Русь и Орда - Михаил Каратеев

— Ну, это как сказать. По мне, сметливее оказались те твои земляки, кои торговали по совести и с того в Москве забогатели. У нас это ныне легко — только почни да не плошай! Тебе же туда пути заказаны… До поры, вестимо, покуда княжит над Русью Дмитрей Иванович.

— Коли так, мне Москвы больше не видать: по летам князь ваш мне в сыны годится, он меня вдвое переживет. А жаль. Все же тогда успел я купить близ Москвы сельцо и добрую пустошь. Думал, сгодится, ан теперь пропадет зазря.

— Как знать! Не редкость люди и в молодых годах помирают, особливо князья. Наипаче когда есть охотники в том им помочь.

— А что? — насторожился Некомат. — Нешто Москве не люб этот князь?

— Москва — это тебе не один человек. Кому люб, а кому и не люб. Немало есть таких, которые втайне держат сторону Михайлы Тверского. То вельми понятно: Дмитрей Иванович, по себе знаешь, норовом крут и многих достойных людей изобидел зря. А князь Михайла сердцем кроток и к тому щедр.

— Вот ему бы на Руси и княжить, — вздохнул Некомат. — Можно было бы вершить дела. Дай-то Бог!

— Будешь плох, не даст и Бог. А коли есть догадка, на Москве денег кадка, — усмехнувшись, промолвил Вельяминов и, помолчав, добавил: — Небось рад, что не угодил на каторгу?

— Век не забуду того, милостивец, как ты меня от погибели спас! И коли оставишь меня на воле, вот те крест святой: не минет и года, как возверну тебе все сполна, что ты отдал за меня татарину. А ежели велишь остаться у тебя в холопах, на то теперь твоя воля, и я ее должен исполнить.

— Холопов у меня и без тебя хватает, — небрежно сказал боярин. — Я тебя откупил лишь по жалости: обидно мне стало, что поганый басурман на русского человека надевает ошейник, ровно на пса. Ты свободен, как и досе был, а той тысячи дирхемов можешь мне вовсе не отдавать, для меня это безделица. Я еще и другое сделаю: дам тебе взаем сколько потребно, дабы снова ты стал на ноги, как подобает купцу столь старого рода. Расторгуешься — отдашь, а то и просто отслужишь. Мне здесь, при Мамае, верный человек надобен.

— Да воздаст тебе Господь сторицею за доброту и за ласку твою, боярин! А уж во мне не сумневайся. Когда тебе что потребуется, только скажи! В лепешку расшибусь, руки и ноги себе узлами позавязываю, а сделаю все, как надо! У меня тут лазеи есть повсюду.

— Вот и ладно. Когда будет надобно, пришлю гонца. Коли он тебе покажет серебряный дирхем Узбековой чеканки, с дыркой посредине, — ему верь во всем и сделай, что он скажет. И помни крепко: мне в моих делах пособишь — тем и себе путь в Москву откроешь. А там денег кадка… Смекаешь?

— Лучше некуды, боярин! Я ведь тоже не на руки обувки надеваю! За меня будь надежен.

Глава 47

Рязанци же гордомысленни, на рать идучи, рекоша друг другу: не емлем, братья, с собою доспехов, ни щитов, ни копья, ни иного коего оружия, токмо ужища да ременье емлем, было бы чем вязать москвичей, понеже суть страшливы и не крепки.

И бысть им сеча лютая на Скорнищеве, и поможе Бог князю Дмитрею Ивановичю одолеша рязанцев, а князь Олег едва убежа.

Вологодская летопись

Пока Дмитрий Иванович ездил в Орду, князь Михайла Тверской тоже не терял времени даром. В Литве он без особого труда договорился с князем Ольгердом о новом совместном походе на Москву. Но сколько он ни настаивал на необходимости действовать немедленно, пока его ярлык на великое княжение еще сохранял свою законную силу, осторожный Ольгерд, привыкший тщательно готовиться к своим походам, до следующего лета выступить не соглашался.

Тогда Михайла Александрович, чтобы использовать отсутствие Дмитрия и хоть чем-нибудь ему досадить, тою же осенью сам вторгнулся в северные московские земли. Он захватил и разграбил Бежецкий Верх [284] и Углич, откуда послал гонца к ярославскому князю Василию Васильевичу, предлагая ему отложиться от Москвы и действовать сообща против Дмитрия. Но князь Василий ответил решительным отказом и стал готовить свой город к обороне, призывая на помощь соседних князей — ростовского и белозерского. Однако Михайла Александрович, у которого войска было немного, на Ярославль не пошел, а, повернув на север, захватил врасплох город Мологу, разграбил его и сжег. Оттуда он двинулся на Кострому, но, не дойдя до нее пятидесяти верст, получил известие о том, что Дмитрий Иванович возвратился из Орды в Москву. Это заставило тверского князя прекратить поход и возвратиться в свои земли.

