Огненный скит - Юрий Любопытнов

Испив воды и вытерев губы ладонью, Венька отказался от завтрака, который предложила вышедшая Кешкина жена, сел на телегу и тронул вожжи.

Через полчаса он выехал на Сабуровское поле и увидел за липами сверкающий на солнце золочённый крест.

Кешка не соврал — батюшка ждал Косоурова, уже собранный в путь. Был он небольшого роста, с рыжеватыми волосами и бородой, не постриженной и, казалось, не очень ухоженной. На круглом лице этаким трюфелем выделялся нос и плутоватые круглые глаза. Венька думал, что поп будет в рясе, а тот был одет в костюм и серую рубашку, на голове сидела соломенная шляпа. У ног стоял саквояж со створками, окантованными металлическими полосками.

Когда Венька, примостив помятую на боках купель и саквояж батюшки с принадлежностями на телегу, оглянулся, отец Николай перекрестился на порыжевший купол храма и резво вскочил на повозку, сверкнув железными набоечками на каблуках.

— Трогай, сыне! — сказал он весело и больше до самого леса не проронил ни слова.

«Ни за что бы не признал в этом человеке попа, если бы не борода, — думал Венька, настёгивая Ветерка. — Мужик, как мужик…»

Он церкви не посещал, священнослужителей почти не видел, поэтому с любопытством присматривался к отцу Николаю.

В лесу, где было не так жарко, отец Николай разговорился.

— А что, сыне, — спросил он, — у вас председателем всё Кузьмич?

— Да он, в печёнку его мать. Куда ж ему деться. Он больше никем и работать не сумеет. Только глотку драть да командовать и может.

— Ай, как непочтительно говоришь о начальстве.

— Какое же оно начальство без нас, без народу. А раз без нас оно не начальство, значит, мы важнее. Я так понимаю.

На такой философский расклад отец Николай не нашёлся, что ответить и снова замолчал, думая о своём. Ветерок весело бежал по тенистой прохладной дороге, выбрасывая вперёд резвые молодые ноги. Погромыхивала на телеге пустая купель.

— Так быстро приедем, — проговорил отец Николай, в очередной раз подпрыгнув вместе с возком на колдобине.

— А что, отче, деньгами возьмёте или натурой? — спросил Венька.

Он знал, что как только привезёт отца Николая, его отведут незаметно в сторону и спросят на ухо: «Сколько поп возьмёт?» Он хотел, чтобы к нему в деревне относились с почтением и, конечно, должен был наперёд знать намерения батюшки насчёт цены за требу. Поэтому он и спросил.

— Деньгами возьму, — ответил отец Николай. — Дорого не возьму. Натурой бы лучше… но, что вы счас дадите? Яиц. Так разобьём в дороге яйца, а что другое — так протухнет. Вот мёду возьму. Мёд есть?

— Мёд есть. Но дорогой ныне.

— Это хорошо, — сказал отец Николай и нельзя было понять, что хорошо, что мёд дорогой или что он есть, и опять надолго замолчал.

Ещё не было пополудни, как Венька осадил жеребца возле своего дома. Поп спрыгнул с телеги и походил по зелёной лужайке, разминая затёкшие ноги. Их ждали, и телегу быстро окружили мужики и бабы, кто готовый звать батюшку на требу, а кто просто так, из любопытства, поглазеть. Набожная старуха Пелагея протиснулась вперёд и поцеловала у батюшки ручку. Пока она лобызала руку священника, Косоуров успел сообщить деревенским за что и по сколько попу платить.

Когда вокруг телеги воцарилось относительное спокойствие, Венька спросил отца Николая:

— С чего начнём, отче, — с крещения али ещё с чего, с больного, может быть?

— Младенцы подождут, — ответил отец Николай. — Больной ждать не может. А посему пойду к страждущему. А вы пока воды согрейте да место определите для крестин.

— У меня крестить будем, — ответил быстро Венька. — Вот дом напротив.

— Добро, — взглянув на Венькин пятистенок, сказал священник. — Бери купель и покажи, сыне, где мне можно облачиться.

— Это завсегда, — проговорил Венька, взял с телеги купель и повёл попа за собой.

После облачения, когда отец Николай предстал перед взорами деревенских во всей строгости своего сана, Венька, отдав распоряжения жене нагреть воды, повёл батюшку к больному Павлу Фёдорову, неся в руках поповский саквояж.

Решив посмотреть, что будет делать священнослужитель с соседом, Венька хотел прошмыгнуть за ним в избу, но дальше порога отец Николай его не пустил. Венька присел на лавку в сенях и стал озираться по сторонам. Ему было слышно, как в доме — дверь была приоткрыта — отец Николай разговаривал с Павлом и его женой Дарьей, высокой сухопарой бабой с тонким длинным носом. Там шипело и потрескивало, и скоро до Веньки дошёл запах нагретого воска и ещё чего-то, чего Венька не знал, но подумал, что ладана. До него доносились отдельные слова, что выговаривал отец Николай:

— Владыко, вседержителю… наказуяй и неумервщляяй… раба твоего Павла немощствующа посети милостию твоею, прости ему всякое согрешение… укроти страсть и всякую немощь таящуюся… воздвигни его от одра болезненнаго и от ложа озлобления цела и всесовершенна…

Дальше Венька не стал слушать и вышел на улицу покурить.

— Ой, как хорошо на воле, — сказал он сам себе, потянувшись. — Солнышко, светло.

Он достал из кармана пачку папирос «Ракета». К нему подошёл полоумный Лёня. Мать его постригла ножницами, как стригли детей в деревне, и его непокрытая голова с неровно обрезанными волосами, «лесенкой», была похожа на подсолнух, качающейся на тонком стебле.

— Тебе что, Лёня? — участливо спросил Венька. — Закурить?

Иногда Лёня просил папироску, закуривал и, увлекшись этой процедурой, дымил, не обращая внимания на окружающих, и в его тонких мокрых губах таилась загадочная усмешка.

Лёня отказался.

— Маманька послала к батюшке, — нараспев начал говорить он, — сказала, упади в ноги, пусть причастит да помолится за спасение твоё. Она и сама бы сходила, да нету ничего, чем заплатить ему.

— Жди, — внушительно сказал ему Венька, почувствовав себя на сегодня главным. — Я попрошу отца Николая. Мне он не откажет. Причастит тебя задаром. Божьего человека чего не причастить и даром.

Лёня был у матери один. Отца не было — не пришёл с фронта. Лёня ходил в семилетку, потом учился в городе в средней школе, окончил её с золотой медалью и поступил в институт. Однако на втором или третьем курсе у него случилось что-то с головой. Его лечили, но дело на лад не подвигалось. У матери не было денег, чтобы показать сына московским профессорам или устроить в хорошую больницу. Помыкавшись по разным людям, гадалкам и врачевателям, привезла его с изъянами в деревню.

— Жила у Лёни лопнула от умственного напряжения, — говорили в деревне. — Надо ведь — науку хотел осилить. Где нам с нашими харчами…