История русской церкви (Том 9) - Митрополит Макарий

Другая школа, основанная Петром Могилою в Виннице, продолжала также существовать, но скоро начала называться не винницкою, а гойскою, потому что перенесена была в местечко Гойсчы Луцкого повета. Владелица местечка Раина Соломерецкая, кастелянша смоленская, основала здесь, при каменной церкви святого архистратига Михаила мужеский монастырь и подчинила его навсегда велебным отцам Киево-братского училищного монастыря, с тем чтобы ими заведена была в новом монастыре школа, по подобию других академий и коллегиумов, для преподавания свободных наук детям шляхты и простого народа. На содержание этого монастыря и школы Соломерецкая подарила (2 генваря 1639 г.) фольварк и село Курозвон с крестьянами, с полями, лесами, реками, озерами, мельницами, пасеками и разными другими угодиями; немедленно передала все это во владение назначенному уже митрополитом Петром Могилою и киевскими отцами коллегиатами игумену и ректору Гойского монастыря и училища Игнатию Оксеновичу Старушичу и определила, чтобы и впредь чрез каждые три года назначался игумен и ректор в Гойский монастырь и училище митрополитом Петром Могилою как их патроном и фундатором и отцами Киево-братского монастыря, а по смерти Могилы - только названными отцами. Старушич недолго оставался ректором гойского училища: в следующем году он занимал уже должность наместника Киевской лавры, а игуменом и ректором училища в Гойском монастыре был Иннокентий Гизель. Петр Могила имел утешение скоро увидеть плоды забот своих об устроенных им училищах. Едва прошло восемь лет со времени их основания, как он просил, "паче всех прошений своих", царя Михаила Федоровича соорудить в Москве особый монастырь, в котором могли бы жить "старцы и братия общежительного Киевского братского монастыря" и обучать детей боярских и простого народа грамоте греческой и славянской, и уведомлял, что по неоднократной просьбе валашского воеводы Василия уже послал к нему "благообразных иноков и добре ученых учителей" для заведения школы. Даже отступник от православия Сакович говорил (в 1642 г.) униатам: "Что ваши училища? Они ничего не значат не только пред латинскими (иезуитскими), но и пред училищами отца Могилы, киевским и гойским". И Могила отвечал Саковичу: "Ты вспоминаешь о школах киевских и гойских и признаешь, что в них учат хорошо, - это ты говоришь правду, ибо поистине в них учат хорошо".

Не обошлось, конечно, и в Киеве без столкновений с униатами и латинянами и вообще без огорчений, особенно для самого Петра Могилы. В феврале 1637 г. скончался униатский митрополит Иосиф Велямин Рутский в Дерманском монастыре, где скончался и Смотрицкий. На место Рутского назначен был его коадъютор Рафаил Корсак, епископ Пинский и Туровский, который вскоре по просьбе униатских епископов (от 1 марта) и утвержден папою. Новый митрополит прибыл было в Киев, предъявляя свои права на владения и доходы Киево-Софийского собора. Но принужден был Могилою удалиться, так как по известным "Статьям" примирения эти имения оставлены были за униатскою митрополиею только до смерти Рутского. Воеводою в Киеве был Ян Тышкевич, ярый католик, старавшийся всячески вредить православным. "Я терплю великое преследование от пана воеводы киевского, - писал Могила в 1640 г. Минскому братству, - тут, в Киеве, вновь начали чинить над нами тиранство и проливать кровь. Досадуя, что в моем коллегиуме обучается великое множество (громада) молодежи русской, и опасаясь, что юноши эти, изучив науки, могут показать правду всему свету и могущественно оборонять св. Церковь, воевода приказал своему замковому наместнику взвести клевету на какого-либо студента в важном преступлении, чтобы студенты, устрашившись, все разбежались по другим училищам, в которых прежде учились. И вот в первый понедельник Великого поста, когда студент Федор Гоголевский шел через площадь, его схватили и повлекли в замок. Там слуга наместника Сепач удостоверял, будто ночью, когда он с другими находился в корчме, студенты сделали нападение на дом и кого-то ранили. Наместник, вместо того чтобы произвесть расследование, приказал тотчас студента обезглавить, - и это случилось в мое отсутствие из Киева". Может быть, студент действительно был виноват, но как дело не было расследовано законным порядком, то Могила и мог подозревать здесь одну злонамеренность. Латиняне имели уже в Киеве два монастыря на Подоле: доминиканский и бернардинский. Но монашествующие этих орденов не в состоянии были бороться с православными. Потому воевода Тышкевич с общего совета своих единоверцев решился водворить в Киеве иезуитов с их школою и назначил для будущей иезуитской коллегии фундуш. С этою целию в 1645 г. вызваны были из Кракова в Киев предварительно только два иезуита, Станислав Сметка и Николай Циховский. Они начали совершать исповедь в храмах доминиканском и бернардинском и будто бы совратили в латинство четырех православных. Затем Циховский открыл в бернардинском храме ряд проповедей об исхождении Святого Духа и возбудил ими общее внимание, так что славившийся между своими единоверцами "ректор могилянской коллегии и профессор философии" Иннокентий Гизель пригласил проповедника иезуита к себе в коллегию и предложил ему иметь с ним публичный диспут. С обоюдного согласия диспут об исхождении Святого Духа состоялся 8 июня 1646 г. и продолжался три дня. Обе стороны по обычаю остались при своем, и каждая усвояла себе победу. Вскоре иезуитская коллегия при покровительстве воеводы Тышкевича, к великому негодованию православных, действительно основалась в Киеве.

