Дом Цепей - Стивен Эриксон

Она не подняла головы. — Л'орик, я гадала, можно ли отличить культ Бидитала от культа убийц Корболо Дома? Лагерь нынче переполнен — я рада, что спряталась здесь и почти жалею тебя. Ты поговорил с ней сегодня, наконец?

Он со вздохом уселся рядом, снял заплечный мешок и начал вынимать еду. — Да.

— И?

— Заботы о неминуемом столкновении… переполняют ее.

— Мать не спросила обо мне, — оборвала его Фелисин, чуть улыбнувшись.

Л'орик отвернулся. — Не спросила, — согласился он едва слышно.

— Значит, знает. И рассудила как я — Бидитал почти разоблачил заговорщиков. Им нужно, чтобы он или присоединился или встал в стороне. Эта истина не изменилась. Ночь измены близится. Поэтому Матери нужно, чтобы он сыграл свою роль.

— Не уверен, Фелисин, — начал Л'орик и захлопнул рот.

Однако на поняла. Улыбка стала шире. — Тогда Богиня Вихря украла любовь из ее души. А, ладно — ее осаждали уже давно. Так или иначе, она не настоящая мать; это звание принято, потому что ей было приятно или…

— Не совсем так, Фелисин. Ша'ик увидела твое бедственное…

— После возрождения она увидела меня первой. Случайность. Именно я ходила тогда собирать чай дхен» бара. До того дня Ша'ик меня не замечала — да и за что? Я одна из тысячи сирот. Но потом она… возродилась.

— Наверное, как снова вернулась к жизни…

Фелисин засмеялась. — Ох, Л'орик, ты всегда стараешься делать как лучше? Я знаю и ты знаешь: Ша'ик Возрожденая — не та женщина, что была Ша'ик Старшей.

— Едва ли это важно. Богиня Вихря избрала…

— Потому что Ша'ик Старшая умерла или ее убили. Ты не увидел истину на лицах Леомена и Тоблакая, как я? Они были неуверенны в себе, не знали, удастся ли обман или нет. Если удался, то тут не обошлось и без моей помощи. Богиня избрала ее вынужденно, Л'орик.

— Я уже сказал, Фелисин: это не важно.

— Для тебя — может быть. Но ты не понял. Однажды я видела Ша'ик Старшую вблизи. Ее взгляд пробежал по мне, и… она никого не замечала. В тот миг я, еще дитя, познала ее истину. Ее и богини, что стоит за ней.

Л'орик откупорил кувшин и промочил пересохшее внезапно горло. — И что это за истина? — прошептал он, не в силах поглядеть ей в глаза. Вместо этого он полным ртом глотнул неразбавленного вина.

— О. Все мы, все и каждый — всего лишь рабы. Мы орудия, которыми она удовлетворяет свои желания. Кроме этого, ничего наши жизни для нее не значат. Но в Ша'ик Возрожденной, думаю, я увидела… иное.

Он краем глаза заметил, что она пожимает плечами.

— Но богиня слишком сильна. Ее воля слишком абсолютна. Яд равнодушия… я отлично знаю его вкус, Л'орик. Спроси любого сироту, пусть они и выросли — все скажут одно и то же. Все сосали горькое молоко.

Он знал, что слезы струятся из глаз, текут по щекам, но не решался их утереть.

— И теперь, Л'орик, — продолжила она, что помедлив, — мы обнажены. Все мы сироты. Подумай. Бидитал, потерявшийся в храме и своем культе. И Геборик. Корболо Дом, прежде не уступавший великим воителям, каковы Вискиджек и Колтейн. Фебрил — знаешь ли, он умертвил своего отца и свою мать? Тоблакай, потерявший родное племя. Все остальные… некогда мы были детьми Малазанской Империи, Л'орик. Но что мы сотворили? Отвергли Императрицу ради безумной Богини, грезящей лишь о разрушении, желающей пить из моря крови…

— А я, — спросил он мягко, — тоже сирота?

Отвечать нужны не было — они знали, что это правда.

