Никита Хрущев. Реформатор - Сергей Хрущев

Тем же вечером Мжаванадзе распорядился «в целях ослабления напряженности» опубликовать 9 марта в республиканских газетах передовую статью «Третья годовщина со дня смерти И. В. Сталина», на некоторых зданиях вывесить государственные флаги с траурными лентами, на предприятиях и в учреждениях провести митинги памяти Сталина». Не подействовало.

9 марта не встретившая сопротивления толпа выросла, по данным милиции, до восьмидесяти тысяч человек. (В своей записке Мжаванадзе «поскромничает», уменьшит количество митингующих до 35–40 тысяч человек.) Митинг у памятника Сталину, в отличие от вчерашнего, больше не казался стихийным, у присутствовавших (так они свидетельствовали позднее) возникло ощущение, что действия толпы организованы и теперь их координирует «некий штаб». Выступавшие требовали пересмотреть решения XX съезда, прекратить читать письмо «О культе личности». Некто Рубен Кипиани пошел еще дальше, предложил реабилитировать Берию, сместить с должностей Микояна, Булганина, Хрущева, а во главе страны поставить верного «сталинца» Молотова. Какие-то молодые люди с красно-черными траурными повязками на рукавах сновали на площади, раздавали листовки с требованием выхода Грузии из СССР. В толпе оказались не только «защитники» Сталина, но и люди, мыслившие иначе, но «едва они открывали рот, на них набрасывались с кулаками, а шофера грузовика, отказавшегося предоставить свой автомобиль в распоряжение организаторов протеста, попросту сбросили в Куру».

Мжаванадзе в своей записке назовет эти требования «ультиматумом». Сам он появиться перед митингующими не решился, послал туда кого-то, кого он назвал «руководящими работниками ЦК». Но было поздно. Ни они, ни пришедшие на подмогу «члены ЦК КП Грузии, министры, видные представители науки, литературы и искусства» ничего уже не могли поделать, толпа их «не допускала к монументу Сталина», а тех, кто туда все же протискивался, «силой, угрозами заставляли покинуть монумент». Люди не расходились, настойчиво требовали ответа на «ультиматум».

Прозвучали призывы захвата почты, телеграфа, типографий. Уже стемнело, когда часть демонстрантов осадила редакцию газеты «Коммунист», другие, около пяти тысяч человек, чтобы передать свои призывы по радио, направилась к Дому связи, там размещался Республиканский радиоцентр. Радиостанцию охранял усиленный наряд КГБ. Когда из толпы полетели камни, а затем она пошла на приступ, раздались выстрелы. Штурм прекратился. Пятнадцать человек погибли, пятьдесят четыре — ранено. Имелись погибшие и среди солдат. В них тоже стреляли.

Около трех тысяч человек попытались захватить городское управление милиции. И там в ход пошли камни и палки, «выбивали стекла и двери, милиционеров избивали, но стрельбы не было». Еще одна группа митинговавших двинулась на железнодорожный вокзал. Они «забросали камнями отправлявшийся в Москву экспресс, разбили стекла в вагонах, выкрикивали: «Русские собаки! Бей армян!»

Митинги и демонстрации в поддержку Сталина прошли не только в Тбилиси, но и на его родине, в селении Гори, и даже в столице Абхазии Сухуми. И там не обошлось без мордобоя. После отправления из Тбилиси стекла в московском поезде били и в Гори, он там останавливается на пару минут. Разбили, как утверждает милицейский протокол, 105 стекол в десяти вагонах. Пытавшаяся проникнуть в вагоны толпа задержала отход поезда на 38 минут.

Вечером 9 марта отцу домой позвонил Серов, доложил о происшедших столкновениях. В ночь на десятое марта в Тбилиси ввели танки, за ними следовала мотопехота и конвойные войска Министерства внутренних дел.

Продолжавших митинговать у сталинского монумента с трех сторон окружили воинские подразделения. Они начали теснить толпу, при этом «с обеих сторон применялись меры физического воздействия» — удары палками, прикладами и другими предметами. Солдат забрасывали камнями, бутылками, палками, из толпы был произведен выстрел. Примерно 25 солдат, не имея на то команды, открыли беспорядочную стрельбу вверх, которую офицеры немедленно прекратили.

Митингующих у монумента удалось разогнать лишь к середине ночи. «После рассеяния толпы на прилегающей территории обнаружили четырех тяжелораненых граждан и одного солдата… Из раненых впоследствии двое скончались. Все они имели пулевые ранения. Установить где и конкретно кем они были ранены, не представилось возможным». Как писал в своем донесении Серов, КГБ арестовало тридцать восемь наиболее активных зачинщиков беспорядка. Двадцать человек из них осудили: кого за хулиганство, кого за участие в массовых беспорядках, кого за разжигание межнациональной розни. Приговоры прозвучали не по-сталински мягко. Максимальный срок получил Кипиани: лишение свободы на 10 лет.

В материалах следствия мелькало имя Звиада Гамсахурдия. Теперь считается, это именно он написал листовки с призывами об отделении Грузии от СССР. В конце 1980-х годов Гамсахурдия, став президентом Грузинской ССР, добьется своего, объявит о выходе республики из Советского Союза.

В те дни я, естественно, никаких подробностей не знал, до меня доходили лишь отзвуки разыгравшейся трагедии. Когда отец начал поправляться от гриппа, я пристал к нему с расспросами, и он нехотя подтвердил: «Студенты в Тбилиси устроили волынку, напали на поезд, побили стекла», затем вытащил из папки, лежавшей на прикроватной тумбочке, присланные Серовым фотографии и показал их мне. Запомнились зияющие выбитые окна вагонов. Обсуждать происшедшее отец не захотел. В Грузии, он считал, со временем все придет в норму, надо проявить выдержку и стойкость. В этом он очень почему-то рассчитывал все на того же, только что продемонстрировавшего свою недееспособность, Василия Павловича Мжаванадзе — вчерашнего генерала-политработника. Отец его хорошо знал еще со времен работы на Украине. С 1947 года Мжаванадзе являлся членом Военного совета в Харьковском, а затем в Киевском Военном округах. В Киеве отец по долгу службы общался с ним особенно тесно, считал, что он заслуживает доверия и национализмом не заражен.

Мне Василий Павлович казался человеком скользковатым, хитрым и уж очень себе на уме. Но свое мнение я держал при себе, да и признаться, не очень ему доверял. Кто-то из нас двоих не разобрался, либо отец, либо я. Того, что отец может ошибаться в людях, в 1956 году я не допускал.

Тогда же отец решил потрафить грузинам, назначить на один из государственных постов, не решающий, но заметный, человека из Тбилиси, но не сразу, а чуть погодя, чтобы этот шаг Москвы не выглядел вырванной у нее уступкой. Выбор пал на Президиум Верховного Совета СССР, по Конституции, — высший государственный орган в стране, но по сути почти безвластный. 2 февраля 1957 года Секретарем Президиума назначили Михаила Порфиpьевича Георгадзе, до того работавшего заместителем председателя правительства Грузии. Отец его запомнил. В разгаре «волынки» в Тбилиси он не растерялся, не спрятался, 9 марта 1956 года, вместе с толпой разговаривал с Чжу Дэ, потом не отходил от китайского делегата, когда тот выступал у монумента Сталина.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});