Кроме столкновений с униатами и латинянами имел еще митрополит Петр Могила в Киеве столкновения, может быть самые тяжелые и прискорбные, с своим предместником Исаиею Копинским. Мы уже упоминали, как отнесся Исаия с своими попами к новому митрополиту, прибывшему на свою кафедру, и как поступил последний с теми попами и с самим Исаиею. Отпущенный из лавры в Михайловский монастырь, Исаия продолжал управлять им до 10 августа 1635 г., когда выехал из монастыря и уже навсегда. Об этом выезде сохранились два почти противоположные известия. Спустя восемь дней иноки Киево-Михайловского монастыря Дометиан и Геронтий будто бы от лица своей братии внесли в овручские городские книги протест, в котором заявляли, что Исаия Копинский по смерти митрополита Иова сам устроил себе "елекцию" на игуменство Киево-Михайловского монастыря, на которое еще прежде избран был всею братнею наместник лавры Филофей Кизаревич, и, насильно выгнав последнего из обители, занял его место, что потом, живя в монастыре, заботился только о своих пожитках, а о братии не радел и утеснял ее тирански и что, наконец, 10 августа своевольно, без всякого повода и причины от кого-либо, выехал из монастыря неизвестно куда и забрал с собою разные монастырские документы и многие наиболее ценные церковные вещи, как-то: омофор, три фелони, два стихаря, четыре чаши, два креста, два Евангелия, две кадильницы, разные книги и пр. Другое известие сохранилось в "Протестации" самого Исаии Копинского, которую он спустя уже два года, т. е. в 1637 г., занес во владимирские градские книги. Здесь, именуя себя "архиепископом Сиверским" (известно, что пред избранием на митрополию он назывался архиепископом Смоленским, Черниговским и всего Севера, т. е. всего Северского княжества, или края, где находился Новгород Северский), Исаия говорил, что Петр Могила, не довольствуясь "першими великими кривдами и опрессиями", как ему самому, так и монахам и челяди Михайловского монастыря, продолжал делать нападения на маетности этой обители и довел ее до совершенного обнищания; что, опасаясь за свою жизнь, он, Исаия, "оставивши монастырь свой во всем целый и наместника от себе и инших законников угрунтовавши", отправился к королю, "о привилей и кглет стараючисе", и что во время отсутствия его, Исаии, из монастыря Петр Могила "неслушне и неповажне, чрез упор и потугу" взял этот монастырь с его маетностями и неизвестно по какому праву отдал в управление отцу Филофею Кизаревичу, назвав его игуменом. В обоих этих известиях, без сомнения, есть преувеличения, как обыкновенно бывало в протестах, но есть и доля правды. Петру Могиле естественно было желать, чтобы Исаия не оставался в Киево-Михайловском монастыре, где была прежде кафедра митрополита, так как, живя в Киеве, Исаия служил как бы постоянным укором для нового митрополита, а в православных, особенно из простого народа, мог возбуждать недоумение, кому же из двух наличных митрополитов должно повиноваться. Потому неудивительно, если Могила старался всячески выжить Исаию из Михайловского монастыря и с этою целию позволял разные нападения на монастырь и его имения. Всего вероятнее, нападения делал не сам Могила, а его наместник по лавре Кизаревич, который мог оправдывать себя тем, что он домогается возвратить себе законные права на Михайловский монастырь, отнятые у него насильно Исаиею. С другой стороны, естественно и то, что Исаия нашелся, наконец, вынужденным этими нападениями своего совместника удалиться из Киево-Михайловского монастыря, но, удаляясь, взял с собою из монастыря некоторые церковные вещи, которые, может быть, сам же и устроил во время своего здесь игуменства. Как бы ни было, впрочем, только, оставляя монастырь, Исаия вовсе не думал отказываться от него; напротив, затем и отправился теперь к королю с жалобою на Петра Могилу, чтобы отстоять монастырь за собою. В это-то время, если верить униатскому писателю, Исаия прибег за помощию к врагу Петра Могилы, униатскому митрополиту Рутскому, и Рутский будто бы принял Исаию с участием и, может быть, походатайствовал за него пред королем или королевскою канцеляриею. По крайней мере жалоба Исаии имела успех, и Петру Могиле последовала от короля напоминальная грамота, чтобы "отец митрополит опрессий больше чинити занехал", монастырь Михайловский с маетностями возвратил Исаии Копинскому и "шкоды починенные нагородил (вознаградил)", под опасением пени в