Око силы. Первая трилогия. 1920–1921 годы - Андрей Валентинов

Сердце билось учащенно, мысли неслись вихрем, страшный необоримый соблазн охватывал душу. Что на другой чаше весов? Что он сможет сделать? Прочитать ветхие таблички? Узнать еще какую-нибудь непонятную тайну? Чепуха! Все это ничто перед Силой, с которой он сошелся лицом к лицу…

И тут вдруг Ростислав почувствовал боль. Он протянул руку к груди – что-то жгло кожу. Пальцы нащупали непонятный предмет в нагрудном кармане, маленький, плоский, показавшийся внезапно горячим, почти раскаленным. Иконка – образ Богоматери, подаренный младшим братом чернобородого, юным Гонзальво. «Возьмите на память… Да хранит вас…» Иконка жгла руку, захотелось бросить ее на холодные камни, растоптать… Арцеулов сжал пальцы, боль на миг показалась невыносимой – и вдруг все стало на свои места. Как же он мог? Прости, Степан…

– Ну что, Ростислав Александрович. Я вас убедил?

Голос искусителя внезапно показался хриплым и жутким – не голос, а клекот. Арцеулов встал:

– Изыди, Сатана! Будь проклят во веки веков! Аминь!

Настала тишина, повеяло холодом. Иконка вновь стала обыкновенной, чуть теплой, Ростислав перекрестился и быстро спрятал ее в нагрудный карман. Холод становился невыносимым, защемило сердце – и внезапно все пропало. Осталась сырость старого подземелья, глухая тьма – и далекий звук падающих капель.

– Пойдемте, Арцеулов!

Он не заметил, как подошел Венцлав. На плечо легла ледяная ладонь:

– Вы сами выбрали. Пойдемте!..

И снова свет фонарей рассекал стылую тьму. Шли недолго. Коридор привел в тускло освещенный керосиновыми лампами зал. Он был большим, четырехугольным, в стенах темнели несколько проходов. В центре у стоявшего прямо на земле фонаря толпились какие-то фигуры.

– Моя спецкоманда, – кивнул Венцлав. – Вас можно было прикончить прямо на месте, но мои ребята скучают без работы…

Арцеулов молчал. Венцлав хмыкнул и подтолкнул его в спину. Толчок привел в чувство. Ростислав сделал шаг вперед и резко развернулся. Удар был точен – прямо по горлу краснолицего. Рука отозвалась болью, словно он попал по деревянной доске. Венцлав покачнулся, но устоял. Бандиты из спецкоманды уже бежали к ним. Арцеулов уклонился от прямого в челюсть и ударил снова. Под рукой что-то хрустнуло, краснолицый зашатался и рухнул на каменные плиты. Вовремя! Бандиты были уже рядом, Арцеулов поднырнул под протянутую к нему руку, ударил ногой, перехватил чью-то кисть, резко дернул и, услышав злобный крик, бросился к ближайшему проходу. Он был близок к цели, когда почуял сзади хриплое булькающее дыхание. Подсечка сбила с ног. Ростислав успел перевернуться, спасаясь от удара сапогом, но тут еще один удар – прямо в голову – на миг лишил сознания.

Очнувшись, он почувствовал, что его трясут. Чьи-то руки рвали шинель, слышалась злобная ругань. Открыв глаза, Ростислав увидел склонившиеся над ним лица. Нет не лица – жуткие личины: мертвые тусклые глаза, перекошенные от злости красногубые пасти с оскаленными желтыми клыками…

– Очухался! Че с ним, с падлой, делать, начальник?

Голоса перебивали друг друга. Кто-то шарил по карманам. Послышался вопль – иконка, подарок Гонзальво, выпала из чьей-то лапы, и нелюдь, бешено ругаясь, принялся втаптывать образ Богоматери в грязь. Арцеулова встряхнули и поставили на ноги.

– К стенке! – Венцлав брезгливо отряхивал шинель. Красное лицо было перекошено. Кажется, удары Ростислава не пропали зря.

– Не надо, начальник! Мы его и так! Разреши! На части порвем. Горлянку враз исполосуем…

Венцлав спокойно выслушал недружный крик.

– Приказ. Шлепните – он ваш!

Ростислав не ждал чего-нибудь иного. О чекистах он был наслышан, а люди они или упыри – значения не имело. Что они с ним собираются делать? Сожрать, что ли? Арцеулов не удивился бы и этому. Его толкнули к стене. Ростислав взглянул на выщербленные пулями камни и понял, что будет не первый, кого привели сюда. Нелюди предпочитали творить расправу подальше от света, в самом сердце подземелья…

Оставалось повернуться, стать спиной стене и встретить смерть, как и полагается офицеру – лицом. За эти годы приходилось умирать много раз. Наверное, это последний…

Бандиты, ругаясь, разбирали винтовки. Венцлав стоял в стороне, в руке горела папироса. Лицо нелюдя вновь стало холодным и безразличным.

