Источник - Айн

— Это означает, что ты с кем-то повстречался. Скорее всего с женщиной.

— Повстречался. Не с женщиной. С мужчиной. Доминик, ты сегодня особенно красива. Впрочем, я говорю это всегда. А сказать я хотел другое. Сегодня я особенно счастлив, что ты так красива.

— Что с тобой, Гейл?

— Ничего, кроме ощущения, как легко жить и сколько в жизни несущественного. — Он взял ее руку и поднес к губам. — Доминик, я не перестаю думать о том, какое чудо, что наш брак продолжается. Теперь я верю, что он не будет разорван. Чем-либо или кем-либо. — Она прислонилась спиной к стеклянной панели. — У меня есть

Доминик прошла к дивану и села, прижавшись спиной к подушкам, так ей легче было сидеть прямо. Она не сводила глаз с Винанда. Он стоял, облокотись о каминную доску, вполоборота к ней. Он смотрел на эскиз. Ей было не укрыться от рисунка — он отражался на лице Винанда, как в зеркале.

— Ты его видел, Гейл?

— Кого?

— Архитектора

— Конечно, видел. Меньше часа назад.

— Когда вы познакомились?

— В прошлом месяце.

— Все это время ты был знаком с ним?.. Каждый вечер… когда приходил домой… за ужином…

— Ты хочешь сказать — почему я не сообщил тебе? Мне хотелось получить эскиз и показать тебе. Дом виделся мне таким, но объяснить этого я не мог. Наверное, никто не смог бы понять, что мне надо. Он смог и сделал проект.

— Кто?

— Говард Рорк.

Ей хотелось, чтобы Гейл Винанд произнес его имя.

— Как вышло, что твой выбор пал на него, Гейл?

— Я перерыл всю страну. Все здания, которые мне нравятся, построены им.

Она медленно кивнула.

— Доминик, я исхожу из того, что теперь тебе это безразлично, но знаю, что выбрал того самого архитектора, которого ты, не жалея сил и времени, старалась развенчать, когда работала в «Знамени».

— Ты все прочитал?

— Да, прочитал. Ты вела себя странно. Очевидно, что ты восхищалась его работами, а его самого ненавидела. Но ты защищала его на суде по делу Стоддарда.

— Да.

— Ты даже работала с ним. Та статуя, Доминик, она ведь была создана для его храма.

— Да.

— Странно. Защищая его, ты потеряла работу в газете. Я этого не знал, когда остановился на нем. Не знал и о суде. Я забыл его имя. Можно сказать, Доминик, что это он дал тебя мне. Ту статую,

из его храма. А теперь он дает мне дом. Доминик, почему ты ненавидела его?

— Я не ненавидела его… Это было так давно…

— Пожалуй, теперь это не имеет никакого значения, правда? — Он показал на эскиз.

— Я не видела его несколько лет.

— Ты увидишь его через час. Он приглашен к нам на ужин.

Она очертила рукой спираль на спинке дивана, чтобы убедиться,

что владеет собой.

— Он будет у нас?

— Да.

— Ты пригласил его на ужин?

Он улыбнулся, вспомнив, как не любил приглашать гостей. Он сказал:

— Это другое дело. Он мне нужен здесь. Наверное, ты плохо его запомнила, иначе ты бы не удивлялась.

Она поднялась:

— Хорошо, Гейл. Пойду распоряжусь. Потом оденусь к ужину.

Они стояли в гостиной напротив друг друга. Она подумала: как просто. Он был здесь всегда. Он был движущей силой всех ее действий в этом доме. Он привел ее сюда, а теперь пришел заявить свое право на место в доме. Она смотрела на него. Она видела его таким, как в то утро, когда в последний раз проснулась в его постели. Она поняла, что ничто не мешает живой сохранности его образа в ее памяти. Она поняла, что это было неизбежно с самого начала, с того мгновения, когда она увидела его в карьере каменоломни. Неизбежен был и этот момент в доме Гейла Винанда, и она ощутила покой, поняв, что кончилось время ее решений, — до сих пор действовала она, с этого момента решения будет принимать он.

Она смотрела прямо перед собой. Ее взгляд был чист и строг, как перед боем, ее тело — хрупко и женственно, руки спокойно опущены вдоль длинных прямых складок черного платья.

— Добрый вечер, мистер Рорк.

— Добрый вечер, миссис Винанд.

— Позвольте поблагодарить вас за проект нашего особняка. Это будет самое красивое из ваших сооружений.

— Иначе и не могло быть по характеру поставленной передо мной задачи, миссис Винанд.

Она медленно повернула голову:

— Какую задачу ты поставил перед мистером Рорком, Гейл?

— Именно ту, о которой я тебе рассказывал.