шестнадцать тысяч коп грошей литовских. Тогда Могила начал искать случая войти в соглашение с Исаиею, и случай скоро представился. Приехав 1 февраля 1637 г. в Луцк, Петр Могила узнал, что там же находится и архиепископ Сиверский Исаия, и пригласил его к себе в дом Луцкого епископа Афанасия Лузины. Здесь в присутствии многих духовных лиц оба соперника вели между собою прения и переговоры, и кончилось тем, что Исаия "квитовал" (освободил) Могилу "изо всех на него починенных протестаций" и отказался от всех против него процессов. Но лишь только соперники расстались, как Исаия поспешил отправить чрез волынского возного Станислава Кчумовского для внесения в градские владимирские книги ту самую протестацию 1637 г., о которой мы упоминали выше, и в ней, изложив подробно весь ход своих препирательств с Могилою, нами только что описанных, заявлял, что Могила насильно принудил его во время луцкого свидания отказаться от всех прежних процессов (трудно представить, как это могло случиться в присутствии многих духовных лиц) и что, только "охраняючи здоровье свое", он, Исаия, согласился на уничтожение тех процессов. Не довольствуясь этим, Исаия отправился еще к королю жаловаться на Петра Могилу. Король грамотою от 27 мая 1637 г. назначил комиссию, в состав которой вошли волынский воевода Адам Сангушко, киевский архидиакон Николай Ланцкоронский, киевский судья Стефан Аксак, киевский подсудок Лукаш Витовский и несколько других лиц, и приказал, чтобы члены комиссии немедленно съехались в Киев и, расследовав дело с подробностию, возвратили Михайловский монастырь Исаии, а самый акт следствия представили ему, королю. Неизвестно, как происходило следствие, но несомненно, что оно окончилось не в пользу Исаии, потому что Михайловский монастырь не был ему возвращен. Да иначе и не могло случиться, так как при подробном расследовании дела должно было выясниться, что Филофей Кизаревич избран был в игумены Михайловского монастыря местною братиею прежде Исаии и, значит, имел на монастырь более права, почему и все нападения на монастырь со стороны Петра Могилы и Кизаревича, все покушения их отнять монастырь у Исаии являлись некоторым образом законными. Исаия после этого поселился где-то в Полесье, не прерывая, однако ж, сношений с своими прежними монастырями, лубенским Мгарским и двумя прилуцкими - Густынским и Ладинским, где монашествующие признавали его своим общим отцом и пастырем и называли "епископом Лубенским". Не к чести Исаии надобно сказать, что он начал теперь вредить своему противнику ложными о нем известиями и в Великом посту 1638 г. писал из Полесья в Лубенский и прилуцкие монастыри к игуменам и всей братии следующее: "Одноконечно, король польский, и паны радные, и ляцкие арцибискупы приговорили на сейме, что в их Польской и в Литовской земле православной хрестьянской вере не быть, и хрестьянские церкви поломать, и книги русския вывесть. А Киевской-де митрополит Петр Могила веры хрестьянской ныне отпал, и благословен-де митрополит Петр Могила от папы Римскаго ныне в Великой пост в патриархи, будто быть патриархом хрестьянския веры. А присегал-де он, Петр Могила, королю, и всем панам радным, и арцибискупам ляцким, что ему хрестьянскую веру ученьем своим попрать и уставить всее службу церковную по повеленью папы Римского, римскую веру, и церкви хрестьянския во всех польских и литовских городах превратить на костелы ляцкие, и книги русские все вывесть. А в митрополиты-де в Киев, в Печерский монастырь, на Петрово место Могилы благословлен ныне Карсак, бывший владыко Пинский. А быть-де в киевском Печерском монастыри ляцким чернцом борнадином, а в Никольском киевском монастыри быть приговорено ляцким восаком, а в Михайловском монастыри быть домниканом". Правда, Исаия прибавлял, что о всем этом писал ему из Луцка князь Коширский, воевода волынский, но если бы и действительно воевода писал, все-таки Исаии не следовало разглашать такие важные известия, прежде нежели достоверность их не подтвердится. Между тем известия оказались совершенно ложными. В старом помяннике Антониевой пещеры, при которой некогда Исаия был настоятелем, сохранилась заметка, что он "року 1640, окт. 5 преставися". Но где преставился и где погребен, остается неизвестным. Вообще вся эта печальная история столкновений между двумя митрополитами, Исаиею Копинским и Петром Могилою, нам кажется, более бросает тени на первого, чем на последнего.