– Братва, в сердце не целить! Сперва по коленям, а после набьем брюхо свинцом, пусть в кровянке, гад, поползает! Жалко, если сразу сдохнет…

Щелкали затворы. Клыкастые пасти жадно скалились, пустые мертвые глаза смотрели с нечеловеческой лютой ненавистью. На мгновение вновь стало страшно. Арцеулов зажмурился…

– Нужна помощь, брат-вояк?

Он почувствовал легкое прикосновение и, все еще не веря, открыл глаза. Чешский подпоручик стоял рядом все в той же старой зеленой шинели и высокой легионерской фуражке – точно такой же, как встретился ему в далеком Нижнеудинске. Он улыбался – спокойно, чуть грустно.

Арцеулов резко выдохнул. «Брежу, – пронеслось в голове. – Откуда?» Но он не бредил. Его странного спасителя увидели. Краснорожие испуганно переглядывались, не решаясь поднять винтовки. Венцлав замер, сжав окурок в кулаке.

– Не бойся их! – усмехнулся чех. – Это просто ночной кошмар. Сейчас он кончится…

– Стреляйте! – в голосе Венцлава звучали гнев и одновременно – растерянность. – Огонь, сволочи!

Бандиты начали нерешительно перешептываться, один сплюнул, поднял черный ствол… Глаза подпоручика сощурились, тонкие губы сжались и побелели. Отчаянный вопль – винтовка упала на землю, бандит взмахнул дымящимися гарью ладоням. Остальные с криками бросились прочь, в темноту.

– Стой! – Венцлав шагнул вперед, сжимая наган. – Ты не имеешь права! Ты… Ты такой же, как и мы!

– Пойдем, брат-вояк, – чех опять улыбнулся, глаза блеснули живым ярким светом. – Пусть они остаются там, где им место, – в бездне…

Его рука легла на плечо Ростислава. Арцеулов повернулся – перед ним была стена.

– Пойдем! – повторил подпоручик и прошел прямо сквозь темные выщербленные камни. Арцеулов мгновенье помедлил, затем, уже ничему не удивляясь, шагнул следом. На миг стало темно, дыхание перехватило, но вот легкие наполнились холодным сырым воздухом. Стена осталась позади. Вспыхнул свет – чех включил фонарик и передал его Ростиславу:

– Здесь проход…

Узкий коридор вел куда-то вверх. Скоро воздух стал не таким сырым, повеяло свежим ветром. Чех остановился, кивнул куда-то вперед.

– Сейчас выйдем, брат-вояк. В городе найдешь дорогу?

– Д-да, конечно, – растерялся Арцеулов. – Постойте! Постойте подпоручик! Я…

– Не надо, – покачал головой чех. – Я ведь твой должник. Помнишь, я говорил тебе?

– Но… Почему?

– Разве люди не должны помогать друг другу? – легионер улыбнулся. – Неужели это так важно?

– Важно!

– За тебя просила та, которая помнит и молится о тебе, Ростислав…

Арцеулов понял – чех говорит о Ксении. Дыхание вновь перехватило:

– Я… Я увижу ее?

– Мы все увидимся, брат-вояк. А пока она просила передать, чтобы ты помнил ее слова. Все сбудется. Твой счет уже оплатили…

…Давний сон. Поезд Верховного, утро катастрофы…

«Ты будешь жить долго, Слава… Тебе поможет тот, кто уже помог тебе, хоть и желал зла. Тебе поможет тот, кому помог ты, хоть и забыл об этом. И, наконец, тебе поможет старый друг, с которым ты не надеешься увидеться…».

Чех осторожно тронул его за локоть, и Арцеулов послушно пошел дальше. Да, все сбывалось. Тот, кому он помог, шел рядом. Тот, кто помог ему, лежал в свежей могиле на Донском. Его счет оплатили – Ксения, лопоухий Степа, друзья, лежавшие в русской земле от Харькова до Читы. И всем им он должен. Ему предстоит всю жизнь выплачивать этот долг. Кто-то поможет – тот, с кем он не надеется увидеться. Это будет, наверное, нескоро. Что ж он будет жить, бороться – и ждать…

– Но все-таки, – не выдержал Арцеулов. – Почему вы, подпоручик? Мы же с вами никогда не виделись!

– Виделись, брат-вояк… Ну, мы пришли.

Перед ними была глухая стена, только вверху светилось маленькое окошечко, через которое струился свежий весенний воздух. Арцеулов недоуменно взглянул на своего спутника.

– Тебя смущает стена? Забудь про нее, брат-вояк! Ты же видел – это нетрудно. Шаг – и ты свободен. Прощай…

– Постойте! Вы не ответили… Где мы?.. Как?..

– А ты вспомни, Ростислав. Это тоже нетрудно…

Чех улыбнулся, в странных неживых глазах вновь вспыхнул огонек. И тут Ростислава словно ударило: зеленая шинель! Зеленая шинель, забросанная землей, почти незаметная среди молодой высокой травы…

…Рота наступала, пробиваясь к высоким берегам Камы. Только что кончился бой – тяжелый, кровавый. Все смертельно устали, но Арцеулов торопил: надо было успеть похоронить погибших. Их шестеро – пятеро нижних чинов и пожилой унтер. Еще с Германской Ростислав соблюдал железное для солдата правило – мертвые имеют право на последний приют.