Последний император - Пу И

О японских военных преступниках мои братья и сестры, в особенности Лао Вань со своей великолепной памятью, могут рассказывать днями. Они участвовали в переводе огромного количества материалов, связанных с изобличением японских военных преступников и признанием ими своей вины. А после выдворения многих из них обратно в Японию мои родственники помогали управлению переводить огромное число писем из Японии. После амнистии мужа сестры эту работу выполняли Пу Цзе и еще несколько человек.

Был некий японский военный преступник, в прошлом командир сухопутных войск, который в 1954 году когда началось следствие, то ли со страху, то ли из враждебности, замкнулся и ничего не говорил. Даже тогда, когда на процессе его обвиняли свои же подчиненные, он продолжал держаться надменно. Однако на этот раз он признал, что руководимые им подразделения в провинциях Хэбэй и Хэнань шесть раз совершали массовые убийства мирных жителей. Так, в октябре 1942 года подчиненная ему рота в деревне Паньцзядай расстреляла свыше тысячи двухсот восьмидесяти простых жителей и сожгла свыше тысячи домов. Он признал эти факты перед судом. После того, как его осудили на 20 лет тюремного заключения, он сказал корреспондентам: "Во время судебного процесса, имея в виду мои прошлые преступления, я считал, что Китай строжайшим образом подойдет к моим антигуманным действиям и нарушению международных прав человека, и приговорит меня к смертной казни". Он сказал далее, что суд был в высшей степени правильным и справедливым и что судебный процесс проводился так, как никогда не проводился в старом обществе. Он сказал, что хотя ему трудно было найти оправдание за свои преступления, тем не менее ему был выделен адвокат.

Один японский полковник без предъявления обвинения был амнистирован. Муж моей третьей сестры переводил письмо из Японии, которое написал один военный преступник, возвращавшийся вместе с тем полковником на одном пароходе. В письме говорилось, что когда японские журналисты узнали о том, что в тюрьме этого полковника допрашивали его же подчиненные (тоже военные преступники), они сильно негодовали по этому поводу и потому решили взять у него интервью прямо на пароходе, надеясь, что он скажет что-нибудь такое, что будет отличаться от уже сказанного ранее. Дело в том, что восхищение и благодарность новому Китаю из уст военных преступников давно уже набили оскомину некоторым корреспондентам. Однако полковник "не оправдал" их надежд. Корреспондент спросил его: "Почему вы продолжаете говорить все то же самое? Вы все еще боитесь Китая?" Он ответил: "Я сейчас плыву на японском пароходе, чего мне бояться Китая? Я говорю всего лишь правду".

Муж третьей сестры одно время работал заведующим больничными палатами и видел там одного японского военного преступника, который все время скандалил и нарушал тюремную дисциплину, постоянно причинял беспокойство медперсоналу и надзирателям. Когда объявили амнистию и устроили по этому поводу торжественные проводы, он вдруг заплакал и при всех стал говорить о своих ошибках. Еще был один больной, который хоть и не вел себя так бурно, но ни в какую не признавал своей вины. У него был рак прямой кишки. Состояние его было тяжелое, поэтому его пришлось отправить в больницу. Ему сделали две операции, поставили искусственную кишку, а врачи отдали ему свою кровь. Его спасли. После выхода из больницы на одном из собраний он при всех рассказал, как он убивал китайцев, и тут же стал говорить о том, как китайцы же его спасали в больнице. Он рассказывал и плакал. Те, кто слушал, также не могли удержаться от слез.

Перед тем, как все эти истории стали известны, народ уже знал, какие перемены произошли среди японских военных преступников. Однако в то время меня больше заботила моя собственная судьба. Когда я читал газеты и письма родных, у меня тоже не было особого желания всерьез задумываться над прочитанным. Но уже начиная с 1954 года среди японских военных преступников стали заметны некоторые перемены. Судя по обрывкам сохранившихся дневниковых записей, сделанных Пу Цзе, японцы стали активно участвовать в самодеятельности, куда стали приглашать и китайцев. Музыкальными инструментами их обеспечивало китайское руководство. Японцы принимали участие в концертах, ставили пьесы. Принимали они активное участие и в спортивных соревнованиях.

Японские военные преступники узнали в Китае правду. Вернувшись домой, они увидели истинный облик своей пострадавшей от войны родины. Они поняли все, объединились и организовались. Они стали всюду выступать, рассказывая о новом Китае, о преступлениях японского империализма, выступать против возрождения милитаризма, требуя независимости, демократии и свободы. Несмотря на всевозможные препоны, они не сдавались и придумывали всевозможные способы обходить эти препятствия.

"Лучезарное сияние во всем мире"

Со второй половины 1956 года меня частенько стали посещать зарубежные корреспонденты и гости. Многие иностранцы писали мне письма, просили фотографии. В феврале 1957 года я получил письмо из Франции. В конверте, кроме моих старых фотографий, на которые автор письма просил поставить автограф, находился еще какой-то непонятный текст. Вот он:

"Находящийся в тюрьме китайский император

Лучезарное сияние в мире не имеет никакого смысла. Это выражение представляет собой картину всей жизни заключенного в фушуньской тюрьме красного Китая политического преступника, ожидающего приговора. В детские годы он носил богатые одежды, а ныне одиноко гуляет по тюремному двору в старом ватном халате. Имя этого человека Генри Пу И. Пятьдесят лет назад его рождение сопровождалось блистательным праздничным фейерверком, а ныне его жилищем стала тюремная камера. Генри стал китайским императором в два года. Однако в дальнейшем шестилетняя междоусобная борьба в Китае свергла его с трона. 1932 год стал для этого "сына Неба" новым этапом в жизни: японцы оказали ему поддержку и сделали императором Маньчжоу-Го. После Второй мировой войны люди больше ничего о нем не слыхали вплоть до привлекшей внимание фотографии, которая говорит о его трагичной судьбе"…

Если бы он прислал это письмо года на два раньше, то мог бы вызвать у меня слезы, но он опоздал. Я написал ему ответ: "Извините, я не могу согласиться с Вашим мнением. Я не могу подписать Вам фотографии".

Недавно во время визитов некоторых иностранных корреспондентов я столкнулся с немалым количеством достаточно странных вопросов, вроде: "Вам не грустно, что вы были последним императором Цинской династии?", "Вам не кажется несправедливым, что вас длительное время не судили? Разве это вас не удивляет?" и т. п. В этих вопросах как бы звучали нотки сочувствия. Я им отвечал, что если говорить о грусти, то я ощущал ее, когда был императором династии Цин и императором Маньчжоу-Го. Что же до удивления, то скорее это следует отнести к крайне милосердному ко мне отношению. Господа корреспонденты мои ответы, похоже, не поняли. Думаю, что и господин, который мне прислал письмо, вряд ли понял мой ответ.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});