Гаргантюа и Пантагрюэль - Франсуа Рабле

Наконец Бакбук обратилась к нам с такою речью:

– Ваши философы отрицают, что движение может производиться силою одних лишь фигур, – послушайте, однако ж, что я вам скажу, и вы уверитесь в обратном. Посредством вот этой двойной улиткоподобной фигуры, находящейся во взаимодействии с пятеричной системой клапанов в каждом внутреннем изгибе (точь-в-точь как полая вена в том месте, где она впадает в правый желудочек сердца), приходит в движение священный этот фонтан и порождает гармонию, которая доплескивается даже до ваших морей.

Затем она велела принести кубки, чаши, золотые, серебряные, хрустальные и фарфоровые бокалы и любезно предложила нам испить влаги, струившейся из фонтана, мы же с великою радостью согласились. Я должен прямо вам сказать, что мы не из породы воробьев, которые начинают есть только после того, как их похлопают по хвосту, или телят, которые также принимаются за еду и питье только после того, как их взлупят. Кто нас вежливо попросит выпить, тем мы никогда не отказываем. Засим Бакбук спросила, как нам это понравилось. Мы же ответили ей, что это отличная холодная ключевая вода, более прозрачная и серебристая, чем вода Аргиронда в Этолии, Пенея в Фессалии, Аксия в Македонии и Кидна в Киликии, который знойным летом показался Александру Македонскому таким прекрасным, чистым и прохладным, что блаженство погрузиться в эти волны взяло в нем верх над страхом перед болезнью, которою могло для него кончиться мимолетное это наслаждение.

– Ах! – воскликнула Бакбук. – Вот что значит не следить за собой и не постигать тех движений, которые производят мускулы языка, когда жидкость стекает вниз, но не в легкие, через дыхательное горло, как полагали славный Платон, Плутарх, Макробий и другие, а через пищевод в желудок. Неужели, чужестранцы, глотки у вас оштукатурены, вымощены и вылужены, как некогда у Пифилла[980], иначе называемого Тефтом, и вы не смогли распробовать и угадать, каков на вкус божественный этот напиток? Принесите мои скребки, – вы знаете какие, – молвила она, обратясь к своим прислужницам, – им необходимо поскрести, поскоблить и почистить нёбо.

Засим были принесены прекрасные, большие, веселившие взор окорока, прекрасные, большие, веселившие взор копченые бычьи языки, прекрасные, доброкачественнейшие соленья, мозговая колбаса, икра, доброкачественнейшие, прекрасные сосиски из дичи и всякие прочие глоткоочистители. В соответствии с распоряжением Бакбук мы ели до тех пор, пока не почувствовали, что желудки наши изрядно прочищены и что довольно-таки мучительно дает о себе знать жажда. Тогда Бакбук сказала:

– Некогда один ученый и доблестный иудейский вождь, ведя по пустыне свой народ, изнывавший от голода, вызвал с небес манну, и воображение голодных людей придало ей такой же точно вкус, какой прежде имела для них мясная пища. Вот и вы теперь, попробовав чудесного этого напитка, найдете в нем вкус того вина, которое вы себе вообразите. Итак, напрягите воображение и пейте.

Мы так и сделали. В то же мгновенье Панург воскликнул:

– Ей-богу, это бонское вино! Пусть меня сцапают сто шесть чертей, но такого вкусного вина я еще никогда не пил. Чтобы как можно дольше его смаковать, недурно было бы иметь шею длиной в три локтя – именно о такой мечтал Филоксен, – или шею журавлиную – такую желал иметь Мелантий.

– Честное фонарное слово, это вино гравское, забористое, игристое, – сказал брат Жан. – Бога ради, голубушка, откройте мне способ его приготовления.

– А по-моему, это мирвосское, – объявил Пантагрюэль, – прежде чем пить, я представил себе именно его. Одно плохо: уж очень оно холодное, холоднее льда, холоднее воды Нонакриса и Дирки, холоднее воды Кантопории Коринфской, замораживавшей желудок и все пищеварительные органы тем, кто ее пил.

– Пейте еще, и еще, и еще, – молвила Бакбук. – И, каждый раз воображая что-нибудь новое, вы найдете, что напиток обладает именно тем вкусом, какой вы задумали. Вперед не говорите, что для Бога есть что-нибудь невозможное.

– А мы и не говорим, – возразил я, – мы стоим на том, что Бог всемогущ.

Глава XLIII

О том, как именно Бакбук вырядила Панурга, чтобы он услышал слово Бутылки

После того как все эти речи и возлияния были окончены, Бакбук спросила:

– Кто из вас желает услышать слово Божественной Бутылки?

– Я, – отвечал Панург, – ваша покорная вороночка.

– Друг мой, – сказала она, – я дам вам только одно наставление: когда подойдете к оракулу, старайтесь слушать его одним ухом.

