Саксонские Хроники - Бернард Корнуэлл

Стеапа ревел где-то рядом. В рот мне набилась грязь, дождь поливал нас, и я слышал стук клинков, втыкающихся в щиты. Я знал, что мы проиграли, но снова попробовал встать и опять нанес удар Вздохом Змея. Слева от меня Леофрик издал громкий вопль, и я увидел, как кровь заструилась по траве. Дождь немедленно ее смыл, еще один раскат грома грянул у нас над головами, и я соскользнул обратно в ров.

Там, где мы пытались взобраться на откос, весь склон был испещрен нашими следами, трава стала белой как мел. Мы потерпели полное поражение, и датчане вызывающе вопили — а потом еще один поток людей ринулся через ров, и клинки снова застучали о щиты.

Я во второй раз полез вверх, пытаясь врыться сапогами в меловую почву. Мой щит был поднят над головой, поэтому я не увидел, как датчане побежали вниз, мне навстречу, и узнал об этом только тогда, когда о мой щит ударился топор — так сильно, что дерево расщепилось. Другой топор нанес скользящий удар по моему шлему, и я упал на спину. Я потерял бы Вздох Змея, если бы не петля из волос Исеулт на запястье.

Стеапа ухитрился перехватить датское копье и стащить владельца этого копья туда, где полдюжины саксов в ярости наносили удары чем попало, превратив ров в водоворот, в котором смешались вода, кровь и клинки. Кто-то закричал нам, чтобы мы двигались вперед, и я увидел, что это Альфред: он приближался пешком, чтобы тоже пересечь ров. Я проревел своим людям, чтобы те защитили короля.

Мы с Пирлигом ухитрились встать перед Альфредом и остались рядом с ним, прикрывая его и в третий раз пытаясь вскарабкаться по грязному от крови откосу.

Пирлиг вопил на своем языке, я выкрикивал проклятия на датском, и каким-то образом мы взобрались до середины, удержавшись на ногах; кто-то, может быть Альфред, толкал меня сзади.

А дождь все лил, и мы промокли до костей. Раскат грома потряс небеса, я взмахнул Вздохом Змея, пытаясь отбросить датские щиты, потом взмахнул снова, и мою руку встряхнуло, когда клинок ударился об умбон щита.

Датчанин — сплошная борода и дикие глаза — ринулся на меня с копьем, а я рванулся ему навстречу с мечом в руке, выкрикивая имя Исеулт, попытался вскарабкаться выше, и тут копейщик-датчанин снова ударил копьем. Наконечник угодил в мой шлем спереди, моя голова мотнулась назад, а другой датчанин стукнул меня сбоку по голове, после чего все вокруг завертелось, словно я хлебнул лишку, и погрузилось во тьму.

Ноги мои заскользили, и я смутно осознал, что падаю в наполненный водой ров. Кто-то вытащил меня из воды и поволок к дальней стороне рва. Там я встал, но упал снова.

Король. Король. Его нужно было защищать, а он находился во рву, когда я в последний раз его видел, а ведь Альфред не воин. Он был храбрым, но не любил резни так, как ее любят настоящие воины.

Я снова попытался встать, и на этот раз мне это удалось, но кровь хлюпала в моем правом сапоге и перелилась через край, когда я перенес вес на эту ногу. Дно рва было устлано мертвыми и умирающими людьми, наполовину затопленными водой; живые бежали оттуда, и датчане над нами смеялись.

— Ко мне! — закричал я.

Нужно было сделать еще одно, последнее усилие.

Стеапа и Пирлиг оказались рядом, и Эадрик тоже был тут, а у меня кружилась голова, звенело в ушах и рука ослабела. Но мы должны были сделать это последнее усилие.

— Где король? — спросил я.

— Я вышвырнул его из рва, — ответил Пирлиг.

— Он в безопасности?

— Я сказал священникам, чтобы они его держали. Сказал, чтобы стукнули его, если он снова попытается туда пойти.

— Еще одна атака, — проговорил я.

Я не хотел атаковать. Я не хотел перебираться через тела во рву и пытаться взобраться на этот невозможный откос. Я знал, что это будет глупо, знал, что, скорее всего, погибну, если снова туда пойду, но мы были воинами, а воина нельзя сломить. Это вопрос его доброго имени и гордости. Это безумие боя.

Я начал колотить Вздохом Змея по своему полуразвалившемуся щиту, и другие люди подхватили ритм, а датчане, которые были совсем близко, приглашали нас прийти и погибнуть. Я закричал, что мы идем.

— Господи, помоги нам, — сказал Стеапа.

— Господи, помоги нам, — эхом отозвался Пирлиг.

