VIP значит вампир. (Трилогия) - Юлия Набокова

— Никогда не поздно переехать, — утешила я ее.

— Да. Но к тому времени там уже не будет Александра…

Совсем рядом зазвенела знакомая надрывная мелодия из какой–то телевизионной рекламы. Бросив короткий взгляд на экран мобильного, Ипполит с грохотом отодвинул стул и, опираясь на трость, вышел из зала, на ходу отвечая на звонок.

— Секретные переговоры, — хмыкнула я, глядя ему вслед. — Кстати, Вероник… — Услышав, что наши соседи перешли к обсуждению арманьяка, я тихо спросила: — Этот Сартр — он кто? Художник или актер?

Та так и прыснула:

— Ну ты даешь! Ты понятия не имеешь о том, кто этот славный предок? О, — передразнила она меня, — я так люблю его ранние работы! Совсем не то, что поздние!

Я сконфуженно потупила глаза.

— Не бойся. Я не выдам твой страшный секрет, — торжественно поклялась Вероник и, убедившись, что Пьер с Эмилем увлечены беседой, шепнула: — Жан–Поль Сартр — писатель и философ.

Хорошо что не военный!

— И этот Ипполит ему кто — сын, внук? — уточнила я.

— О, я даже толком не знаю. Никто не знает. Ходят слухи, что Ипполит даже не прямой потомок, но никто не рискует высказать свои сомнения. В конце концов, кому какая разница? А ты, — она виновато замялась, — на меня не сердишься? За платье?

Ну как на нее сердиться? Вся так и сияет торжеством. А это болото снобов давно было пора встряхнуть. И мне лестно, что я имею к этому самое непосредственное отношение.

— Зачем ты это сделала? — спросила я.

— Давно мечтала. Вот только случая не было.

— Случая или смелости?

— И этого тоже, — призналась Вероник. — Строгий дресс–код соблюдается уже несколько веков, а я все–таки старейшина.

— Ты все правильно сделала. — Я сжала ее руку. — Вот увидишь, на следующем таком сборище будет уже больше ярких платьев!

— Да уж, — хмыкнула Вероник, — мы порядком встряхнули этот улей.

Мы заговорщически перемигнулись и стукнулись бокалами, в которых плескалось кроваво–красное мерло урожая 1985–го — года моего рождения. Своеобразный знак уважения парижских вампиров залетной гостье.

Вернулся Ипполит, с чрезвычайно озабоченным видом сказал что–то Эмилю с Пьером. Мужчины поднялись, Ипполит повернулся к Вероник:

— Есть дело.

Та без лишних расспросов отставила бокал и встала из–за стола, бросив мне:

— Извини, Жанна. Я скоро.

Четверо старейшин прошли мимо почтительно примолкших вампиров и скрылись за аркой. А потом взгляды присутствующих ударили по мне пулеметной очередью, а в оживленных разговорах, казалось, чаще зазвучало мое имя. Стараясь сохранить независимый вид, я сделала большой глоток вина и отправила в рот ломтик пармской ветчины, совершенно не ощутив вкуса. Оставшись без Вероник и без соседей по столу, я остро почувствовала свое одиночество и чужеродность этой тусовки, где мне никто не был рад.

Никто не подсаживался ко мне, как на дебютной вечеринке в Москве, не представлялся, не оставлял визиток. А я еще побаивалась, что меня, как наследницу баснословного состояния, изведут знакомствами и приглашениями. Меня изучали со стороны, как нового обитателя в террариуме, и все мои попытки поймать чей–нибудь взгляд заканчивались провалом.

Хоть бы Андрей, что ли, ко мне подсел! Вспомнив о нем, я окинула взглядом присутствующих. Гончего за столом не было, и мне вдруг сделалось жаль его — оставшегося на пронизывающем ветру, не приглашенного к праздничному столу, а может, он и сам не захотел присоединиться?

От внезапной мысли вино комом стало в горле. А что, если они знают? Знают, кто на самом деле убил Жана? Но пресловутое воспитание не позволяет им выставить меня вон, а наследство, которое мне полагается по завещанию, вынуждает мириться с моим присутствием?

А может, они просто ждут от меня первого шага? Может, никто не осмеливается так запросто присесть на место старейшин и завести со мной беседу? Я ободряюще улыбнулась элегантно одетой парочке — мужчине и женщине, которые сидели ко мне ближе остальных. Они были так похожи, что их можно было принять за брата и сестру. Или за супругов, проживших вместе долгие годы. Но осмелиться высказать это вслух я не решилась. Мужчина заметил мой взгляд в тот момент, когда подкладывал в тарелку своей спутницы сыр дор–блю. Он светски улыбнулся мне и протянул руку за моей тарелкой, расценив мой взгляд за гастрономический интерес. Отказываться было неудобно, и я стала счастливой обладательницей щедрой горки сыра с плесенью, которого я и прежде–то терпеть не могла, а сейчас и вовсе возненавидела. Черноволосая вампирша бросила на меня ревнивый взгляд — мол, что же я не ем, коль напросилась? — и с вызовом отправила в рот сырный кубик. Пришлось последовать ее примеру. Зря, потому что от специфического вкуса меня замутило, и под прицелом сотни пар глаз я выбралась из–за стола. Я нашла в себе силы с гордо выпрямленной спиной прошествовать через зал, но, нырнув в арку, ускорила шаг, пробежала пустую бальную залу и буквально вывалилась в двери, на половинках которых были нарисованы крылья летучей мыши.

Оказавшись в стеклянной галерее, я в замешательстве огляделась по сторонам. Я понятия не имела, где искать дамскую комнату, а спросить было не у кого. В галерее не было ни души. Здесь было свежо, и я зябко повела голыми плечами. Морозный воздух скользнул под юбку, задержался на лодыжках и побежал по ногам, отзываясь мурашками. Ночь, просочившаяся сквозь стекло, поила меня прохладой, и я жадно пила воздух, как голодный вампир — кровь. У парадного входа мелькнули огни, и я прильнула к стеклу, в надежде увидеть Андрея, по–прежнему подпирающего постамент мраморного льва. Но Гончего на улице не было. От крыльца к воротам отъехал черный автомобиль, а когда шум мотора умолк вдали, я услышала стук каблучков, чеканящих по паркетному полу бального зала — кто–то из вампирш направлялся оттуда в галерею. Крылья–створки распахнулись, впустив черную бабочку.

— Вот ты где! — Молоденькая вампирша в черном платье с разрезами до бедра, которую я при первом осмотре охарактеризовала как роковую красотку, безо всякого стеснения разглядывала меня в упор, и в ее голубых глазах танцевали смешинки. Растерявшись от этого откровенного взгляда, столь непривычного среди этой публики, я не сразу сообразила, что фраза прозвучала по–русски.

— Бессонова! Жанка! — Вампирша хлопнула себя по бокам. — Ну точно ты! У тебя сейчас такой же потерянный взгляд, как в тот раз, когда Каркуша тебя к доске вызвала, а ты стихотворение Пушкина выучить забыла.

Каркуша — это строгая учительница литературы, а это, стало быть…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});