– В наших краях вино бывает одноухое, – вставил брат Жан.

Затем Бакбук надела на Панурга накидку, красивую белую шапочку, нацепила ему Гиппократов рукав[981], на конце которого вместо кисточки красовались три булавочки, вместо перчаток выдала ему два старинных гульфика, опоясала его тремя связанными вместе волынками, трижды вымыла ему лицо водой из упомянутого фонтана, бросила прямо в лицо горсть муки, воткнула три петушьих пера с правой стороны Гиппократова рукава и заставила Панурга девять раз обойти вокруг фонтана, сделать три легких прыжка и семь раз коснуться задом пола, а сама в это время творила какие-то заклинания на этрусском языке и что-то вычитывала из ритуальной книги, которую нес перед ней один из ее мистагогов.[982]

Словом сказать, я полагаю, что ни Нума Помпилий, второй царь римский, ни жители этрусского города Церы, ни святой вождь иудейский не прибегали к стольким церемониям, сколько мне довелось видеть в тот день, равно как мемфисские жрецы Аписа в Египте, эвбейцы из Рамнунта Рамнузийского, жрецы Юпитера-Аммона и жрецы Феронии[983] не совершали стольких священнодействий, сколько мне пришлось наблюдать там.

Вырядив Панурга таким образом, Бакбук увела его от нас направо, через золотую дверь, за пределы храма, в круглую часовню, сложенную из прозрачных, отражающих свет камней, благодаря совершенной прозрачности коих солнечный свет, пробиваясь сквозь пролом в скале, прикрывавшей главный храм, свободно, целыми потоками вливался в эту часовню, лишенную окон и каких бы то ни было других отверстий, так что казалось, будто он возникал там же, внутри, а не притекал извне. Построена была часовня так же изумительно красиво, как священный храм в Равенне или в Египте, на острове Хемнии. Полагаю нелишним заметить, что построена была круглая эта часовня на редкость симметрично, и поперечник ее равнялся высоте стен.

Посреди часовни находился фонтан из лучшего алебастра, семигранной формы, необычайно тонкой работы, снабженный особой системой клапанов, и наполнен он был водою, такою прозрачною, какою эта стихия, верно, была лишь в первозданном своем состоянии, а в воду была наполовину погружена Бутылка, облаченная в прекрасный чистый хрусталь и имевшая овальную форму; вот только края выступали у нее чуть-чуть заметнее, чем это позволяет означенная форма.

Глава XLIV

О том, как верховная жрица Бакбук подвела Панурга к Божественной Бутылке

Тут доблестная жрица Бакбук велела Панургу пасть на колени и поцеловать край фонтана, а затем встать и проплясать вокруг него три ифимба. После этого она приказала Панургу сесть между двух заранее приготовленных стульев, прямо на пол. Потом развернула ритуальную свою книгу и, нашептывая ему слова на левое ухо, заставила пропеть нижеследующую песню виноградарей:

О Бутылка,Чтимый всюдуКладезь знанья!Чутко, пылкоЖдать я будуПрорицанья.Ты ж, издав звучанье,Мне судьбу открой.Идя на Индию войной,В напиток твой благословенныйВлил Бахус дивною рукойВсю мудрость нашей жизни бренной.От века чужды этой влаге пеннойФальшь и притворство, плутни и обманы.Вкусив впервые этот сок бесценный,Свалился навзничь Ной, восторгом пьяный.Пускай ответ, тобою данный,Излечит все мои страданья,Я к чудотворному сосудуВзываю с дрожью в каждой жилке:О Бутылка,Чтимый всюдуКладезь знанья!Чутко, пылкоЖдать я будуПрорицанья*.

Когда песня была спета, Бакбук что-то бросила в фонтан, и вода внезапно забурлила, как в большом бургейльском котле в праздник жезлов. Панург молча слушал одним ухом, Бакбук по-прежнему стояла рядом с ним на коленях, и вдруг в священной Бутылке послышался шум, как от пчел, народившихся из тела молодого бычка, убитого и разделанного по способу, изобретенному Аристеем[984], или же от стрелы, выпущенной из арбалета, или же от нежданно хлынувшего летнего ливня. И тогда послышалось слово: Тринк.

– Истинный Бог, она разбилась или уж по меньшей мере треснула! – вскричал Панург. – Так в наших краях разговаривают хрустальные бутылки, когда лопаются от огня.

При этих словах Бакбук встала с колен и, ласковым движением взяв Панурга под руку, сказала:

– Друг мой! Возблагодарите Небо – это ваш прямой долг: ведь вы сразу услыхали слово Божественной Бутылки, да еще такое веселое, такое мудрое, такое определенное слово, какого я от нее не слыхала за все время службы у пресвятого ее оракула. Встаньте, мы с вами сейчас пойдем и раскроем соответствующую главу, в глоссах которой истолковано это прекрасное слово.