Реверс - Михаил Юрьевич Макаров

фоне веснушки приобрели новый окрас, кофейный. После пятничного аврала Кирилл вернулся домой за полночь. Сил не хватило даже на то, чтобы принять душ. Утром с трудом восстал из руин.

Глядя на сыновьи страдания, мать сокрушалась, что он не пошёл по учёной стезе.

«Как будто, от меня зависело, — мысленно оппонировал ей важняк, расправляясь с глазуньей из пяти яиц. — Александр Михайлович, как узнал про аспирантуру, такой крик поднял, в окнах чуть стёкла не вылетели».

— Мам, а добавки можно? — двинул на край стола до блеска вычищенную тарелку.

— Вот умница, — умилилась мать, с трудом удерживаясь от того, чтобы погладить сына по голове.

Хороший аппетит — отрада для материнского сердца независимо от возраста чада.

Накопившаяся усталость не отразилась, однако, на экстерьере Февралёва. Рубашка на нём белоснежная, строгий галстук завязан идеально, отутюжены классического покроя чёрные брюки. Подбородок выбрит до матового лоска, усики аккуратно подстрижены. Цитрусовое облачко любимого одеколона «О'Жен» заменяло следователю визитную карточку.

Дописав жалобу, Панкратова кумекала, как изготовить второй экземпляр для проставления на нём отметки о получении. Подскочила к Рязанцеву, ладошкой пришлёпнула бумагу к столу.

— Скопируйте!

По нулевой реакции поняла — с этим толстокожим амбалом каши не сваришь, и юлой крутнулась к следователю.

— Отдаю вам, Кирилл Сергеевич, при свидетелях.

— Я не могу принять, — Февралёв отодвинулся вместе со стулом. — Жалоба адресована прокурору. А я не прокурор и не почтальон! Обратитесь в канцелярию межрайонной прокуратуры, — важняк гвоздил Римму Устиновну её же оружием.

Отповедь давалась следователю непросто, баритон его вибрировал от волнения. Обладатель красного диплома понимал, что по закону адвокат права. Де-факто Жидких был ограничен в свободе передвижения позавчера вечером. Но, если добуквенно соблюдать догмы, изобретённые депутатами-инопланетянами, не раскроешь ни одного серьёзного преступления.

Пошипев змеёй, у которой иссяк яд, наобещав кучу проблем, Панкратова спрятала жалобу в ридикюль.

Следователь ретиво собрался и убежал. В прокуратуре его ждал шеф. Нужно было экстренно принимать принципиальное решение по аресту. Счёт пошёл на часы.

Панкратова перекинулась с Жидких несколькими фразами на бытовые темы и насела на Рязанцева:

— Я закончила с подзащитным. Верните его в ИВС.

— Позже, — невозмутимо отозвался убойщик.

— Интересно, почему?! Хотите беседовать с ним в моё отсутствие? Колоть?! Разводить? Так, кажется, это у вас называется? Это незаконно. Потом, он всё равно говорить с вами не будет.

— В изоляторе обед. До двух часов никого не пустят.

Объяснение выглядело правдоподобным. Адвокат знала, что в ИВС постоянно какие-то заморочки — этап, пересменка, дезинфекция, ремонт…

— Ладно. Я вас предупредила, лейтенант. Валерий Анатольевич, до скорого свидания!

Слушая удаляющийся стук каблуков, Андрей снял с пояса наручники. Будет спокойнее, если злодей полчаса посидит в браслетах. За это время коллеги успеют снять информацию, добытую агентом-камерником.

21

19 июня 2004. Суббота.

13.05–13.45

Братушку подняли наверх через пять минут после Жидких. Вернуться в «хату» он должен был раньше сокамерника, будто и не отлучался.

Встреча проходила в кабинете замначальника ИВС Капустина. Собственно, на кабинет конурка у лестницы, ведущей на цокольный этаж, тянула с натяжкой. Раньше здесь была каптёрка старшины. Тем не менее, помещение имело окно и, что очень важно, двойную дверь. Сейчас в кабинетике находилось трое мужиков, и даже боком было не протиснуться между письменным столом и исполинским двустворчатым облезлым железным шкафом.