Доминик подумала о том, что же Рорк услышал от Винанда и что заставило его согласиться. Она направилась к креслам, мужчины последовали за ней. Рорк сказал:

— Если проект вам нравится, то заслуга принадлежит, в первую очередь, мистеру Винанду, его идее.

Она спросила:

— Вы делите успех с заказчиком?

— Некоторым образом да.

— А не противоречит ли это, насколько я помню, вашим профессиональным убеждениям?

— Зато согласуется с моими личными убеждениями.

— Боюсь, этого я никогда не могла понять.

— Я верю в преодоление, миссис Винанд.

— Вам пришлось что-то преодолевать, когда вы работали над этим проектом?

— Нежелание испытывать влияние заказчика.

— Каким образом?

— Мне нравится работать на одних и не нравится — на других. Хотя и то и другое несущественно для результата. На сей раз я был уверен, что дом получится таким, каким он и получился, только потому, что я создавал его для мистера Винанда. Это нужно было преодолеть. Или, точнее сказать, мне пришлось работать с этим ощущением и вопреки ему. А так работается лучше всего. Сооружение должно превзойти зодчего, заказчика и будущего владельца. Так и получилось.

— Но здание — это ведь ты, Говард, — сказал Винанд. — Все же ты архитектор.

На ее лице впервые отразилось волнение, она испытала легкий шок, услышав имя Говард. Винанд этого не заметил. Но Рорк заметил. Он взглянул на нее — первый прямой контакт. Она не могла ничего понять по его взгляду, только прочла в нем подтверждение той мысли, которая обожгла ее.

— Спасибо, Гейл, что ты понимаешь это, — сказал он.

Она осталась в сомнении — послышалось ли ей, что он подчеркнуто произнес имя?

— Странно, — сказал Винанд. — У меня до возмутительных пределов развито чувство собственности. Я как-то преображаю вещи. Стоит мне обзавестись в какой-нибудь дешевой лавчонке пепельницей и, заплатив, положить ее в карман, как она становится необычной пепельницей, отличной от всех других, потому что она моя. Она приобрела новое качество, какую-то ауру. И так со всем, чем я владею. От плаща до старенького линотипа в наборном цехе, до экземпляров «Знамени» на прилавках киосков, до моей квартиры… и моей жены. Ничего я так сильно не хотел иметь, как этот дом, который ты должен построить для меня, Говард. Я, вероятно, буду ревновать его к Доминик, когда мы туда переедем; в таких делах я теряю разум. Однако… у меня нет ощущения, что я буду полностью владеть им, — что бы я ни сделал, сколько бы ни заплатил за него, он все же твой и навсегда останется твоим.

— Он и должен быть моим, — сказал Рорк. — Но в другом смысле. Гейл, ты владеешь домом и всем, что я построил. Ты владеешь каждым зданием, перед которым когда-либо останавливался.

— В каком же смысле?

— Когда ты останавливаешься перед вещью, которой восхищаешься, ты испытываешь только одно чувство — его можно выразить словом «да». Утверждение, приятие, знак сопричастности. И это «да» больше чем ответ этой одной конкретной вещи. Это все равно что сказать «аминь» жизни, «аминь» земле, которая несет эту вещь, той мысли, которая создала эту вещь, и себе, способному видеть ее. Способность сказать «да» или «нет» лежит в основе всякого владения. Ведь это владение твоим собственным Я. Твоей душой, если хочешь. У души одно основное назначение — акт оценки. «Да» или «нет», «хочу» или «не хочу». Нельзя сказать «да», не сказав «Я». Нет утверждения без утверждающего. В этом смысле все, на что устремлена твоя любовь, твое.

— В этом смысле мы делимся этой вещью с другими?

— Нет. Это не означает делиться. Когда я слушаю любимую симфонию, я воспринимаю ее иначе, чем замыслил композитор. Его «да» отличалось от моего. Ему дела не было до меня, он преследовал свои цели. Это «да» — оно сугубо личное для каждого человека. Но подарив себе то, что хотел, он подарил мне величайшее переживание. Когда я работаю, Гейл, я действую один, и никому не дано знать, в каком смысле я являюсь владельцем того, что создал.

Но сказав свое «аминь» моему творению, ты присваиваешь его. И я рад, что оно стало твоим. Винанд сказал с улыбкой:

— Идея мне нравится. Мне нравится, что мне принадлежат Монаднок, дом Энрайта и здание Корда…

— И храм Стоддарда, — сказала Доминик.

Она следила за их рассуждениями, как бы онемев. Винанд никогда не пускался в такие разговоры со своими гостями, а Рорк не говорил подобным образом со своими заказчиками. Она знала, что немота позднее взорвется гневом, неприятием, пока же в ее голосе появилась лишь резкая нотка, призванная уничтожить то, что она только что слышала.