Горбун, Или Маленький Парижанин - Поль Феваль

— Если ваше королевское высочество не желает отвечать, я сделаю это за вас. Первое письмо от Лагардера, в котором он просил дать ему охранный лист и которое было послано им из Брюсселя, пришло в Париж в последних числах августа, а к тому времени мадемуазель де Невер была со мною уже почти месяц. Не обращайтесь со мною, ваше высочество, как с обычным обвиняемым, и позвольте хотя бы привести доводы в свою защиту. Двадцать лет Лагардер не подавал признаков жизни. Так неужто вы думаете, что он безо всякого на то основания решил вернуться во Францию именно в это время? Неужто вы не понимаете, что этим основанием и было похищение мною подлинной де Невер? А если уж ставить точки над «и», то Лагардер мог рассуждать только следующим образом: «Если я позволю Гонзаго поселить в Лотарингском особняке наследницу покойного герцога, то что станет со всеми моими надеждами? Что я буду делать с этой хорошенькой девушкой, которая вчера стоила миллионы, а завтра будет простой цыганкой, еще более нищей, чем я?»

— Но можно рассуждать и наоборот, — возразил регент.

— Вы хотите сказать, — ответил Гонзаго, — что Лагардер, видя, что я собираюсь ввести в свет мнимую наследницу, решил познакомить всех с настоящей?

Регент утвердительно кивнул.

— Что же, ваше высочество, — заметил Гонзаго, — даже и в этом случае Лагардер вернулся в Париж благодаря мне) Иного мне и не требуется. Ведь я решил вот как: Лагардер любой ценой станет меня преследовать, попадет в руки правосудия, и тогда все выяснится. Это не я, ваше высочество, помог Лагардеру возвратиться во Францию и здесь мешать действиям правосудия.

— Знали ли вы, что Лагардер в Париже, — спросил герцог Орлеанский, — когда просили у меня разрешения собрать семейный совет?

— Да, ваше высочество, — без колебаний ответил Гонзаго.

— А почему же вы не предупредили меня об этом?

— Перед лицом философской морали и Господа, — ответил Гонзаго, — я чист. А вот перед лицом закона и перед вами, ваше высочество, — если, конечно, вам будет угодно представлять закон, — я уже не чувствую такой уверенности. С помощью убийственной буквы закона какой-нибудь непрямодушный судья может меня осудить. В этом деле я должен был просить у вас совета и помощи, это очевидно, однако если я кому-то неприятен, разве я должен перед вами оправдываться? Я хотел положить конец отвращению, которое принцесса всегда питала ко мне, хотел одержать победу над этим отвращением, не имеющим под собою никаких оснований, с помощью добра, и поклялся себе в этом своей честью; я надеялся заключить мир, прежде чем кому-либо придет в голову, что между нами идет война. Это серьезная причина, ваше высочество, и я, зная лучше, чем кто бы то ни было, вашу нежную и чувствительную душу, которую вы скрываете под напускным скептицизмом, могу заставить вас оценить должным образом эту причину. Но есть и другая причина, быть может, детская, если, конечно, гордость за выполненный долг считать ребячеством. Это грандиозное и святое предприятие я затеял в одиночку, посвятил ему половину своей жизни и в час триумфа не захотел, чтобы кто-нибудь разделил его со мною, даже вы, ваше высочество. Но на семейном совете по действиям принцессы я понял, что она предупреждена. Лагардер не стал дожидаться, пока я на него нападу, и нанес удар первым. Я не силен в лукавстве, ваше высочество, и не стыжусь в этом признаться. Лагардер сыграл тоньше меня — и выиграл. Я не собираюсь рассказывать вам о том, как дерзко этот человек, надев на себя личину, втерся в наши ряды. Быть может, именно грубость уловки и помогла ему добиться успеха. Впрочем, нужно признать, — с презрением добавил принц Гонзаго, — что благодаря своему прежнему ремеслу он обладает редкими способностями.

— Я не знаю, чем он занимался прежде, — сказал регент. — Прежде чем стать убийцей, он был ярмарочным акробатом. Неужели вы не помните, как когда-то здесь, у вас под .окнами, на Фонтанном дворе, некий бедный ребенок зарабатывал себе на хлеб, кривляясь, изгибаясь во всех суставах и, кстати сказать, изображая горбуна?

— Лагардер, — задумчиво проговорил регент, в котором пробудились смутные воспоминания. — Это было еще при жизни старшего брата короля. Да, мы наблюдали за ним из этого окна… Маленький Лагардер…

— Ах, если бы Господу было угодно, чтобы вы вспомнили его двумя днями раньше! Но я продолжаю. Как только у меня возникли подозрения, что Лагардер вернулся в Париж, я возвратился к оставленному было плану. Я попытался захватить обоих обманщиков и документы, которые Лагардер похитил из замка Келюс. Несмотря на всю свою ловкость, Лагардер, или горбун, не смог помешать мне осуществить большую часть задуманного: он сумел спастись, но девушка и документы оказались у меня.

— И где же теперь девушка? — осведомился регент.

— Подле бедной обманутой матери, подле госпожи Гонзаго.

— А бумаги? Предупреждаю, они представляют для вас опасность, принц.

— Отчего же, ваше высочество? — надменно улыбнувшись, спросил принц. — Никогда не поверю, что вы в течение четверти века были товарищем, другом и братом человеку, о котором думали так скверно! Неужто вы полагаете, что я их уже успел подделать? Три нетронутые печати на конверте — вот лучший ответ относительно моей честности. Все документы у меня. Я готов передать их под расписку вашему королевскому высочеству.

— Сегодня вечером мы попросим их у вас, — сказал герцог Орлеанский.

— Сегодня вечером я буду готов — как, впрочем, и сейчас. Но позвольте мне закончить. После удавшегося мне похищения Лагардер был побежден. Но из-за этой его мерзкой личины все перепуталось. Я сам привел врага к себе в дом. Вы знаете, я люблю все странное, и в этом отношении на меня повлиял вкус вашего королевского высочества еще во времена нашей дружбы. Этот горбун снял за безумные деньги конуру моей собаки, он показался мне каким-то сказочным существом, короче, обвел меня вокруг пальца — к чему скрывать? Лагардер — действительно король фокусников. Оказавшись в овчарне, волк сразу показал зубы, но я не хотел ничего замечать, и только один из моих верных людей, господин де Пероль, взял на себя смелость тайно предупредить принцессу Гонзаго.

— Вы можете это доказать? — осведомился регент.

— С легкостью, ваше высочество, господин де Пероль все подтвердит. Однако принцесса и гвардейцы прибыли слишком поздно для двух моих товарищей — Альбре и Жиронна. Волк успел укусить.

— Значит, Лагардер был один против вас всех?

— Их было четверо, ваше высочество, считая моего кузена маркиза де Шаверни.

— Шаверни? — в изумлении воскликнул регент. Гонзаго лицемерно ответил: