Франция. Большой исторический путеводитель - Алексей Дельнов

В 1840 г. тело императора было доставлено во Францию и перезахоронено в соборе парижского Дома инвалидов. На саркофаге начертаны слова его последней воли: «Я желаю, чтобы мой прах покоился на берегах Сены, среди французского народа, который я так любил».

ЕЩЕ ПОЛВЕКА МОНАРХИИ

РЕСТАВРАЦИЯ БУРБОНОВ

Венский конгресс, собравшийся в австрийской столице в сентябре 1814 г., зрелище являл великолепное. Съехались и государи высшего ранга (российский, австрийский, прусский), и короли и князья прирейнского уровня, старавшиеся в блеске не отставать от первых. «Конгресс не идет, а танцует», - заметил австрийский дипломат князь де Линь. По ходу пришлось, правда, пережить неприятные месяцы, связанные с незаконным возвращением в Париж одного административно высланного - но все проходит. Однажды хозяин, император австрийский Франц устроил бал в своем дворце Хофбурге, приглашено было 3000 персон. Однако привратники тут же перепродавали вручаемые им входные билеты, и народу в залах оказалось вдвое больше. По завершению мероприятия подсчитали, что пропало полторы тысячи позолоченных серебряных ложечек, отлитых специально к этому случаю.

Но за всей этой мишурой вершились большие дела. Государи-победители оставили Германию расчлененной на 38 владений - но при этом прежние мелкие княжества, епископства и вольные города, включенные Наполеоном в государства Рейнского союза, восстановлены не были (а таких насчитывалось свыше трех сотен). К числу этих 38 относились и потенциальный гегемон Пруссия, и земли, подведомственные Австрийской империи. Общегерманским органом стал Союзный сейм во Франкфурте-на-Майне, но значимых властных полномочий он не имел.

Италия состояла теперь из семи частей. Самые богатые области, Венецианская и Ломбардия с Миланом, достались Австрии. Была восстановлена Папская область, в Неаполь вернулись тамошние Бурбоны, Пьемонт разжился Савойей.

Устанавливая границы своих и чужих владений, монархи нисколько не считались с правом наций на самоопределение. Австрийский император Франц прямо заявил, что никаких народов он не знает - ему известны только подданные. Католическую Бельгию, аннексированную было Наполеоном, передали протестантской Голландии. Польшу опять переделили: России достались многие исконные польские земли вместе с Варшавой, а населенная украинцами Галиция осталась у Австрии. Исходили из старинного принципа равновесия сил: как бы кто не усилился настолько, чтобы стать опасным для окружающих. Во многом благодаря этому Францию решили по-прежнему считать в разряде ведущих европейских держав.

Талейран, представлявший Бурбонов, сразу же попытался продать интересы своих новых хозяев англичанам, но глава их делегации министр Роберт Кэстлри решил обойтись без него. После Ста дней к Франции стали относиться строже. Ее не оставили даже в границах 1789 г., отрезав значительные территории. На страну была наложена значительная контрибуция, в обеспечение уплаты которой в ее пределах на пять лет оставался 150-тысячный оккупационный контингент во главе с Веллингтоном. Александр I настоял, чтобы Людовик XVIII объявил политическую амнистию всем своим подданным и не отнимал бы у них дарованную уже конституцию.

К чести Венского конгресса, он, не ограничиваясь делами европейскими, распространил на весь мир запрет на морскую работорговлю.

Монархи России, Австрии и Пруссии держались подчеркнуто дружественно и декларировали, что и в будущем намерены сохранять отношения братской любви. В подтверждение этого они заключили между собой «Священный союз для взаимопомощи и поддержания во всей Европе порядка, основанного на христианских принципах». Из европейских государств к союзу не примкнули только Англия, Папская область и мусульманская Турция.

Священный союз оставался довольно устойчивым на протяжении более тридцати лет не только благодаря интересам большой политики. Этому в немалой степени способствовала духовная атмосфера, установившаяся тогда в Европе, особенно в Германии. В разбитой и униженной Наполеоном Пруссии стремление к национальному возрождению искало корни в идее возвращения к немецкой старине, к освященному религией укладу жизни. Отсюда - рост авторитета католицизма (хотя Пруссия была по преимуществу лютеранской страной), тоска по прежней патриархальности - как в семейной жизни, так и в общественных отношениях. В литературе, в произведениях искусства воспевались рыцарские времена, размеренная, благостная жизнь городов, деревень, монастырей, святых отшельников. Скорее деревень, чем городов - последние за минувшее столетие скомпрометировали себя как начало беспокойное.