Капустин, вечный майор предпенсионного возраста, навалился грудью на шаткую столешницу. Без привычного камуфляжа «ночь» он напоминал агронома, заскочившего в контору с посевной. В буйном ворохе его пшеничных кудрей застряли обрывки соломы. Коричневое от загара сухое лицо изрезано глубокими морщинами. Белёсые казачьи усищи прокурены до цвета ржавчины.

Он в старомодной клетчатой рубахе навыпуск и длинных смешных шортах. Из-под стола торчали сандалии сорок пятого размера, обутые на босу ногу. Как всегда, от Капустина много шума.

— Пряники и сахар бери, а варенье не тр-рожь! — раскатисто командовал он. — Не пр-ро твою честь!

Доступ к тумбочке имел только затёртый в дальний угол Братушка. Остальным было не подойти. В майорских закромах агент ориентировался, как в своём кармане.

— Сам-то, Евгеньич, будешь? — Игорь извлёк хозяйский бокал с аляповатым цветком на боку.

— В деревне начаёвничался, — отмахнулся мозолистой лапой Капустин.

— А вы? — с интонацией «чего изволите» Братушка обратился Фомину, к сидевшему возле двери.

— Плесни децл, — барственно кивнул убойщик.

Заместитель Сапеги приехал из Андреевска в десять утра и следующие три часа промаялся от безделья. Все возможные оперативные ходы были сделаны накануне. От внутрикамерной разработки прорыва не ждали, но общение с агентом создавало хоть какой-то движ на делянке.

Фомин тоже майор, но перспективный. В свой тридцатник он уже достаточно давно и крепко сидит на подполковничьей должности. Фомин — крестник Сапеги, который вытащил его из района в облуправление, а потом сделал своей правой рукой. Неудивительно, что Фома предан «Чапаеву», как цепной пёс.

Он кичится репутацией безбашенного и чёрным поясом по карате. Когда Фомин колет злодея, он нагоняет на него запредельной жути, но силу удара контролирует. Поэтому под следствие за превышение служебных полномочий майор попадал только раз. Начальство впряглось за работящего сотрудника, и дело было прекращено за недоказанностью. Одного залёта Фомину явно не хватило, чтобы сделать правильные выводы. Отрабатывать технику ударов на задержанных он не перестал.

У него наружность голливудского супермена российского пошиба. Крепкую шею облегает гранёная цепь красного золота. На пальце топырится ребристая «гайка». Прикинут он в стильное и дорогущее шмотьё.

К ментам с земли Фома относится высокомерно, но для богатыря Капустина делает исключение. В прошлом году они тягались на руках, и замнач ИВС уложил его, как дистрофика.

— Красивую комбинашку я провернул?! Га-а! — ржал Капустин в ожидании похвалы.

Идея перевести стрелки с реального «эксперта» на подставного принадлежала ему.

За час, проведённый в камере, и пару плюх Витёк Сидельников заработал двести целковых. Ушёл, потирая припухшую челюсть, но довольный, и просил не забывать старика.

Капустин радовался, что вновь проскользнул в зазор прокурорских тисков, сжимавшихся всё туже. Ввёл камерника в разработку по липовому протоколу задержания, а после вывода документик уничтожил. Влез на ёлку и смолой не испачкался!

— Как настрой у нашего друга? — отсмеявшись, спросил Капустин.

Братушка оторвался от кружки, тылом ладони промокнул губы.

— Евгеньич, ты в натуре гроссмейстер! Как дед твой из «хаты» выломился, человек сразу пошёл на контакт. Сказал, за что его закрыли — разбой и мокруха. Я ему для симметрии про свои гонки вкратце поведал. Короче, лёд тронулся…

— Ты ему сказал, что с Левандовским сидел? Что жена его, директорша Фонда, живёхонька и опознает бандюков? — требовательно вопросил Фомин.

Агент по-черепашьи вжал голову