«Озрик…»

— Остается только… Леомен Молотильщик. — Фелисин забрала вино из его рук. — Ах, Леомен. Наш алмаз с изъяном. Интересно, сможет ли он спасти всех? Воспользуется ли шансом? Среди нас только он остался… не скованным. Не сомневаюсь, богиня требует его себе, но это пустые требования — ты ведь видишь?

Он кивнул, утирая глаза. — И думаю, намекнул на это Ша'ик.

— Она знает, что Леомен — наша последняя надежда?

Вздох его был хриплым. — Думаю, да…

Они замолчали. Пришла ночь, пламя прогорело, и только свет звезд озарял поляну. Казалось, каменные глаза постепенно обретают жизнь. Полукруг статуй устремил на них взгляды. Взгляды жадные, алчущие. Голова Л'орика дернулась. Он поглядел в мрачные лица, потом на двух воинов-Тоблакаев, и снова поник, задрожав.

Фелисин тихо засмеялась. — Да, они наводят жуть. Верно?

Л'орик хмыкнул: — В творениях Тоблакая таится загадка. Эти лица… Тлан Имассы. Но…

— Он думает, это его боги. Верно. Так рассказал Леомен, опьянившись дурхангом. И предупредил ничего не говорить Карсе. — Она засмеялась громче. — Как будто я стала бы. Лишь дура встанет между Тоблакаем и его богами.

— Ничего простого в этом простом воине, — пробормотал Л'орик.

— Да и ты не просто Верховный Маг. Знаешь, скоро тебе придется действовать. Делать выбор. Будешь колебаться слишком долго, выбор сделают за тебя, к твоему горю.

— Я возвращаю тебе твои слова.

— Ладно, похоже, нам еще есть что обсудить. Но сначала поедим — пока не опьянели.

* * *

Ша'ик вздрогнула, отступив. Шумно вздохнула, охваченная тревогой — и болью. Вокруг жилища Геборика клубилось полчище заклинаний, еще взволнованных столкновением с ней.

Подавив раздражение, она сказала как можно громче: — Ты знаешь кто пришел, Геборик. Позволь пройти. Отвергнешь меня — познаешь гнев богини здесь и сейчас.

Миг молчания. — Войди.

Она ступила внутрь. Некое давление — она пробилась, чуть не отброшенная к крошащейся стене. И вдруг… пропажа. Ее охватил ужас, словно ярчайший свет пронизал непроницаемую мгновением раньше тьму. Лишение… и свобода. «Боги, свобода… свет…» — Руки Духа! — прохрипела она. — Что ты сделал?

— Богиня, что внутри тебя, — раздались слова Геборика, — не желанна в моем храме.

Храме? Ревущий хаос нарастал, заполняя места в душе, откуда внезапно исчезла богиня — терзая темным потоком возвращения к… «к тому, чем я была». Горькая ярость вспыхнула степным пожаром, когда воспоминания осадили ее стаей демонов. «Бенет. Ты, ублюдок. Ты схватил руками дитя, но вылепил отнюдь не женщину. Игрушку. Рабыню для тебя, твоего уродливого скотского мира.

Я привыкла видеть в твоих руках нож, мерцающее лезвие — вечная привычка. Ты и меня научил, верно? Резать ради веселья и крови. И ох как я резала! Боден. Кульп. Геборик…»

Физическое присутствие, крепкая хватка рук — нефритовая зелень, черные полосы — фигура, мощная и широкоплечая, как бы под покрывалом листьев — нет, это татуировки. Геборик…

— Внутрь, милая. Я сделал тебя… опустошенной. Нежданное последствие изгнания богини из души. Идем.

Тут он повел ее в шатер. Воздух холодный и спертый, единственная лампада сражается с сумраком — пламя вдруг зашевелилось, это он поднес лампу к жаровне, поджигая облитый маслом прессованный кизяк. Действуя, старик говорил: — Не особенно нужен был свет… прошло время… прежде чем я сумел освятить этот временный храм. Что ты знаешь о Триче?

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});