пару. И в силу этого печатаем подобный футбольный случай — пущай человек прочтет и застесняется.

А если торговки прочтут — пущай не наглеют и пущай со своими корзинками вперед не прутся. Штрафовать определенно будут. Но ножками ковырять товар не позволим.

Одним словом, футбольная игра окончена 1 на 0 не в пользу урицкой милиции. Неприлично!

Терпеть можно

Конечно, об чем говорить, каждая профессия имеет свой брак.

Взять хотя бы такое мелкое и глупое дело — парикмахерское. И то без брака там не обходится. Другой озверевший парикмахер в выходной день до того обработает своего пассажира, что после родная мама его не узнает.

Или, обратно, стекольщики. Газеты пишут, будто эти славные ребята имеют на круг пятнадцать процентов брака.

То есть, для примеру, произвели стекольщики сто графинов. Так из этих ста стеклянных вещиц — пятнадцать вовсе невозможно пустить в продажу. Остальные проценты тоже, собственно говоря, не следовало бы пускать на прилавок, но приходится. Надо же чем-нибудь торговать. Тем более покупатель — он купит. Действительно, будет плакать, отбиваться и морду отворачивать, но купит.

Или, обратно, повара и доктора. Они также имеют свой брак. Говорить об этом не приходится. Каждый кушал и после к врачам заходил.

Одним словом, какую профессию ни возьми — везде есть брак.

И только есть одна профессия. Она не имеет брака. Это, прямо скажем, — почтовое дело.

Ну сами посудите, сами раскиньте своим воображением. Ну какой может быть брак в этом культурном деле? Что ли, заместо марки на ладонь штемпель ставить? Или заказные письма проглатывать?

Прямо не может быть у них брака.

А это, может быть, очень обидно показалось почтовым начальникам.

То есть, говорят, каждый комиссариат имеет льготы, а мы вроде и не люди, а собаки.