Повсеместно потеряли значительную часть своей привлекательности философский и научный рационализм, просвещенческий культ разума. Реакционные мыслители считали (и небезосновательно), что безбожная вера во всемогущество человеческой мысли и привела к ужасам революции и тому, что последовало за ней. Опора на разум - это проявление гордыни человека, утраты веры в Бога. Общество, основанное на своеволии индивидов, а не на религии, не на проверенной веками традиции обречено на анархию или тиранию. Французский писатель граф Жозеф де Местр, долгое время проживший в Петербурге как посланник Сардинского (Пьемонтского) короля, рассматривал французскую революцию как «сатаническую» - в то же время полагая, что она была и родом искупительной жертвы. Он высмеивал все принятые в те годы конституции как «сочиненные», не опирающиеся на духовные основы жизни.

Распространялись мистические настроения - ими был охвачен и наш император Александр I, главный энтузиаст Священного союза (Меттерних, не склонный ко всяким там потусторонностям, поначалу на затею союза смотрел с усмешечкой, как на «трескучий пустяк», но потом, прикинув, что с нее можно иметь - использовал на все сто). Восстанавливала свои позиции католическая церковь, возродился орден иезуитов.

В искусстве на смену классицизму (последним его проявлением был порожденный наполеоновской эпохой ампир) приходил романтизм. Но пока преимущественно не в вольнолюбивом и стихийном байроновском варианте - люди искали отраду в ностальгии: в сумеречных видениях соборов, в средневековых идиллиях и просветленных религиозных композициях.

***

Во второй раз, в июле 1815 г. Бурбоны вернулись настроенные более решительно. Обещанная амнистия не была распространена на активных сподвижников императора периода Ста дней (маршал Ней, как мы знаем, был даже расстрелян по приговору палаты пэров). Вспомнили и о старых революционерах - членах конвента, проголосовавших за казнь Людовика XVI в 1793 г. Они должны были отправиться в изгнание (в том числе великий художник Луи Давид, доживавший остаток дней в Брюсселе).

Сам король Людовик XVIII (1755-1824 гг., правил в 1814- 1824 гг.) не был злопамятным человеком. Он был немолод, толст, любил хорошо поесть. В лучшие свои времена интересовался не политикой, а делами скорее буржуазными: земельными спекуляциями, внешней торговлей, мануфактурами. И во время своих эмигрантских заграничных скитаний он не рвался в первые ряды «спасителей отечества». Так, обретаясь одно время в Пруссии, он скромно снимал с семейством три комнатушки в доме пивовара.

Но большинство эмигрантов повело себя еще более агрессивно, чем в 1814 г. Они еще настоятельнее требовали возврата земель и собственности. Видя, что король не склонен сводить счеты, они занялись этим сами. К грабежам и избиениям, а то и к убийствам крестьян, скупивших помещичьи или церковные земли, добавились случаи самосуда: банды золотой молодежи врывались в тюрьмы и расправлялись там с задержанными наполеоновскими генералами и офицерами, со всеми теми, кого можно было заподозрить в антироялистских настроениях.

Молодежь эта мало была похожа на дореволюционных завсегдатаев салонов. Те владели изысканными манерами. Хоть и с поправкой на сознание своей сословной исключительности - имели уважение к людям. Если они искали удовлетворения за обиду, то предпочитали действовать шпагой. Аристократия же новой волны успела нахвататься демократического духа в худшем смысле. Нагловатые молодцы и их развязные подруги куражились в злачных заведениях и на улицах, задирали прохожих. Кулаки пускали в ход расторопнее ломовых извозчиков.

Церковь вторила роялистам. Священники в проповедях призывали прихожан покаяться во всех своих революционных и имперских грехах, расхитителям церковных имуществ сулили страшное загробное воздаяние. Тайно вернувшиеся во Францию иезуиты старались восстановить свое влияние на школы. В южных департаментах, в Бретани и в Нормандии были случаи убийства протестантов.

***

Но восстановленная монархия была конституционной, и иной быть уже не могла. Это понимал не только настоявший на конституции Александр I - в этом быстро убедился и Людовик XVIII, которому нельзя было отказать в здравом ироничном видении мира.