Звезда Любви - Юлия Леонова

— Анна Николаевна, — тихий голос Вирановского над ухом заставил открыть глаза, очнуться от нашедшего на нее морока, — идемте уже, кончилось все, приказчик Ваш людей на обед пригласил, — предложил он ей руку.

— Идемте, Михал Алексеевич. Благодарю, что в сей скорбный день Вы были со мной, — вздохнула она, опираясь на предложенную руку.

— Все уже и уехали, — указал глазами на возки и сани, что ехали в сторону усадьбы, Вирановский.

— Боже, где взять сил пережить еще и этот поминальный обед! — вздохнула, не сдержавшись, Юленька.

— Я очень хорошо понимаю Вас, — ответил Михаил, помогая ей забраться в крытый возок и устраиваясь рядом. — Ступай, — резко бросил он Таше, неловко топтавшейся подле саней, — я Анну Николаевну сам провожу.

Лошади тронулись. Юленька, погруженная в свои мысли, не успела ему возразить и лишь только недовольно вздернула бровь, пораженная тем хозяйским тоном, каким Вирановский вдруг заговорил с ее прислугой.

— Я понимаю, Вам так хочется побыть наедине со своим горем… Как Вам тяжко нынче придется, у Василия Андреевича хозяйство вон какое обширное, — продолжил он.

Жюли бросила быстрый взгляд из-под ресниц на раскрасневшееся от мороза лицо Вирановского, вмиг осознав куда он клонит. Как же она раньше этого не замечала? А ведь не такой уж он простачок, как на первый взгляд могло бы показаться, — с неприязнью подумала она, отодвигаясь от него, насколько позволяло узкое сидение. Или это кто-то весьма ловко манипулирует им? — вспомнилось ей их давнее знакомство в доме вдовы Левашовой.

— Вы правы, Михаил Алексеевич, — холодно ответила она. — Одиночество — это то, чего я нынче желаю более всего.

— Все пройдет, — сочувственно вздохнул Вирановский. — Все забудется, Вы молоды, жизнь продолжается.

— Скажите, Александра Платоновна Вам не родственница часом? — повернулась к нему лицом Жюли.

— Не по крови, — удивленно моргнул рыжими ресницами Михаил, — тетушка двоюродная.

Ну, что ж, — вздохнула про себя Жюли, — это многое объясняет. Ну, Александра Платоновна! Не мытьем, так катаньем решила заполучить Закревское!

— Приехали, — выглянула в окошко Юленька, не желая находиться в тесном пространстве крытого возка наедине с Вирановским более ни минуты.

Не дожидаясь его помощи, она выбралась из возка, опершись на руку подоспевшего лакея, и, не оглядываясь, поспешила к дому.

Наконец, и поминальный обед закончился. Погода портилась, соседи стали разъезжаться, приглашая к себе на ночь тех, кто приехал издалека, дабы не обременять хлопотами хозяйку. В доме Закревских, кроме хозяев, остались только те, кто не смог покинуть усадьбу в силу своего преклонного возраста. Проводив тех, кто решился уехать и проследив, чтобы у ее нечаянных гостей были все необходимое, Юленька поднялась в детскую, где безмятежным сном спал Николка, осторожно погладила разметавшиеся темные кудри и вышла, тихо прикрыв за собой дверь. Спустившись к себе в спальню, Жюли присела перед зеркалом и прикрыла глаза, пока ловкие руки Таши вытаскивали из густых темных локонов многочисленные шпильки.

— Что ж теперь-то будет, Юлия Львовна? — осторожно проведя гребнем по шелковистой массе волос, поинтересовалась Наталья. — А коли муж Ваш так и не объявится?

— Пока, как и говорил папенька, будем жить, как жили. Граф Левашов писал, что в Петербурге он еще не появлялся, значит, надобно ждать, — вздохнула Жюли.

— Барыня! — осторожно постучал в дверь Никодим. — Там к Вам барин какой-то пожаловал. Я, простите великодушно, сразу к Вам поспешил, боялся, что вы почивать ляжете, вот имя спросить и запамятовал, а по виду не из наших будет, — сообщил он, застыв на пороге.

— Проведи его в диванную да скажи, что я сейчас спущусь, — устало ответила Жюли, решив, что это, видимо явился с соболезнованиями кто-то из припозднившихся к похоронам соседей. — Таша, заплети просто косу, — попросила она горничную и задумалась, гадая, кто бы это мог быть и вспоминая тех, кто был сегодня на отпевании и поминках.

Накинув на плечи тонкую шерстяную шаль, Юленька торопливо спустилась вниз и, распахнув двери в диванную, освещенную всего одним канделябром с тремя свечами, замерла на пороге. У окна спиной к ней стоял высокий мужчина в темно-зеленом мундире. Светлые волосы были немного длиннее, чем то было принято среди военных, и завивались в кудри, спадая на высокий ворот. Еще не видя его лица, она уже знала, кто перед ней. Глядя на то, как он медленно оборачивается на звук открывшейся двери, Жюли схватилась рукой за горло, да так и застыла, не в силах отвести широко открытых глаз от такого знакомого, такого родного лица.

— Поль! — хриплым шепотом сорвалось с губ.

Сорвавшись с места и путаясь в подоле траурного бомбазинового платья, она в несколько стремительных шагов преодолела разделявшее их расстояние, но замерла, натолкнувшись на ледяной взгляд серых глаз. Павел, не отводя пытливого взгляда от ее лица, отступил на шаг, увеличивая расстояние между ними. Столь холодный прием в момент отрезвил ее. От желания прильнуть к нему, спрятаться в его объятьях, пьянящей радости и восторга встречи не осталось и следа. Отвернувшись, Жюли смахнула набежавшие на глаза слезы.

— Вы плачете, ma cheriе? И от чего же? — услышала она его тихий и такой до боли знакомый голос. — Не от того ли, что не желали моего появления здесь?

От обиды сдавило стальным обручем грудь, но заставив себя улыбнуться против воли, сквозь слезы, она шагнула к нему:

— Нет-нет, как Вы можете так думать! Это от счастья видеть Вас, — и тонкая бледная кисть взметнулась вверх, коснулась изуродованной щеки, кончиками пальцев касаясь шероховатости длинного шрама. — Господи, Вы могли лишиться глаза! — покачала она головой, не в силах молча снести ту боль, что причинил ей вид его увечья.

Шеховской поймал ее кисть там, где манжет туго охватывал тонкое запястье, но даже через ткань она ощутила, как горяча его рука. Отведя ее руку от лица, он поднес ее к губам и чопорно поцеловал воздух над тыльной стороной ее ладони.

— Вы разбили мне сердце, душа моя, так что эта потеря была бы невелика, — сказал он таким небрежным тоном, словно речь шла о чем-то совершенно пустячном, не стоящим ни малейшего внимания. Жюли отшатнулась от него, и, сцепив руки в замок, чтобы скрыть охватившую ее дрожь, прошлась по комнате. Как странно, он ей муж, но она словно впервые видит его. Откуда эта неловкость? Они будто бы чужие друг другу. Почему он так холоден к ней? Неужто Сергей не сказал ему всего? Боже, разве так представляла она себе эту встречу? Поежившись, она укуталась в шаль и, повернувшись к Павлу, улыбнулась дрожащими губами.