Я не хотел идти. Я боялся атаки, но еще сильнее боялся, что меня назовут трусом. А потому завопил своим людям, чтоб те убили ублюдков, а потом побежал, перепрыгивая через трупы во рву. На дальней стороне я поскользнулся, упал на свой щит, откатился в сторону, чтобы датчане не воткнули копье в мою незащищенную спину, и встал. Мой шлем сбился набок во время падения, так что забрало наполовину ослепило меня, и я стал поправлять его правой рукой, уже карабкаясь снова. Стеапа был рядом, и Пирлиг тоже, и я ждал первого мощного удара датчанина.

Но удара не последовало.

Я с трудом взбирался на откос со щитом над головой, в ожидании смертельного удара, но кругом стояла тишина.

Опустив щит, я подумал, что, должно быть, уже умер, потому что увидел только дождливое небо. Датчане исчезли. Только что они злорадствовали, потешаясь над нами, называя нас бабами и трусами, хвастая, что распорют нам животы и скормят воронам наши кишки, — и вот они исчезли.

Я взобрался на верх стены, увидел за ней второй ров и вторую стену — датчане карабкались на эти внутренние укрепления — и решил, что они вознамерились держать там оборону. Но вместо этого, добравшись до верха, они пропали из виду, а Пирлиг схватил меня за руку и потянул к себе.

— Они бегут! — закричал он. — Клянусь Господом, эти ублюдки бегут!

Ему пришлось кричать, чтобы перекрыть шум дождя.

— Вперед! Вперед! — орал кто-то — и мы сбежали во второй затопленный водой ров, а после взобрались по его дальнему склону, который никто не оборонял.

И тогда я увидел, что люди Осрика, те самые, из фирда Вилтунскира, побежденного в начале боя, ухитрились перебраться через стены форта.

Впоследствии мы узнали, что они сошли в низину, где лежала мертвая белая лошадь, и под слепящим дождем добрались до восточного угла крепости, который охранялся очень слабо, потому что Гутрум считал его неприступным. Укрепления там были ниже — всего лишь поросший травой вал — и, перебравшись через этот вал, саксы очутились в тылу врагов.

Врагов, которые теперь бежали.

Если бы датчане остались, их перебили бы всех до последнего человека, поэтому они бежали через широкий двор, а некоторые, слишком поздно сообразившие, что битва проиграна, угодили в ловушку.

Памятуя о погибшей Исеулт, я хотел одного — убивать, и уложил двух беглецов, изрубив их Вздохом Змея с такой яростью, что клинок вошел в их кольчуги, кожаную одежду и плоть глубоко, как лезвие топора. Я вопил от гнева, мне нужны были новые жертвы, но нас было слишком много, а пойманных в ловушку датчан — слишком мало. Дождь продолжал сыпать, гремел гром, я выискивал новых врагов, чтобы их убить, и наконец увидел последнюю группу уцелевших, сражавшихся спиной к спине с толпой саксов.

Я побежал к ним и внезапно увидел их знамя. Крыло орла. Там был Рагнар.

Его люди, раздавленные численностью врага, погибали.

— Оставьте его в живых! — закричал я. — Оставьте его в живых!

Три сакса повернулись ко мне, увидели мои длинные волосы, браслеты поверх кольчужных рукавов и, должно быть, подумали, что я датчанин, потому что побежали ко мне. От первого я отбился Вздохом Змея. Второй ударил по моему щиту топором, а третий зашел сзади, и я быстро повернулся, снова взмахнув мечом, крича, что я сакс… Но они не слушали меня.

Потом в них врезался Стеапа, и они кинулись врассыпную. Пирлиг схватил меня за руку, но я отбросил его и побежал к Рагнару, который скалился на окруживших его врагов, приглашая попытаться его убить. Его знамя упало, команда его корабля погибла, но он все равно походил на бога войны — в сияющей кольчуге, с расщепленным щитом, длинным мечом и непокорным выражением лица.

И вот кольцо вокруг него стало сжиматься.

Я с криком бежал к нему, и Рагнар повернулся ко мне, думая, что я хочу его прикончить. Он поднял меч, но я щитом отбил клинок в сторону, обхватил Рагнара руками и вместе с ним рухнул на землю.

Стеапа и Пирлиг защитили нас, отогнав саксов и велев им поискать другие жертвы.

Я откатился от Рагнара, который сел и удивленно посмотрел на меня; на его левой руке была кровь. Клинок, пробив липовое дерево, врезался ему в ладонь, пройдя между двумя пальцами, и теперь у него как будто были две маленькие руки вместо одной.

— Я должен перевязать рану, — сказал я.

— Утред, — только и выговорил он, как будто не мог поверить, что это я.

— Я искал тебя, потому что не хотел с тобой сражаться, — сказал я.

Он вздрогнул, стряхнув разбитые остатки щита с раненой руки. Я видел, как епископ Алевольд в запачканной сутане бежит через двор, жестикулируя и крича, что Бог передал язычников в наши руки.