Тем временем Ольгерд, усиленно готовясь к новой войне с Московской Русью, по своему обыкновению хитрил и прикидывался другом Дмитрия. Он прислал в Москву большое посольство, заверяя Дмитрия Ивановича в том, что вмешиваться в московско-тверские распри больше не станет, и даже предложил заключить мир и дружбу с Москвой браком своей дочери Елены с князем Владимиром Андреевичем Серпуховским. Его предложение было принято, состоялось обручение молодых, назначили и день свадьбы.

Теперь все, по видимости, складывалось для Москвы благоприятно: отношения с Ордой были налажены, со стороны Литвы в ближайшем будущем опасность не угрожала, было очевидно и то, что Михайла Александрович не возобновит своих нападений, пока сын его находится в Москве заложником. Но Дмитрий Иванович знал по опыту, что такое затишье не будет долгим, и потому решил не упускать времени, удобного для того, чтобы разделаться с рязанским великим князем Олегом Ивановичем.

Перед самым Рождеством на Рязань выступила московская рать под начальством воеводы князя Боброка-Волынского.

Рязанцы, еще не имевшие серьезных боевых столкновений с Москвой и помнившие лишь свою легкую победу под Лопасней, семнадцать лет тому назад одержанную над слабым и нерешительным отцом Дмитрия, узнав о приближении московского войска, сейчас же выступили навстречу, весело зубоскаля и похваляясь, что, не обнажая сабель, прогонят москвичей плетьми и навсегда отобьют им охоту соваться в Рязанскую землю.

Встреча произошла у села Скорнищева, и в завязавшейся битве рязанское войско потерпело страшное поражение. Князь Олег Иванович, преследуемый по пятам, едва спасся в Орду, а на великое княжение в Рязани Дмитрий Иванович посадил своего ставленника, Владимира Ярославича Пронского.

Лишь спустя год, заручившись поддержкой Мамая и выдав свою дочь Анастасию за влиятельного татарского темника, мурзу Солохмира, ставшего с той поры его правою рукой [285], князь Олег Иванович с его помощью прогнал из своей столицы Владимира Пронского и вновь утвердился на великокняжеском столе в Рязани. Но перед Дмитрием он все же счел за лучшее смириться и обещал ему свою дружбу.

* * *

В мае следующего года Михайла Александрович Тверской вместе с Андреем Ольгердовичем Полоцким, Дмитрием Друцким и другими литовскими князьями снова напал на московские земли. Он захватил город Дмитров, взял с него откуп и увел оттуда большой полон, а затем осадил Переяславль-Залесский. Но этот город был сильно укреплен, взять его приступом не удалось, а потому, опустошив его окрестности и прослышав о приближении московского войска, князь Михайла и его союзники повернули на север. По пути они ограбили город Кашин и привели в покорность Твери кашинского князя Михайла Васильевича, склонявшегося к Москве, а после того подступили к Торжку, откуда новгородцы, считая этот город своим, незадолго до того прогнали наместника, поставленного тверским князем. Отсюда Михайла Александрович отправил в Новгород посла с требованием немедленно сдать Торжок и выдать воевод, осмелившихся посягнуть на его наместника. Новгородцы это требование отказались исполнить и выслали против князя Михайлы большое войско, которое в первом же сражении с тверичами было разбито наголову. После этого Михайла Александрович взял Торжок приступом, разграбил его и сжег.

Все эти действия тверского князя имели целью отвлечь внимание Дмитрия Ивановича от Ольгерда, который в это время с огромным войском быстро двигался на Москву, как всегда, стараясь подойти втайне и напасть врасплох.

Но на этот раз его расчеты не оправдались: князь Дмитрий, на опыте двух предыдущих войн хорошо изучивший тактику литовского полководца, через своих лазутчиков вел за ним неусыпное наблюдение и вовремя был предупрежден об опасности. Едва перейдя русские рубежи, передовой отряд литовского войска столкнулся с московским сторожевым полком и был разбит. Это сразу окрылило москвичей и обескуражило Ольгерда, который увидел, что его игра разгадана и что дальше надо воевать в открытую. Все же он продолжал двигаться вперед, и встреча главных сил произошла возле города Любутска, куда, на соединение с Ольгердом подошло из-под Торжка и войско тверского князя.

Противники остановились один против другого по сторонам глубокого оврага, в лесистой и сильно пересеченной местности, где не приходилось и думать о каком-нибудь обходном движении, засаде и прочих военных хитростях, в которых был так силен Ольгерд. Прямых же действий он не любил и потому стоял на месте, не начиная сражения. Не начинал его и Дмитрий, знавший, что к нему отовсюду идут подкрепления и что с каждым новым днем увеличивается вероятность его победы. К битве не располагала и погода: шел нескончаемый холодный дождь, промокшие до нитки воины не имели даже возможности развести костры и обсушиться.